Тем не менее радовались они успешному завершению похода не меньше нас, и в их радости не было ни капли притворства, хотя бы потому, что шерпам органически не свойственно это чувство. Они большие реалисты, и, хотя это качество мешает им создавать свое искусство, оно помогает им выжить и жить в суровой гималайской стране. Кроме того, они знают цену восхождениям. На подходах к вершинам покоится не один десяток их друзей и родственников.

Я спешил на праздник, посвященный возвращению шерпов домой, в Намче-Базар. «Спешил», правда, слово, не совсем точно передающее скорость моего передвижения по тропе. Я шел вниз медленно, на плохо слушающихся ногах, выбрав сверху ориентиром, словно на карте, сверкающую серебром крышу дома дяди Пембы Норбу. Накануне вместе с группой альпинистов, не попавших в состав экспедиции, горных туристов и журналистов, которых «Спутник» собрал для похода в базовый лагерь, по-видимому, чтобы поддержать восходителей или поздравить с победой на месте, я вышел из Луклы в Намче-Базар.

Цель моего путешествия была простой: собрать материал о первой советской гималайской экспедиции для репортажа в «Литературной газете». Вместе со мной прилетели в Непал и два «конкурента» из других газет: Дмитрий Мещанинов, представлявший «Известия» и «Неделю», и Алевтина Левина из «Комсомольской правды». Мещанинова я раньше не знал, но мы быстро нашли общий язык. Дима хотел взять несколько интервью, чтобы подготовить публикацию в традиционной рубрике «Гость 13-й страницы» в «Неделе», и в горы отправлялся не впервые. С Алей нас связывает двадцатилетняя дружба. Мы почти одновременно пришли в «Комсомольскую правду», долгие годы работали в одном отделе, наши столы стояли рядом, и даже несколько заметок написали вместе, подписав их псевдонимом «Ролев», образованным из первых букв наших фамилий.

Аля — журналист замечательный. При всей своей неспортивности она смело отправлялась в различные дискомфортные места, возвращаясь в Москву не только с материалом для газеты, но и с многочисленными друзьями — героями ее репортажей и очерков. Долгое время она снимала крохотную, метров в шесть, темную комнатку, которую населяли книги и гости. То тут стояли лагерем ее знакомые чукчи, то мировой известности парашютистки спали на своих баулах, то исследователи творчества Достоевского месяцами не выходили из «камеры-одиночки» на Селезневке. После очерка о Виталии Михайловиче Абалакове она подружилась с альпинистами и «ползала» с ними в горы, а альпинисты стали гостями ее уже новой, но все так же населенной гостями квартиры на Башиловке.

Аля, будучи лучше нас подготовлена теоретически, все предрекала трудности и утверждала, что новичкам идти до базового лагеря, расположенного на высоте Эльбруса, безумие и что никто из нас, кроме альпинистов и горных туристов, не дойдет и до высоты четыре километра. Я знал ее привычку побурчать и пожаловаться, но полагал, что, может, она и не дойдет, а я-то дойду точно. Но дошла Аля, она единственная из нас троих поднялась выше базового лагеря 5300. Мне тоже очень хотелось подняться к подножию Эвереста, увидеть ледопад Кхумбу и путь, по которому наши альпинисты шли наверх, но еще больше мне хотелось написать хороший материал о восхождении. До Намче-Базара эти две задачи не исключали друг друга…

…Из Москвы мы вылетали 11 мая. К этому времени все события на Эвересте завершились.

Подготовка к ним занимала годы. И все это время-от подачи заявки на восхождение правительству Непала до встречи с альпинистами-я, как и все, кто не был связан непосредственно с экспедицией и ее делами, был на голодном информационном пайке. Не думаю, что это был некий акт сокрытия; скорее всего, в этом грандиозном деле было слишком много неясного для самих организаторов, руководителей и участников. Видимо, зная по опыту, что случайные выбросы информации, чреватые к тому же неточностями, могут внести дополнительную нервозность в и без того напряженную атмосферу подготовки, руководители гималайского похода сдерживали естественный интерес читателей, зрителей, слушателей-всех потребителей грядущих новостей. Сведения о будущих делах и их вершителях отличались аскетизмом. Иногда дело доходило до курьезов. Когда газета «Советская Россия» напечатала список альпинистов, вылетающих в Непал, на нее посыпались упреки: кто разрешил и с кем согласовано?

Ни с кем не согласовано…

Когда на чемпионат мира или на олимпийские игры уезжают наши команды, мы по крайней мере представляем, за кого болеть и в какие дни волноваться, а ведь там в жарких, как говорят телекомментаторы, баталиях максимум чем рискует участник-репутацией. Здесь же каждый из участников рисковал жизнью.

Справедливости ради скажу, что и Тамм и Овчинников, как руководители экспедиции, и те, кто принимал в ее организации непосредственное участие, как, скажем, заместитель председателя Спорткомитета СССР А. И. Колесов, ответственный секретарь Гималайского комитета М. И. Ануфриков, один из организаторов первой Эверестской экспедиции 1959 года В. М. Абалаков и многие другие, сделали все возможное, чтобы обезопасить работу альпинистов на чудовищных высотах.

Как читатель и слушатель, я знал, что все продумано, специально подготовлено и проверено, что участники в течение двух лет тренировались и испытывались… Я верил, что альпинизмом занимаются у нас люди серьезные. И все-таки хотелось услышать подробней о членах команды и узнать, каким именно испытаниям они подвергались.

Позже мне рассказывали, сколь долог и труден был путь каждого участника гималайской одиссеи к аэропорту Шереметьево на посадку в «ИЛ-62», отлетающий в Непал.

Валентин Иванов — «играющий тренер», руководитель четверки (Иванов-Ефимов, Бершов-Туркевич), — вернувшись из Института гастроэнтерологии, где его долго обследовали и лечили по поводу неведомой в Союзе, но, видимо, распространенной в Непале желудочной хвори, которая мучила его после восхождения чуть ли не полгода, разложив бумаги и какие-то документы, объяснял схему отбора альпинистов в команду. К этому времени Валентин был бодр и набрал вес, что не удавалось ему до лечения. Врачи определили у него лямбли. Это тоже не слава богу, но все же лучше, чем амебная дизентерия, от которой избавиться в условиях Москвы вовсе не просто. Упущенная амеба ведет к разрушению печени, и тогда не избежать операции.

Знаменитый Рейнгольд Месснер при последнем своем восхождении пользовался местной пищей и был неосторожен. Врачи определили у него амебу, и довольно запущенную. Он говорил нам с англоговорящим Сережей Ефимовым в Катманду, что ему предстоит операция на печени, которая может поставить под сомнение его будущие восхождения на восьмитысячники.

Непальцы приспособились к этой мелкой, но вредной заразе и, по-видимому, обладают неким иммунитетом. Пришельцы извне должны быть очень осторожны. Наставления сестрицы Аленушки братцу Иванушке не пить сырой воды относятся к каждому из нас. Нарушение Аленушкиной заповеди разве что только не превращает тебя в козленочка. Это я говорю с полным знанием дела, ибо сам испил из кружки в дымной корчме монастыря Тхъянгбоче полную чашу. В чаше, пущенной шерпами по кругу, был чанг-рисовое мутно-белое пиво. Мы с новыми друзьями пели шерпские песни, танцевали шерпские танцы и пребывали в состоянии полной взаимной доброжелательности. Мне не хотелось ставить под сомнение проявление дружбы к русскому народу, материализованное в эмалированной кружке мира, да я и не думал о медицинской опасности. Нахлынувшие на нас чувства были столь велики, а амеба с лямблей столь малы…

Доктор экспедиции Свет Петрович Орловский уверен, что лучшее средство от мелких этих неприятностей спирт и спиртосодержащие напитки (в разумных, конечно, пределах). Но тогда я еще не был знаком с доктором и моя практика без его теории была слепа, а может, в чанге не было достаточной крепости, хотя к концу вечера мы пели хорошо и громко. Последующее лечение по методу Орловского, хоть и было интенсивным, но одномоментным и, видимо, поэтому принесло облегчение лишь на время процесса, который в силу ограниченных, увы, физических возможностей не может быть бесконечным. Доктор Свет, который, как достойный экспериментатор прошлого, испытывал средство и на себе, в результате опыта впоследствии пришел к выводу, что если болезнь за один сеанс не излечивается, то нужно сеанс повторить. Необходимость отлета из Луклы в Катманду помешала нашей исследовательской работе, но к этому эпизоду мы вернемся. Что же касается водки, спирта, виски или джина как профилактического средства, то, вероятно, глоток до и после еды действительно снижает вероятность заболевания.