Он пришел в госпиталь утром. Профессор Вебер, директор госпиталя, встретил его лично и дал указание на выписку постоянного пропуска.

— Знаете, это самая страшная катастрофа, которую мне приходилось видеть после войны.

Он говорил это, пока Дональд облачался в белый халат и шапочку, которые не снимал потом в течение недели — работал и ночевал в кабинете директора, питался в служебной столовой вместе с врачами и сиделками. Когда прибыла Барбара, он мог подробно рассказать ей обо всем.

— Барбара, Дункан вчера пришел в сознание. Несколько минут говорил с врачом. Когда очнулся, с трудом понял, где находится. Спросил: «Что, самолет перевернулся?» Потом попросил помочь ему подняться. Бедняга Дункан...

Барбара беззвучно плакала. В больших черных глазах стояли слезы.

Она их не вытирала. И слезы катились по ее щекам, оставляя извилистые следы на напудренном лице. Она сидела, по-мужски стиснув лежащие на коленях руки и глядя в одну точку. Даже рыдания жены Криса, которая никак не могла успокоиться после десятиминутного свидания с мужем, не заставили Барбару встать. Она лишь повернулась на шум всем телом и вновь замерла в прежней позе.

Подошел дежурный врач компании БЕА. И, сдерживая волнение, глухо сказал:

— Наши парни ведут себя, как настоящие герои. Почти все, кто пришел в себя, сначала спрашивают: «А как другие?»

Подошел профессор Вебер.

— Мистер Роуз, поскольку вы единственный полномочный представитель клуба, вы, очевидно, должны ответить на запрос бургомистра Мюнхена. Он, справляясь о здоровье игроков, просил узнать, что он лично еще может сделать для пострадавших.

Кстати, персонал госпиталя благодарит Манчестерскую мэрию. Мы получили от имени жителей Манчестера восемнадцатифунтовую коробку шоколада для сестер и сиделок. Коробку только что бесплатно доставил самолет компании БЕА.

«Бесплатно!» — с иронией подумал Дональд. Он хотел сказать вслух что-то резкое. Но присутствие врача компании, который ни в чем не виноват, удержало его.

— Хорошо, я передам благодарность. А нужно ли что нашим парням — целиком полагаюсь на ваше усмотрение.

— Спасибо, весьма польщен.

Вебер стремительно исчез в одной из палат.

Здесь, под крышей, на четвертом этаже лежали самые тяжелые больные. Ослепительная белизна, казалось, даже мягкую тишину окрашивала в белый цвет. В белом безмолвии как бы растворился длинный коридор с белыми стульями возле каждой двери. Никогда в жизни Дональду не приходилось видеть столько белого цвета сразу.

В три часа ночи к нему постучался дежурный врач. Вошел, остановился в дверях и развел руками.

— Увы...

— С Дунканом что-нибудь? — вздрогнул Дональд. Он только что разговаривал с Барбарой, остановившейся в ближайшей гостинице. И первое, что пришло на ум, — несчастье с Дунканом.

— Нет, — дежурный покачал головой, — Эвардс...

Дональд медленно опустился на стул.

Последние два дня бедный Джордж едва держался. К вечеру ждали кризиса. Сделали срочное переливание крови. Но состояние не улучшалось. Пришлось повторить операцию.

— Он умер, когда мать была рядом... — И, помолчав, дежурный добавил: — Немного лучше стало Тейлору. Он попросил пить. Ему дали глоток лимонада. Марфи совсем молодец. Только что подкрепился яйцом. Если хотите, можете пройти к нему на минутку — он не спит.

Дональд поспешил за врачом. На кровати, спинкой прижатой к стене, лежало жалкое подобие былого Криса. На откатных столиках стояла аппаратура искусственного дыхания. А на тумбочке — маленькое блюдце с недоеденным свежим яйцом. Крис улыбнулся.

— Как ребята? Говорят, я пострадал больше всех? Не вовремя это. — Он поморщился от боли.

Чувствовалось, Крис еще не знал подлинных размеров катастрофы. Когда Дональд вопросительно взглянул на дежурного врача, тот едва заметно покачал головой.

«Бедняга Крис не подозревает, что половины его ребят уже нет в живых. Только что ушел из жизни Эвардс».

Изобразив на лице жалкое подобие улыбки, Дональд тихо сказал:

— Ничего, Крис, все в порядке. Ребятам значительно лучше. Через недельку вы сможете их увидеть. Они лежат рядом. Ну, выздоравливайте. — Дональд не мог больше стоять и лгать, глядя во внимательные, усталые глаза Криса.

Он вышел. О смерти Эвардса решил Барбаре не говорить.

— В воскресенье в Манчестер уходит специальный самолет с телами погибших, — сказал дежурный врач.

— Я знаю. Мне придется лететь этим же самолетом.

Когда Дональд улетел, Марфи перевели с четвертого этажа на второй, где лежали легкие больные. Ему стало значительно лучше, хотя до выздоровления было далеко.

Тейлор умер спустя две недели после катастрофы. Вспоминая об этом, Дональд никак не мог себе простить, что уехал так рано. Словно останься он в Мюнхене — и Тейлор бы выжил...

...В дверь комнаты громко и повелительно постучали.

— Да! — машинально ответил Дональд.

На пороге стоял Мейсл.

— С добрым утром, Дональд. Вы еще не одеты? — деланно удивился он. — Через полчаса выезжаем на охоту. Или вы забыли? Костюм ваш лежит на кресле у двери. Поторопитесь. Холодный завтрак в столовой. Как спуститесь на первый этаж, налево. И не задерживайтесь. Боюсь, мне сейчас предстоит неприятная миссия будить нашего главного охотника — президента «Элертона».

«А этого толстяка зачем сюда нелегкая занесла? Вроде бы у Мейсла никогда не было с ним особой дружбы».

Дональд не знал, что спортивную базу, на которую завтра должны были прибыть игроки «Рейнджерса», сдал им в аренду президент клуба «Элертон» Джордж Лоорес.

Ферма Табора, приятеля Мейсла, находилась в двадцати минутах езды от «Уикенд-хауза».

Их ждали. Невысокая, уже в годах хозяйка радушно приветствовала гостей, бесцеремонно оттеснив на второй план своего мужа. Гостей было пятеро — Мейсл, президент «Элертона» Джордж Лоорес, два незнакомых финансиста из Лондона и Дональд.

Дом Табора, комнат на восемнадцать, стоял в самом центре обширной фермы, довольно крупной даже для этих мест. Это был старинный фамильный дом, приведенный, однако, в хорошее состояние. Два нырявших под здание гаража несколько портили фасад. Но этот недостаток скрашивал лежащий перед домом розарий, посреди которого голубел небольшой овальный бассейн с подогретой водой.

В этот прохладный осенний день от голубой воды шел парок. На мягких качалках лежали редкие желтые листья с деревьев-великанов, окружавших поляну перед главным входом. Листья летели через крышу и устилали дорожки сада за домом. Необычный вид деревьев — с яблоками и без единого листочка — делал сад похожим на рождественское чудо.

На террасе гостей ждал аперитив. Молчаливый мистер Табор, щуплый мужчина с длинноносым лицом, усиками и челочкой, стоял в углу со своим фужером и только односложно поддакивал жене. Зато она действовала с энергией, которой хватило бы на обоих.

— Итак, господа, кто любит лошадей и псовую охоту — прошу со мной. Кто хочет пострелять — отправятся с Сэмом.

Только Мейсл и Дональд, к нескрываемой радости Сэма, высказались за ружейную охоту. Смерив их презрительным взглядом, миссис Табор, однако, потащила всех смотреть свою любимую охотничью лошадь.

Крупный коричневый жеребец, казалось, никак не подходил к этой вертлявой, маленькой наезднице.

Возле жеребца стоял мешок с аппетитными зелеными яблоками. Миссис Табор взяла два яблока и скормила жеребцу, обшаривавшему ее маленькую ладошку своими большими мохнатыми губами.

— Пойдемте, пойдемте, я покажу оружие. — Воспользовавшись удобной минутой, Сэм утащил Роуза и Мейсла в гостиную.

На столе лежало с десяток винчестеров и браунингов разных калибров. Мейсл долго придирчиво выбирал оружие, пока не остановился на полуавтомате двенадцатого калибра. Дональд предпочел полегче — короткоствольный лесной «зауэр» шестнадцатого калибра.

«Двенадцатый для фазана, пожалуй, тяжеловат».

Он хотел сказать об этом Мейслу, но не рискнул, настолько тот профессионально вертел в руках оружие и критически его осматривал. Судя по всему, Мейсл разбирался в охоте.