Стук становился все настойчивее. Запалив о свечку маленький огарок, Андрей пошел в переднюю.

— Кто? — спросил он громко.

— Откройте! Спасите, если вы честные люди… за мной погоня! — отозвался умоляющий голос за дверью.

Грязнов, не раздумывая, повернул ключ, откинул цепочку. На него навалился маленький человек с бледным, окровавленным лицом.

— Спасите… спасите!.. — хрипел он исступленно. — Я коммунист…

Едва сделав шаг, человек упал навзничь. Андрей растерялся. Незнакомец лежал на полу и глухо стонал.

На улице вновь послышались торопливые шаги нескольких человек. Андрей быстро захлопнул дверь и накинул цепочку.

— Никита Родионович! — позвал он. — Идите скорее сюда!

Увидев лежащего на полу передней человека, Никита Родионович остановился.

— Коммунист… просит спасти… — сказал Грязнов.

Никита Родионович взял из рук Андрея свечной огарок, наклонился над лежащим и осветил лицо. Что-то знакомое припомнилось ему. Он где-то уже видел этого человека… А-а, да ведь это тот самый горбун, гестаповский агент, который стоял возле дома Изволина! Гестаповский агент — и вдруг коммунист! Предатель, погубивший, со слов Дениса Макаровича, много советских людей, ищет спасенья?.. Нет, тут другое…

— Что будем делать? — растерянно спросил Андрей. — Что мы стоим?

Да, Андрей прав. Действительно, стоять нечего. Андрей не знает, кто пришел к ним в дом под видом коммуниста. Никита Родионович забыл сообщить ему, что познакомился у Изволина с Тряскиным и видел там горбуна.

— Бери, понесем… — угрюмо бросил Никита Родионович и открыл дверь в комнату.

Горбун не шевелился.

— Он, кажется, умер, — тихо сказал Андрей, когда горбуна внесли и положили на пол в зале.

— Возможно, — согласился Ожогин. — Но, так или иначе, его надо припрятать. А куда?

В зал вбежала перепуганная хозяйка. Увидев лежащего на полу окровавленного человека, она вскрикнула, перекрестилась и, закрыв лицо руками, бросилась в свою комнату.

«Куда спрятать? Куда?» — думал Ожогин. Взгляд остановился на диване. Никита Родионович быстро подошел и поднял пружинный матрац. Открылся пустой вместительный ящик.

— Правильно, только сюда, — проговорил Грязнов, еще не пришедший в себя от волнения.

Горбуна опустили в ящик. Он не издал ни стона, ни вздоха. Водворили на место матрац.

— А сейчас я придумаю, как нам получше упрятать его, — громко сказал Ожогин.

Он подошел к вешалке, набросил на себя пальто, надел шапку и пальцем поманил к себе Грязнова. У самых дверей он сказал Андрею:

— Это предатель, агент гестапо. Подробности расскажу после. Сейчас нельзя терять ни минуты. Юргенс хочет проверить нас — я постараюсь оставить его в дураках.

Он открыл наружную дверь и чуть не бегом бросился в сторону кинотеатра. Там, у кассы, висел телефон общего пользования, а он как раз и нужен был Ожогину.

В голове толпились беспокойные мысли. Юргенс в нем и Андрее не уверен. Это уже плохо. Будет еще хуже, если Ожогин не успеет осуществить то, что задумал, прежде чем к ним в дом явятся люди Юргенса. Что они явятся, в этом у него сомнений нет. Вопрос — когда?

Вот и кинотеатр. Ожогин пробежал расстояние в три квартала так быстро, что сам удивился. Набирая номер, Никита Родионович желал только одного — застать Юргенса.

— Есть чрезвычайно срочное дело! — задыхаясь от быстрой ходьбы, выпалил Ожогин, как только в трубке послышался голос Юргенса.

— Что такое? Говорите.

— Не могу… Необходимо ваше вмешательство.

— Хм… Ну, и что же вы хотите?

— Чтобы вы немедленно приехали к кино, я вас здесь буду ждать… Вы слышите меня?

— Слышу… слышу… Чрезвычайное, говорите?

— Да-да-да…

— Сейчас приеду.

Никита Родионович облегченно вздохнул, вытер влажное лицо, закурил.

Из зрительного зала доносились звуки музыки, голоса. Ожогин посмотрел на часы. Прикинул, что ранее чем через пять-семь минут Юргенс, при всей его оперативности, не прибудет. Значит, сигарету можно выкурить здесь, в вестибюле. Юргенс, наверно, уже догадался, что провокация сорвалась. Возможно, рад этому; возможно, огорчен. Судя по его голосу, он не ожидал звонка… А ведь провокация могла бы достигнуть цели, если бы он, Никита Родионович, не увидел горбуна ранее и не узнал его теперь.

Когда Ожогин вышел из кинотеатра, на противоположной стороне улицы остановился автомобиль. За рулем сидел Юргенс.

— Что случилось? — спросил он подбежавшего Ожогина.

Никита Родионович коротко доложил о происшествии.

Юргенс молчал. Трудно было сказать, какое впечатление произвело на него сообщение Ожогина, так как лицо шефа скрывала темнота. После длительной паузы Юргенс вновь спросил:

— Он сам сказал, что коммунист?

— Да, сам.

— Вы его раньше не встречали?

— Никогда.

— Садитесь…

А в это время перед Грязновым стояли два гестаповца и переводчик. Они явились в дом в тот момент, когда Ожогин, стоя у машины, докладывал Юргенсу о происшествии. И сейчас Андрей не знал, как поступить. Поспешно ушедший Никита Родионович не успел сказать, что надо делать Грязнову.

— В вашем доме укрылся коммунист, — сказал переводчик.

Грязнов пожал плечами и выразил на лице удивление. Его не было дома. Он только что пришел и вообще не понимает, о ком идет речь. Если об отсутствующем его друге, то он не коммунист. Если о нем, Грязнове, то он тоже не коммунист.

— Врешь! Где спрятал? — взвизгнул один из гестаповцев.

Грязнов вторично пожал плечами. Ему непонятно, что от него хотят. Ни о каком коммунисте он не имеет ни малейшего понятия. Господа, повидимому, ошиблись, попали не по тому адресу.

— Молчать!.. Пес! Паршиванец! — Гестаповец замахнулся автоматом, но не ударил. — Искать… Верх… низ… искать…

Переводчик и второй гестаповец, мигая карманными фонариками, начали шарить по всему дому, а когда вернулись в зал, там уже стояли Юргенс и Ожогин. На Юргенсе была тяжелая форменная шинель.

Гестаповцы вытянулись, замерли в неподвижных позах.

— Где? — коротко бросил Юргенс, не вынимая рук из карманов.

Ожогин посмотрел на Грязнова и кивнул головой в сторону.

Андрей быстро поднял матрац, и из ящика со стоном вылез горбун.

— Вы кто? — спросил его Юргенс на чистом русском языке.

— Я коммунист… бежал из тюрьмы… Хотел спастись, а они… они… — Он поочередно посмотрел на Ожогина и Грязнова.

Лицо Юргенса скривила брезгливая гримаса.

— Уберите эту дрянь! — приказал он гестаповцам и, пожав руки Ожогину и Грязнову, вышел.

Вслед за ним гестаповцы вывели под руки обескураженного горбуна.

…Юргенс ехал домой, и злясь и торжествуя одновременно. Он был абсолютно уверен, что провокацию организовал начальник отделения гестапо Гунке. Какого дьявола этот Гунке лезет к людям Юргенса! Ему нечего совать нос в дела военной разведки. Разберутся и без него. Он хочет доказать, что он умник, а остальные дураки, хочет скомпрометировать Юргенса, подложить ему свинью, донести кому следует, что агентура Юргенса не проверена и способна на предательство. Юргенс злобно покусывал губы. Хотелось явиться сейчас к Гунке и смазать его по физиономии. Нет, Юргенс не держит около себя всякую шантрапу, вроде этого горбуна. И ничего он, Гунке, умнее не придумал, как подослать под видом коммуниста такого идиота! Из тюрьмы бежал… Дурак, дурак! Да кто из здравомыслящих людей поверит, что из немецкой тюрьмы можно убежать? Где это видано? Ну, уж теперь этому горбуну не сдобровать! Гунке с него три шкуры спустит.

Вернувшись домой, Юргенс решил было позвонить Гунке по телефону и «поздравить его». Но потом раздумал: пусть он узнает о провале от своих сотрудников. Юргенс принял и второе решение: Ожогину и Грязнову сказать, что они действительно изловили коммуниста. Зачем им знать, что между гестапо и военной разведкой идет грызня?..

…Перед самым сном Андрей полез в свой чемодан — достать чистый платок — и, приподняв крышку, тихо свистнул: на белье лежала дамская шпилька. Как она могла оказаться здесь?