В другом конце зала из «кокона» поднялась сутулая фигурка, и медленно, вразвалочку, засеменила к Киму. Неужели это он?.. Ким, почему-то, представлял брата другим. Похожим на себя, по крайней мере. Хотя, они не были близнецами; Фидель был на полтора года старше, и родился ещё до вступления ОФС в Колониальные Войны.

— К-Ким?.. Ким Келли? — прохрипел человек, не скрывая волнения. Ким вглядывался в черты его лица… Да, сомнений быть не могло. Это и правда был он.

— Ну, здравствуй, брат…

Фидель явно не понимал языка. Он сделал жест рукой, чтобы Ким остановился, и какое-то время стоял, сосредоточенно потирая лоб. Не прошло и десяти секунд, как тот заговорил на знакомом диалекте.

— Ким. Поверить не могу, что ты теперь с нами.

— Я тоже, братюнь, я тоже…

Фидель крепко схватил протянутую руку костлявыми пальцами — его пятерня казалась маленькой, почти рахитичной, но в рукопожатии чувствовалась сила. Всё-таки, как же они были не похожи… Ким был невысоким, широкоплечим мужчиной атлетического телосложения, с длинной копной темных волос и желтоватой кожей, в то время как Фидель был сутулым, длинным и тощим, но жилистым, словно его конечности оплетали старинные найлоновые тросы, носил короткую стрижку и был бледен, как приведение.

— Ну, как ты? Как долетел?

— «Долетел»… До сих пор шатает. Чтобы я ещё раз в этом гробу куда-нибудь…

Фидель покачал головой.

— Так и знал ведь. Ничего, домой приедем, будешь как новенький. Людей и через «магистраль» перебрасывают, и ничего им не делается, а это так, сущая ерунда. Три миллиарда километров, на сайклере, тьфу!

— Так ведь не «серебряный премиум», чёрт возьми, а долбанный транскап! — улыбнулся Ким — слушай, давай потихоньку пойдём отсюда. Ты сейчас на авике, или?..

— Ну пошли, пошли… Чёрт, вот Лори тебя увидит… Да нет, какой там… Чтобы служебный аэродайн по личным нуждам затаскивать? Так и гражданстат слетит ко всем чертям. Тут с этим строго. Да здесь до станции рукой подать, а на маглеве до анклава меньше часа, потом ещё минут двадцать пешочком, и ты дома.

— Ты хотел сказать, «мы» дома? — поправил Ким, едва поспевая за братом. Для своего телосложения тот был чересчур шустрым.

— Да нет, «ты». Нет, конечно, если хочешь, можешь первый день пожить у нас с Лори, я просто думал, ты пока обустроишься на новом месте, отдохнёшь…

— Хочешь сказать, у меня есть собственная камера?..

Нет, всё-таки что-что, а соцобеспечение в Системе на должном уровне. Чтоб получить даже жалкую жилую капсулу на Финиксе (в которых иногда отказывают системы жизнеобеспечения), выстраивались огромные очереди, и бывало, что стояли по несколько дней. Когда жилищное хозяйство прибрал к рукам «Альфатранс», стало ещё хуже.

— Да. И поверь, неплохая. Не прими близко к сердцу — но я, честное слово, четверть жизни потерял пока вырывал для тебя «пятёрочку». Обычно, здесь приезжие получают второй или третий гражданстат; но в твоем случае, о «тройке» и речи быть не могло. Тут и крупные спецы с «двойкой» вылетают как миленькие. Так что, братишка, ты меня не подведи… Не приведи судьба тебе где проколоться, меня безопасники в спираль Уилкинса скрутят.

Ким кивнул.

— Всё будет в порядке.

Какое-то время, они шли молча. Казалось бы, столько вопросов накопилось за эти годы, но сейчас, когда пришло время их задать, в голове всё перемешалось, и на ум не приходило ничего дельного. Может быть Фидель был прав, после этой нервотрёпки стоило сначала выспаться («сон» в транспортной капсуле лишь изматывает организм), и хорошенько поесть. Тошнило наверняка от голода. А может, это всё из-за необычной обстановки; сконцентрироваться на разговоре было трудно, ведь то и дело внимание привлекали очередные местные «чудеса», порой достаточно пугающие.

— Слушай… Я всё думаю… Я поверить не могу, что её с нами нет. — не замедляя шага, тихо пробормотал Фидель — Вот казалось бы, и не помню я её совсем, но всё равно, понимаешь, не верится. Когда ты мне позвонил, я просто… Я ведь считал, что смогу вытащить вас. Что сейчас, она будет с тобой, в этом терминале. А когда ты позвонил, и сказал, что её больше нет… Что её тело бросили в какую-то вонючую яму, словно пакет с отходами… Я так и не смирился, Ким. А ты… Ты с ней жизнь прожил. Как ты через это… Прошел?..

— Никак. — Сухо ответил Ким. — Мне ничуть не тяжелее, чем тебе. Она была и твоей мамой тоже. Я видел, как она страдала. Изо дня в день, каждый вечер, я слышал её крики. А она запиралась, чтобы я не видел, что с ней творится. Она уже не вставала с постели, а эти придурки-медики отказались не только с ней сидеть, но и вообще появляться у нас в отсеке. Если бы мать сама не вмешалась, я бы разукрасил этой падлюке его жирный хавальник, и не знаю, чем бы всё закончилось. В последние дни… Она не говорила, не ела, и ходила под себя. Думаю, в конце концов, она просто отмучилась. Храни Господь её душу.

Фидель было открыл рот, чтобы что-то добавить, но вовремя замолк, понимая, что момент неподходящий. Как и подавляющее большинство граждан Федеративной Системы, Фидель был атеистом.

— Я вот другого понять не могу. Почему ты, в конце концов, не «вытащил» нас раньше, а, брат?

В голосе Кима промелькнули нотки толи раздраженности, толи недоброй иронии.

— Ты же прекрасно знал, что с ней. Это же всего лишь рак груди. Кто сейчас умирает от такой… Такой чуши как рак груди?.. Да здесь, её бы подняли на ноги уже в терминале. Почему ты не забрал её сразу?

— Ким, прости, я понимаю, но и ты пойми меня… Ты знаешь, что бы с ней было, если бы её прислали сюда со вторым гражданстатом? — Фидель пытался оправдываться, но это выходило с трудом. Было заметно, что он и сам сомневается в сказанном.

— Им же плевать на людей. Да, они бы поставили её на ноги. Но кем бы она здесь стала, с «двойкой»? «Зитто»? «Ходуном»? «Биодроном»? Знаешь, это не многим лучше. У вас, на Финиксе, их вроде бы нет. Это… Зомби. Оболочка от человека. Ты на них ещё насмотришься…

— Я знаю, кто такие «зитто».

— Значит, ты должен понять меня. Ты ведь говорил, что ей становиться лучше. Я делал всё, чтобы достать вам приличный гражданстат. Я думал, она протянет ещё пол года… Ещё пол года, и всё… Было бы в порядке. Я же и представить не мог, что всё произойдёт настолько быстро. Ведь была же надежда… Хотя к чему эти россказни теперь. Ты прав, это моя вина.

Ким вздохнул, отведя взгляд. И зачем только он завёлся?.. Будто брат и без него мало себя терзал.

— Да забудь. Это у меня уже нервишки пошаливают. Могу иногда чуши напороть. Ты мне лучше скажи, как отец-то справляется? Я теперь за него боюсь, вдруг…

— А что за него боятся? Живее всех живых, нас ещё хоронить будет. Всю жизнь ни о ком, кроме себя, не думал, и сейчас грезит лишь переездом в Аркологию. Когда он узнал, что мать умерла… Он и бровью не повел. Сказал что сожалеет, и что она сама, мол, виновата. Представь себе. Говорит, не стоило ей покидать анклава. Это когда он отсиживался чёрт знает где, может быть даже на самом Плутоне, в уюте и тепле. Тварь.

— Хотя бы при мне придержи язык, хорошо?.. — буркнул Ким. Обоюдная ненависть отцов и сыновей в роду Келли длилась уже не одно поколение, и, наверное, брала начало ещё в тёмные времена до становления Системы.

— Он будет завтра?

— Обещал приехать, только его обещания не стоят и талона. Ну а если даже не приедет, так здесь тебе не Финикс, многие вообще из камер не выходят никогда. Поговоришь с проекцией-номиналом. Её с виду от человека не отличить.

— Я знаю, что такое номинал. Но я хотел бы увидеть отца вживую.

Фидель, похоже, принимал братца за неотёсанного мужика из какого-нибудь атомного века.

— Ну, увидишь, как-нибудь. Ты здесь надолго…

Вскоре, они вышли к станции — огромному многоярусному комплексу, пронизанному магнитными рельсами. У нескольких платформ шел процесс комплектации составов; глаз не успевал следить за мельтешащими автопогрузчиками, укладывающими контейнеры в отведённые им ячейки. Меж поездами шастали синтеты, отдалённо напоминавшие плавающих в воздухе крабов без клешней, но со стреловидными отростками на задней части. Как и «медузы», они были покрыты красными мерцающими огоньками в местах, где их ткань выступала из-под массивных «пластин» грязно-желтого цвета. У пассажирских платформ медленно ползали, сверкая гладкими боками, уже знакомые «панцири», а среди всей этой машинной суеты неловко жались трое человек на полупрозрачном дебаркадере.