И я поспешила затолкать незнакомку на заднее сиденье, быстро забралась за руль, и ловко выехала со стоянки.

Господи! Что они с ней сделали-то?

Девица по-прежнему лежала без чувств. Я посмотрела на заднее сиденье, и подумала, что, если меня сейчас остановит гаишник, я вряд ли сумею объяснить, что у меня в машине делает эта девица. Вижу я её впервые, хотя...

Подозревать ему меня не в чем, вполне могу сказать, что подруге плохо стало, и я везу её в больницу.

А в больницу я с ней заеду, что-то странно она выглядит. Испугавшись своей мысли, я резко затормозила, повернулась к ней, и пощупала пульс. Пульс был, и я испустила вздох облегчения.

И я поехала в частную больницу, принадлежащую моему мужу. Зимой он открыл больничный комплекс, частную поликлинику, и небольшую аптеку. Макс не много зарабатывает, но очень любит свою работу. Однако его заедает тот факт, что его жена состоятельнее его, и он открыл свой бизнес. Каким образом он ухитряется совмещать управление целым больничным комплексом, сетью аптек, и службу в МВД, это отдельная эпопея.

Одно скажу точно, он у меня лучший на свете человек.

Правда, есть ещё один человек, рядом с которым моё глупое

сердце трепещет. Но об этом как-нибудь потом.

Я влетела в холл больницы, и бросилась к знакомой

медсестре.

- Алена, у меня в машине девушка без сознания, - затараторила я, - её ударили какие-то отморозки...

- Сейчас, - она без слов меня поняла, и через пять минут девушку извлекли из машины, и увезли вглубь больницы.

Я присела на стул в холле, налила себе из автомата каппучино, и стала ждать. У Макса тут полный сервис, он позаботился о том, чтобы посетителям было комфортно.

В меру мягкие кресла, автоматы с водой, сигаретами, и напитками.

- Всё в порядке, Эвива Леонидовна, - подошла ко мне Алена, - она пришла в себя.

- С ней ничего страшного? – спросила я, кидая пустой стаканчик в урну.

- Да, ушибы, - кивнула Алена, - она сильно избита, но без тяжких телесных. А на руках следы верёвок, боюсь, мы обязаны сообщить в милицию.

- Давай не будем этого делать, - обняла я её за плечи, и, поймав её удивлённый взгляд, пояснила, - я хочу с ней поговорить. Давай, я сейчас с ней побеседую, а потом ты позвонишь в милицию. Хорошо?

- Хорошо, - пожала плечами Алена.

- Как её зовут, она сказала?

- Да, Мирослава Ягода.

- Интересное сочетание имени и фамилии, - пробормотала я, - проводи меня к ней, пожалуйста.

Алена кивнула, и мы запетляли по коридорам. Она открыла дверь палаты, и я вошла внутрь. Мирослава лежала на кровати, и, когда мы вошли, она повернула голову.

Я машинально отметила, что девочка очень красива, у неё длинные, прямые, чёрные волосы. Прямо, как у меня, только у меня буйные кудри от природы. А глаза у неё огромные, синие-пресиние, и мордочка в веснушках.

- Здравствуй, - села я рядом, - тебя зовут Мирослава, как мне сказали, - уточнила я.

- Да, - кивнула она, - но как я здесь оказалась? Последнее, что я помню, это, как те два придурка пытались затащить меня в

машину.

- Да, я швырнула в них гранату со слезоточивым газом, -

улыбнулась я, - а потом огрела битой.

- Какая ты храбрая, - улыбнулась в ответ Мирослава, - я бы в такой ситуации сбежала с места происшествия.

- Послушай, Мирослава...

- Лучше просто Слава, - сказала она, - меня так в деревне называют.

- В деревне? – вздёрнула я брови.

- Да, я из деревни приехала, - пояснила Слава, - хотела в институт поступать, а получилось то, что получилось.

- А что случилось? – участливо спросила я.

Мирослава родилась в маленькой деревеньке в трёхстах

километрах от Москвы, в многодетной семье.

Родители её были глубоко верующими людьми, и считали, что убивать дитя во чреве матери, грех великий. Вот и рожали, сколько Бог дал. А о том, смогут ли они прокормить такое количество детей, они как-то не задумывались.

Свою деревенскую жизнь Слава вспоминает с содроганием, в пять утра подъём, молитва, очень скромная еда, и тяжкая работа каждый день. Мать её работала в церкви, продавала церковную утварь, а отец летом работал в поле, а зимой рубил дрова для жителей соседнего посёлка. Простая, рабочая семья, дети с младых лет приучались к труду. Как только на ножки встали, так и вперёд.

Один брат Славы умер, замёрз в лесу, когда ходил за дровами, один так и живёт в деревне, а две сестры в своё время уехали в Москву, да так и сгинули.

Мирослава восьмой ребёнок в семье, и последний.

Последние роды были очень тяжёлыми для её матери, и она больше не могла иметь детей.

Все дети в семье никогда не ходили в школу, их родители искренне считали, что нет лучше образования, чем теология, и отдали их в церковную школу. Но дело было в том, что деревня эта Богом забытая, и школ тут не было, дети ездили вы соседний посёлок на электричке. А открытая при церкви школа даже и учебным заведением не считалась, её, вроде как, и не существовало. Дети ходили сюда по вечерам, и мать Мирославы читала им Библию и церковные каноны. Если

остальные дети ходили в эту школу после основных занятий,

то дети Симоновых исключительно сюда, а об общеобразовательной и не помышляли.

Но, с огромным опозданием до администрации дошло, что такие-то дети никогда не посещали школу, ну, и приехали выяснить, что, как, зачем, и почему. Василий Иванович, отец, внимательно выслушал представителя ГОРОНО, и сказал им:

- Мои дети не нуждаются в подобном образовании. Всё, что

им понадобится в жизни, они уже получили. Они ходят в

церковную школу.

- О чём вы говорите? – воскликнула изумлённая представительница министерства образования, - какая ещё церковная школа? О чём вы вообще говорите? Каждый ребёнок российской федерации должен закончить десятилетку. А школа, что у вас при деревне, не оформлена должным образом, просто, как церковный кружок.

- Это вы меня послушайте, - твёрдо сказал Василий Иванович, - теология – образование государственного образца, и мои дети будут получать его.

Все дети с необычной фамилией Ягода слушались отца, все закончили церковную школу, двое сыновей стали священниками, один умер, а один уехал из деревни, и исчез.

Отец был очень зол, когда нашёл записку, оставленную сыном, в которой он сообщал, что больше не желает жить в деревне, и уезжает в город.

Потом уехали две старших сестры, и на этот раз отец был просто в бешенстве, в дикой ярости. Он рвал и метал.

- Что за детей я вырастил? – сокрушался он, - я готовил из них служителей Богу, а они городской жизни захотели.

И с этого момента спокойная жизнь Славы кончилась. Её единственную отдали в общеобразовательную школу, представительнице министерства образования всё-таки удалось уговорить родителей девочки отдать её не в церковную, а в обычную школу.

Слава училась очень хорошо, и её даже стало тянуть на медицину. Но, едва она заикнулась, что хочет продолжить образование, как отец тут же поднял крик. Даже получение аттестата зрелости было под угрозой.

- Хочешь стать медиком? – сурово спросил отец, - вон, иди в

местный здравпункт, там и научишься. А о городе и думать

забудь.

Так Мирослава оказалась за прилавком в местной аптеке, и так началась её скучная, однотонная жизнь. Пока... пока не приехал её старший брат, тот самый, что некогда ушёл из отчего дома.

Родители встретили его очень холодно, да что там, они даже говорить с ним не захотели. Разве что с лестницы не спустили. И он пришёл к сестре в аптеку.

Слава сначала даже не узнала брата, бритый, в дорогих

джинсах, пиджаке, и золотой цепью на груди.

- Привет, сестрёнка, - воскликнул он.

- Андрюша, - ахнула Слава, - так ты вернулся?

- Я за тобой приехал, - улыбнулся он, - не хочешь в Москву уехать?

- Но, родители... – пробормотала Слава.

- Забудь о них, - улыбнулся Андрей, - поехали со мной, поступишь в институт. Ты ведь о медицинском мечтала.