— Вот прекрасно! — отвечал Поэт на эту мысль, — кто имеет в голове логику, здравый смысл, тот поймет, что челнок не может отразить прилива и, следовательно, здесь челнок отражен приливом.
— Вот теперь я знаю, почему стихи могут обходиться без здравого смысла: здравый смысл должен быть не в стихах, а в голове читающего и слушающего стихи, — думал Нелегкий, отправляясь в путь. — Однако ж это клевета поэтическая, что будто бы демон заграждает путь в эдем! Демон ни часовой, ни сторож, ни бутошник: он благородная особа, имеет право ездить четверней… не только что четверней — цугом!.. имеет вход в лучшие дома, и не только что в лучшие — в самые лучшие, в бесподобные!.. Он может… да мало ли что он может!.. Только не может быть поэтом… потому что… хм! и не придумаешь почему; а не может!..
Между тем как Поэт думал и писал стихи после неприятного столкновения у ворот, прочие соперники, возвратясь домой, повторяли: черт знает что за встреча!..
— И очень знает, то ли еще будет! — повторял и Нелегкий, навещая своих избранных.
Потом все они стали думать; но мысли их были так мутны, что в них только неводом можно было ловить слова.
В понедельник были будни, во вторник также будни, в середу был праздник. Около семи часов вечера Судья принарядился, закрутил над лысиной волоса узелком, молча вышел из дома; пошел было из ворот налево; но вдруг своротил направо, через улицу и — прямо на двор к Роману Матвеевичу.
— Дома?
— Дома-с!
Человек побежал вперед, двери в гостиную отворились, Судья подошел к дверям и смутился. «Верно, званый вечер! — подумал он. — Вот попал!»
В гостиной раздавалось: «Покорно прошу, садитесь, господа! прошу без церемоний!»
Роман Матвеевич и Наталья Ильинишна усаживали Поручика, Прапорщика и Поэта, которые один вслед за другим пожаловали к ним в гости.
— А! вот и почтеннейший наш Судья! — вскричал хозяин, встречая нового гостя.
Едва присел Судья, откашлялся и хотел сказать приветствие Наталье Ильинишне, вдруг человек вбежал:
— Господин Полковник!
— Проси, проси!.. Господин Полковник! сердечно рады!..
— Очень рады, что и вы удостоили нас своим посещением! — прибавила Наталья Ильинишна, прося его садиться подле нее, на креслы.
Поручик и Прапорщик встали, схватились за шляпы, которые взял у них из рук Роман Матвеевич, пробирались и к шпагам, которые стояли уже в углу; а Полковник присел уже, посмотрев на них искоса…
— Я… — сказал он, обращаясь к Наталье Ильинишне… Вдруг дверь отворилась.
— Господин Городничий! — доложил слуга.
— Аа, вот и начальник города! Милости просим!
— Пора бы, пора! — прибавила Наталья Ильинишна. Кресла задвигались; Городничий садился, немного смущенный мыслию, что приехал без зову на званый вечер.
— Господа, прошу оставить ваши вооружения! — сказал Роман Матвеевич Поручику и Прапорщику, — мы и господина Полковника обезоружим.
— Погода очень благоприятная, — начал Полковник. Действительно прооогуул… — сказал Городничий…
— Господин Маиор! — доложил слуга.
Двери отворились снова; вошел Маиор и оробел.
Опять усаживанье: «Кладите шляпу, оденьте шпагу!..»
— Вот люблю, господа, — начал Роман Матвеевич, — давно бы, давно сговориться посетить нас…
— Проси сюда Зою Романовну разлить нам чай! — крикнула Наталья Ильинишна.
Смущенные гости вместо ответа на слова Романа Матвеевича поклонились.
— Служба… — сказал Полковник.
— Я… — произнес Судья.
— Должно сказать… — выговорил Городничий. Вдруг из противных дверей вышла Зоя.
Все вскочили с мест.
Зоя, не воображая видеть во всех этих господах претендентов на ее руку и сердце, очень равнодушно окинула всех одним взглядом и села на диване подле матери.
Внесли семейный самовар, поднос с чашками, корзинку с хлебом.
Роман Матвеевич стал усаживать гостей вокруг стола.
— Наташа, — сказал он, — мы не отпустим гостей без ужина.
— Разумеется, — подтвердила Наталья Ильинишна, выходя для распоряжений.
— А между тем можно пульку в бостон, по небольшой… не правда ли?..
И Роман Матвеевич вышел. Зоя молча разливает чай, — и гости-женихи сидят молча, устремив на нее взоры.
Но как будто кто-нибудь вдруг шепнул каждому на ухо: стыдно молчать! ну! раз, два, три!..
— Зо… Зо… Зо… Зо… Зо…
— Вот здесь, на два стола!.. — раздался звонкий голос Романа Матвеевича в дверях.
— …я, — договорили в один голос все женихи и — умолкли; потому что Зоя, услышав со всех сторон зо, зо, зо, зо, — с удивлением окинула всех быстрым взором и, улыбнувшись, сказала:
— Не угодно ли чаю?
Как по команде, все приподнялись с мест, и семь рук потянулись к подносу, перепутались, разобрали с трудом чашки.
— А сливок! — сказала Зоя.
И снова семь рук протянулись; но ручка у сливочника была одна, — и все вдруг отдернули руки свои — разумеется, из взаимной учтивости.
— Сегодня прекрасная погода! — сказала Зоя.
— Пре… — произнесли в один голос женихи, забывая о сливках; но Роман Матвеевич опять перервал слово надвое.
— …красная, — было произнесено почти шепотом.
— Карточку! — сказал Роман Матвеевич, подходя к Полковнику.
— Никак не могу-с! я… назначил пригонку амуниции!..
— Полноте, Полковник… что за пригонка амуниции!..
— Никак не могу-с! если позволите, в другой раз. Роман Матвеевич к другому, к третьему; все: «Никак не могу-с!» Городничему мешало отправление почты, Судье — месячный рапорт.
— Угодно еще чаю? — спросила Зоя, обращаясь ко всем.
— Никак не могу-с! — вскричали все в один голос и один за другим схватились за шляпы, распрощались.
— Где же гости? — вскричала Наталья Ильинишна, кончив выдачу провизии и возвратясь в гостиную.
— А бог их знает, что с ними сделалось: схватились за шапки, да и драло: по-русски.
— Что за странность!
— Да, немножко странно! Точно как будто черт их вымел отсюда! — А я было и стол приготовил.
— А я выдала провизию на ужин!.. нарезала сыру, ветчины, сарделек наложила, вареньев на тарелки — хотела после чаю на стол поставить!..
— Хм!
— Хм!
— Нет, это преглупая вещь: свататься самому! — сказал Городничий, возвращаясь домой. — Хоть и говорят, что теперь вообще все сами сватаются, только мне не верится; это совершенно невозможно. Во-первых: минуты не найдешь объясниться порядком; а во-вторых: каким образом сказать девушке: не угодно ли за меня выйдти замуж? Положим, что я и решился бы сказать это Зое Романовне; но что ж она будет отвечать, желал бы я знать?.. Разумеется, как скромная девушка, должна будет сконфузиться, покраснеть и уйти. Тут и догадывайся: хочет она или не хочет отдать руку и сердце?.. Нет, это не в порядке вещей! Лучше на старый лад: подослал сваху, да и прав. Нет, так нет, и стыда нет; по крайней мере, за глаза сказано. Зайду к Анне Тихоновне, поговорю с ней… она же давно приговаривалась просватать мне хорошенькую невесту.
Сказано — сделано. Городничий зашел к Анне Тихоновне, имел с ней тайные переговоры.
Тс, кажется, кто-то идет, — сказала она ему наконец, — никому ни слова! а мое дело хлопотать.
— А уж вы будьте уверены, Анна Тихоновна…
— Хорошо, хорошо. Вы когда посылаете в Киев?
— Да когда вам угодно, я хоть нарочного пошлю… Так вот кстати обращик, поручите, пожалоста, верному человеку купить мне вот точно такого грогро…[26] ни хуже, ни лучше! а уж там, что причтется денег…
— Предоставьте уж это все мне… все будет исполнено!..
— До свидания!
— Прощайте, Анна Тихоновна!..
Веселый и радостный, с полной надеждой на успех, отправился Городничий домой, повторяя: «Вот так-то гораздо лучше!»
Не прошло пяти минут, к Анне Тихоновне явился Полковник с визитом.
— А супруг ваш?
— На следствии.
— Все ли в добром здоровье?
— Покорно благодарю, господин Полковник.
26
Грогро — плотная шелковая материя.