Еще будучи Зорькиным, он проворачивал такие аферы, которые Остапу Бендеру и не снились. Последним шедевром его мошенничества стала продажа большой коллекции картин советских художников президенту одной соседней страны. А треть из этой коллекции представляли собой искусные подделки! Если когда-нибудь покупатель решит провести настоящую, полноценную экспертизу картин, то его ждет огромное разочарование. Вместо уникальных образцов советского авангарда эксперты непременно увидят новодел, тщательно выписанный копиистами, живущими в начале нового тысячелетия. Этой причины было вполне достаточно, чтоб со сцены жизни исчез господин Зорькин, специалист по антиквариату, а вместо него возник Шанаев, коллекционер старинных музыкальных инструментов…

Человек был новый, а привычки старые. И Григорий Петрович опять потирал нос, полностью погрузившись в размышления о предстоящей встрече, соображая, как лучше, с наибольшей выгодой для себя, провести разговор и добиться желаемого. Шанаевский интерес и волнение были объяснимы, поскольку собеседником его был человек не совсем обычный.

Дело в том, что восьмидесятитрехлетний герр Николас Мюллер еще ребенком был увезен родителями в Германию. Его родители эмигрировали из СССР в Германию, но осели в Австрии и сменили свою украинскую фамилию Мельниченко на австрийскую Мюллер, что являлось прямым переводом и значило «мельник». Всю свою жизнь урожденный Мыкола Мельниченко занимался музыкой, а вернее – помогал музыкантам. Он был настройщиком. Настраивал и ремонтировал рояли, фортепьяно, а также струнные музыкальные инструменты. Постепенно Мюллер стал собирать раритетные скрипки, альты, которые по случаю попадали к нему в руки. Жил он в обычной трехкомнатной квартире, одна комната которой была специально оборудована под коллекцию, где преобладали смычковые инструменты.

Встреча Шанаева со старым Мюллером была срочной, поскольку в немецком журнале «Focus» был опубликован материал, буквально взорвавший европейскую и американскую прессу. Публикацию прокомментировали практически все ведущие СМИ.

Эта история, для которой так и просится название «Дедушка-миллиардер», наверняка ляжет когда-нибудь в основу киносценария для Голливуда. Итак, три года тому назад во время стандартного таможенного досмотра пассажиров поезда, следовавшего из Швейцарии в Мюнхен, внимание чиновников привлек один восьмидесятилетний дедушка. После досмотра у старика обнаружили конверт с 9000 евро наличными. Эта сумма всего лишь на 1000 евро больше той суммы, которую необходимо декларировать. В общем, дедушка немного прокололся. Въедливые чиновники от старика не отстали, напротив – взяли его в оборот по полной программе.

Когда дедушку начали трясти, оказалось, что это уникальный старичок. Во-первых, в налоговой о нем не было никакой информации. Во-вторых, дедушка дожил до старости, но не имел никаких легальных источников дохода. В-третьих, у старика даже не было медицинской страховки. В-четвертых, о нем ничего не знали социальные службы. Фактически, в официальной матрице дедушка не существовал, что несказанно озадачило и расстроило следователей. Хотя соседи знали его как добропорядочного настройщика – герра Николаса Мюллера.

Старика начали крутить дальше и решили провести обыск в квартире на предмет выявления незадекларированных денег. В скромной, арендованной за 650 евро в месяц квартирке в северной части Вены фискалы провели обыск. Среди банок с консервами 1980-х годов и других пожитков, к огромному удивлению налоговиков, была обнаружена уникальная коллекция редчайших музыкальных инструментов, насчитывавшая около 500 единиц.

В основном это были скрипки таких гениев, как Страдивари, Гварнери и Амати.

Проверяющие были в таком шоке, что дедушку от греха подальше поместили в тюрьму, а информацию о найденной коллекции, которую конфисковали и отправили на склад таможни, засекретили до выяснения масштабов катастрофы.

Постепенно клубочек начал раскручиваться. Во-первых, по оценкам музыковедов, стоимость найденных произведений составляла порядка полумиллиарда евро. Во-вторых, в коллекции обнаружили множество скрипок, которых вообще не должно было существовать. Они были списаны разными музеями музыкальных инструментов мира в связи с ветхостью и разрушением, а Николас Мюллер, будучи не только мастером-настройщиком, но еще и замечательным реставратором, буквально по щепочке и по дощечке возрождал погибшие инструменты к жизни. Когда следователи, что называется, «достали» почтенного герра Мельниченко, как его знали на Украине, то он объявил правоохранительным органам Австрии следующий ультиматум.

Дескать, собирал я свою коллекцию на протяжении всей жизни лишь с одной-единственной целью – подарить ее родному городу Киеву в знак того, что хоть я и Мюллер последние семьдесят лет, но душой я всегда оставался Мельниченко!

Вот как отжег дедуля! И поставил своим заявлением австрийские правоохранительные органы в крайне неудобное международное положение. Чиновники от него отстали, а дело приобрело огласку уже как дипломатический прецедент. В результате четкой работы австрийских дипломатов коллекцию Мюллера-Мельниченко следовало описать, задокументировать и отправить в Киев, для пополнения собрания старинных музыкальных инструментов Городского музея.

Представлял Городской музей Киева Шанаев. Он хоть официально в штате музея и не числился, но зато там находилась на бессрочном хранении его собственность – коллекция старинных музыкальных инструментов.

Разговор с Мюллером проходил в одном из традиционно респектабельных венских кафе «Хофбург», располагавшемся в самом центре города, непосредственно во дворце Хофбург[7], рядом с входом в Музей «Сисси»[8].

– Здесь мы буквально окружены историей! – бодро заметил Мюллер. Несмотря на почтенный возраст, он был одет в великолепно сшитый пиджак цвета топленого молока, белоснежную рубашку и брюки цвета терракоты. – Вы не будете возражать, если наш разговор пойдет на русском? Может, он у меня не слишком совершенен, но хочется практиковаться.

– Буду рад. Мой немецкий еще хуже английского, – с улыбкой заметил Шанаев, радуясь в душе, что не возникнут сложности перевода. – Итак, герр Николас, у вас есть желание передать свою коллекцию Украине?

– Выдающийся философ Людвиг Витгенштейн как-то заметил, что музыка есть «самое рафинированное из всех искусств», поскольку «субстанция, позволяющая толковать ее содержание, обладает всей бесконечной сложностью. Эта сложность находит выражение во всех прочих искусствах и утаивается музыкой». Лично я думаю, что рафинированность музыки по сравнению с другими искусствами выражается и в том, что музыкальное произведение нематериально. Вы меня понимаете? – Небольшие глазки Мюллера сохранили живость и блеск. Несмотря на почтенный возраст, он смотрел на собеседника внимательно, с затаенной насмешкой.

– Абсолютно! – изобразил почтение приезжий.

– Я это говорю в том смысле, что оно не существует вне момента своей реализации в виде исполнения. Действительно, скульптура Фидия или полотно Рубенса – это некий материальный объект. В то время как материальным выражением большинства музыкальных произведений являются партитуры. Партитура, нотные тексты как материальные объекты сами по себе не являются произведением музыкального искусства: таким произведением мы все-таки считаем записанную в них музыку, а для того, чтобы эта музыка «осуществилась», необходимо ее исполнение. Те, кто собирает старинные инструменты, по сути, владеют музыкой! – Старый коллекционер рассмеялся, и звук его смеха напоминал клекот голубей на площади рядом с кафе.

Шанаев посмотрел на конную статую Евгения Савойского[9] и подумал: «Ох! Не простой ты старичок, Мюллер-Мельниченко!»

– Вы хотите обсудить вопрос, связанный с так называемыми старинными музыкальными инструментами? Ведь вы за этим приехали, Григорий Петрович? – Взгляд старика стал холодным, и улыбчивое, светское выражение исчезло с его лица.