Берег был рядом. Немецкая ракета пролетела над цепью, и Войновский увидел, как черная длинноногая тень обогнала его сбоку и запрыгала перед ним на льду. Пулеметы на берегу работали не переставая. Гладкая снежная покатость и черные бугры из-под снега уже ясно виделись впереди.

Лед всколыхнулся под ногами, он поскользнулся, но продолжал бежать. А под ногами бегущих рождались глухие взрывы, и огненные столбы один за другим ослепительно вставали на льду.

— А-а-а! — закричал раненый, потом снова взрыв и огонь. Лед ушел из-под ног; яркий рваный столб вырос на льду, человек замахал на бегу руками и стал опрокидываться на спину, а ноги почему-то взметнулись кверху, и больше ничего не было видно.

Вдруг все смолкло. Войновский остановился и никого не увидел рядом. Позади стонал раненый, и был слышен топот бегущих людей. Задыхаясь от страха, он повернулся и побежал прочь от берега, в спасительную темноту, и черная тень скакала и прыгала по льду впереди него.

Пронзительная длинная очередь прошла рядом, он споткнулся и упал.

— Какого черта? — вскрикнул Комягин, потирая ушибленное плечо.

— Борис? — Войновский встал на колени, оглядывая Комягина.

— Вот гады, — Комягин смотрел на Юрия снизу. — Противопехотных набросали. Прямо на снегу.

— Мины? — удивился Войновский.

— А ты думал. Прыгающие. Я сам чуть не наскочил.

От берега бежали трое. Двое бежали вместе, пригнувшись и держа в руках что-то серое, длинное, а третий делал короткие перебежки, припадал на одно колено и стрелял по летящим ракетам из автомата, а потом бежал дальше, догоняя своих. Они пробежали в стороне, и пулеметы били им вслед.

— Айда! — Комягин вскочил и побежал первым.

Солдаты лежали на льду цепью. Свет ракет доходил сюда заметно ослабленным. Пулеметы вели неприцельный огонь короткими очередями. Автоматические пушки молчали. Войновский увидел своих и лег между Стайкиным и Севастьяновым. Шестаков подполз сбоку и лег рядом.

— Приказано дожидаться.

— Перекур, значит, — сказал голос с другой стороны. — И то верно. А то прямо запарились бегамши. Туда-сюда, туда-сюда. А что толку?

— Загорай, ребята, кто живой.

Комягин подбежал к Войновскому и сел на корточки.

— Чего разлегся? Собирайся.

— Куда, Борис?

— На кэпе тебя вызывают. Живо!

— Мне с вами пойти, товарищ лейтенант? — спросил Шестаков.

— Ефрейтор в тыл захотел? — сказал Стайкин. — А кто воевать будет? Без тебя же нам капут.

— Не злословь, — ответил Шестаков. — Куда командир, туда и я. Может, нас в разведку пошлют.

— Иди, Юрий, потом расскажешь.

Войновский повернулся и посмотрел на Стайкина.

— Старший сержант Стайкин, вы остаетесь за меня.

Командный пункт батальона находился за цепью. Здесь было еще темнее и треск пулеметов казался еще более далеким.

— Вот, — сказал связной и лег на снег.

Войновский сделал несколько шагов и увидел Плотникова. Поджав ноги, начальник штаба сидел на льду и смотрел в бинокль на берег. Чуть дальше темнела палатка, растянутая на низких кольях почти на уровне льда. За складками брезента светилась узкая темно-синяя полоска и слышались голоса.

— Сильнее всего в центре, — говорил Клюев. — Смотри, Сергей. У церкви — три огневые точки: два простых пулемета и один крупнокалиберный. «Собака»[3] у них за оградой, на кладбище. Вторая здесь, в лощине. А третью не разглядел.

— Третья на левом фланге, у тебя, — сказал Шмелев. — Обушенко, наверное, засек.

— Подводим итог. Здесь, здесь, здесь и здесь.

— И здесь, — сказал Шмелев. — У отдельного дерева.

— У школы еще два пулемета, — сказал Плотников, опуская бинокль. — Справа и слева.

— Видишь их? — спросил Шмелев.

— Бьют короткими очередями. Из амбразуры.

Войновский посмотрел на берег и ничего не увидел — ни школы, ни пулеметов. Прибрежная полоса светилась ядовитыми разноцветными пятнами, которые падали, поднимались, прыгали с места на место.

В темноте монотонно бубнил радист:

— Марс, я — Луна, слышу тебя хорошо. Проверочка. Как слышишь меня? Прием.

— Где саперы? — спросил Клюев из палатки.

— Ушли, товарищ майор. — Плотников снова поднял бинокль и стал смотреть на берег.

— Возможно, на берегу есть проволочные заграждения, — говорил Шмелев. — И пулеметы они будут подтягивать.

— Пробьем, Сергей. Смотри сюда. Давай попробуем в обход. Чтобы во фланг.

— Ты думаешь, там свободно?

Войновский подвинулся к Плотникову.

— Зачем меня вызвали, Игорь, не знаешь?

— Важное поручение. Майор тебе сам скажет.

— А когда атака будет?

— Ровно в восемь. — Плотников опустил бинокль и посмотрел на Юрия. — Как в роте? Потери большие?

— Потери? — переспросил Войновский. — Ах, потери. Кажется, несколько человек. Я не успел уточнить. А что?

— Большие потери, — сказал Плотников. — Около сорока человек убитыми. А раненых еще больше. Замполита убило.

— Капитана Рязанцева? Неужели?

— Угу, — подтвердил Плотников. — Прямо в сердце. Роту в атаку поднимал. И прямо в сердце очередь...

— Как же так? — Войновский зябко поежился и вспомнил, как он кричал: «В атаку!» — и пулемет бил прямо в него.

Шмелев резким движением откинул палатку и сел на льду. Клюев лежал на боку и застегивал планшет, прижимая его к животу. Войновский встал на колени и доложил, что прибыл по вызову.

— Лежи, лежи, — Клюев махнул рукой. — Этикет после войны соблюдать будем.

— Рязанцева принесли? — спросил Шмелев.

— Пошли, — сказал Плотников.

Джабаров зашуршал мерзлой палаткой, оттаскивая ее в сторону.

— А-а, Джабаров, — сказал Клюев. — Давай блиндаж копать.

Джабаров гортанно засмеялся в темноте. Шмелев сидел и растирал ладонью ушибленную скулу.

— Как шишка? — спросил Плотников. — Не болит?

— Снежком надо, товарищ капитан, — сказал Джабаров из темноты.

— А ты больше не падай, — сказал Клюев.

— Учту. И падать больше не буду.

— Учти и не падай. А то упадешь и не поднимешься.

— Написал? — спросил Шмелев у Плотникова.

— Порядочек. — Плотников похлопал рукавицей по животу.

Войновский лег головой к Шмелеву. Плотников подполз и лег между ними. Клюев перевалился на живот и тоже оказался рядом. Теперь они лежали вчетвером, голова к голове, а ноги в разные стороны, так, что их тела образовали на льду крест. И срок жизни на троих уже отмерен.

— Саперы ушли? — снова спросил Клюев. Он лежал против Плотникова, ногами к берегу, лицо у него было решительное и злое.

— Ушли, товарищ майор.

— Значит, так, — сердито сказал Клюев. — Атака на внезапность не удалась. Будем драться. Система обороны противника начинает проясняться. На подготовку к атаке даю сорок минут. В каждом отделении выделить лучших стрелков для стрельбы по ракетам противника. Политруки и коммунисты — вперед. Не давать людям ложиться. Вперед! Вцепиться в берег зубами. Взять. Атака в восемь ноль-ноль. Будет уже ранеть, и мины на льду станут видны. Саперы там проходы сделают. Сигнал атаки — три зеленые ракеты. Сигнал даю я. Теперь ты. — Клюев повернул голову и посмотрел на Войновского: — Давно воюешь?

— Первый раз, товарищ майор.

— Тем лучше, — сказал Клюев. — Пойдешь в штаб. На маяк. К генералу. Доложишь лично ему, как мы тут лежим. Запоминай. Атака назначена на восемь часов. Если мы возьмем берег, ты ничего не будешь докладывать. Передашь донесение и схему — и обратно.

— Где пакет? — спросил Шмелев.

Плотников вытащил из планшета темный длинный пакет и протянул его Войновскому.

— Передашь, — сказал Клюев. — А если не возьмем, ты вместе с радистом входишь к генералу и докладываешь лично. Запоминай — что. Первое — личный состав полон воодушевления и рвется к берегу. Второе — у немцев оказалось много ракет. Приблизиться скрытно к берегу не удалось. Сильный пушечно-пулеметный огонь косит людей. На километр фронта более десяти пулеметов и пушек. Более десяти — помни. Третье — мины. В ста метрах от берега оказалась сплошная минная полоса. Подорвалось свыше сорока человек.