Гертруда Боултон».

2. Фрагмент письма того же отправителя тому же

адресату, написанного Четыре дня спустя

«Мне очень жаль, что вам так нездоровится; не пытайтесь приехать ко мне, дорогая тетушка; как-нибудь обойдется, а если нет, будь что будет, лишь бы не эта ужасная тревога ожидания… Еще не время, но я не могу продолжить это письмо, ибо едва различаю строки и бедная голова моя слабеет.

Храни вас Господь, тетушка.

Г.

Вскрыла письмо, чтобы от всего сердца поблагодарить вас за то, что прислали ко мне добрейшую миссис Уорд; она прибыла так неожиданно [в голубом], словно с небес спустилась. Хотелось бы знать, видела ли она Эд…»

[На этом послание внезапно обрывается.]

3. От миссис Уорд почтенной К. Б** с приложением вышеупомянутого

Бичвуд, вечером во вторник

«Моя дорогая Кэтрин.

Боюсь, у меня для вас невеселые вести относительно нашей милой Гертруды. Бедное дитя! Я вошла в комнату и заметила, насколько у нее бледный и изможденный вид, темные круги под глазами. Я едва удержалась, чтобы самой не расплакаться. Увидев меня, она издала слабый возглас радости и бросилась мне на шею, но через мгновение повернулась к письменному столу и вскрыла письмо, которое я отправляю вам вместе с моим, оно лежало на столе, готовое к отправке. Столь длительное перенапряжение сил для нее оказалось чрезмерным; она едва написала несколько строк, как вдруг голова ее начала дергаться. Вы поймете ее состояние из текста письма. Когда она пыталась написать имя своего мужа, ей стало совсем дурно, случился истерический припадок, длившийся несколько часов. Что отрадно, сейчас она относительно спокойна, хотя время от времени голова ее вновь начинает дрожать, и ей не удается прикрыть глаза, но она лежит в постели, глядя прямо перед собой, порой начиная разговаривать тихим голосом с невидимым собеседником. Создается впечатление, что она ничего вокруг себя не замечает. Я приложила усилия, стараясь, по мере возможности, узнать от нее подробности этой печальной истории, но ничего не добилась, бедное дитя только бесконечно повторяла: „это все из-за меня“ и „поистине, поистине, он ни в чем не виноват“. Видимо, мое появление, хотя, конечно же, и принесло ей большое облегчение, вынудило ее собрать все силы для защиты своего мужа от возможных упреков, для сохранения его репутации. Тем не менее, боюсь, что он, несомненно, серьезно виноват в происходящем; в самом деле, насколько я могу судить, вина целиком лежит на нем. Я так и не выяснила подробностей этой неприятной ситуации, но, по всей видимости, сэр Эдвард — весьма неуравновешенный молодой человек и, я опасаюсь, большой ревнивец. У него возникли подозрения относительно этого мистера Хокера, который столь настойчиво ухаживал за бедняжкой Гертрудой позапрошлой зимой. После крайне нервической сцены сэр Эдвард покинул Бичвуд и пустился вслед за мистером Хокером, который, предположительно, отправился на континент. Известно, что сэр Эдвард поехал по Дуврской дороге в направлении, как вы знаете, места назначения. И это, пожалуй, все, в чем я на сегодня могу быть более или менее уверена. Прислуга негодует по поводу отношения сэра Эдварда к их госпоже; я от них многое услышала на этот счет, и, признаться, мне трудно сдержать их выплеск эмоций. Если я узнаю какие- либо новые детали, то непременно вам об этом дам знать, а пока не могу от вас скрыть серьезнейшего беспокойства за нашу милую Гертруду. Ее бедное сердечко совсем разбито, и я тревожусь о ней ежечасно, ведь она столь деликатная натура, ее здоровье так сильно подорвано тревогой и страхом… Вы знаете, что я была против этого брачного союза, и сейчас, как никогда, ощущаю, насколько рискованно было довериться столь юной и чувствительной особе заботам мужчины с поистине неуправляемым темпераментом, ведь это ни для кого не было секретом. Бедняжка! Должно быть, это не первый случай, он и ранее бывал с ней груб, и даже если организм ее при этом не пострадал, кто знает, как все это может отразиться на будущем ребенке… Настало время завершить это длинное и печальное послание, напишу сразу, как только появятся свежие новости. Тем временем я не должна отходить далеко от Гертруды. Надеюсь, ваше здоровье улучшилось. Передайте мой привет маленькому Генри и скажите ему, чтобы вел себя хорошо в мое отсутствие.

Любящая вас,

Хелен Уорд».

4. От того же отправителя тому же адресату

Бичвуд, понедельник утром

«Моя дорогая Кэтрин.

Увы, у меня по-прежнему нет обнадеживающих новостей о бедной Гертруде. С тех пор как я отправила вам письмо вечерней почтой в субботу, мало что изменилось. Бедняжка стала еще более беспокойной, боюсь, сил у нее стало меньше. Теперь она постоянно спрашивает, нет ли писем, и ей кажется, что их от нее утаивают. И в самом деле, учитывая ее нынешнее состояние, будет благоразумно письма ей не показывать, если таковые появятся. Прессу я ей передаю только после предварительного тщательного прочтения. Опасаюсь, что у нее горячка, но по совету врача я не пыталась отговорить ее вставать с постели. Напряженность становится для нее почти невыносимой, и я с нетерпением жду очередного визита доктора. Целый день бедное дитя лежит на софе и смотрит в окно, откуда открывается вид на Дуврскую дорогу. Этим утром она кажется особенно беспокойной, и я не могу дождаться прихода доктора Траверса.

11 утра

Приходил доктор и подтвердил мои опасения насчет горячки, хотя, по его словам, возможно, все обойдется. Он велел мне немедленно лечь и отдохнуть несколько часов, ведь я почти все время на ногах, с тех пор как сюда приехала. Он также добавил, что если у Гертруды все же начнется горячка, мне понадобится много, очень много сил. Я пока не запечатываю это письмо, собираюсь отправить его вечерней почтой.

Среда

Все кончено. С трудом заставила себя взять в руки перо, ведь я должна рассказать, что произошло. О моя дорогая Кэтрин, я никогда не прощу себе, что оставила Гертруду одну, хотя знаю, что это глупо, ведь мне приказали так поступить ради ее же блага. Что ж, вот они, эти печальные известия. Я оставила бедняжку Гертруду на попечение горничной, которая получила строгое указание немедленно звать меня в случае каких-либо изменений в состоянии больной. Бедное дитя внезапно успокоилась и, казалось, задремала. Горничная присматривала за ней, пока часы не пробили четыре, и не в силах более бороться с дремотой заснула сама. Проснувшись около пяти, она с ужасом обнаружила исчезновение своей госпожи. Стремглав она бросилась ко мне, но я не успела даже спуститься с лестницы, когда кто-то взбежал по ступенькам и сообщил, что видел почтальона, который только что встретил несчастную Гертруду, наблюдавшую за ним у ворот. Она поинтересовалась, нет ли писем и, услышав, что нет, попросила у почтальона газету, с которой и устремилась в ту часть поместья, что именуется Заповедником. Почтальон был встревожен ее поведением и счел своим долгом известить нас. Вы, конечно, понимаете, в какой тревоге я устремилась в Заповедник, и там мы обнаружили нашу бедную девочку, распростертую на берегу пруда, в ее руке была эта роковая газета. Мы осторожно доставили Гертруду в дом, верховой тотчас же ускакал за доктором. Еще до его появления она пришла в сознание, и страдания ее продолжились. Я не покидала Гертруду до ее последнего вздоха — это случилось час тому назад. После почти тридцати часов невероятных мучений, каких мне никогда в жизни не приходилось видеть, страдалица родила двух малюток девочек, столь крохотных и слабеньких, что на них невозможно было смотреть без слез. Они родились с интервалом приблизительно в один час. Старшая из новорожденных столь болезненного вида, что, по мнению доктора, у нее мало шансов выжить, остается только надеяться. Вторая немного покрепче, но в любом случае обе очень маленькие и слабые, даже учитывая их преждевременное появление на свет.