— Не знаю,— признался я.— Я еще с ним не разговаривал.

— Эти все вопросы, словно я ненормальный или что-то в этом роде. Эти вопросы...

— Билл, ты больше ничего не помнишь?

— О чем я еще должен помнить?

— Не помнишь, в каком ты был кинотеатре?

— Где-то на Третьей аллее. Но ведь они мне не верят, а если мне не верят, то к чему все это? Ведь только ты один мне веришь.— Он смотрел на меня пытливым, умоляющим взглядом.

— ‘Да, я тебе верю, сын.

— Я не надеялся на это.

— Это потому, что я был плохим отцом.

— Нет, папа, не то, ты старался, но это я виноват во всем. Ты видел Жанну?

— Да.

— Она... она тебе сказала?

— Что она должна была сказать?

Я напряженно ждал. Скажет ли он, что возвращался?

— Как она это переносит? Ведь она не верит, что это я?

Что я мог ему ответить?

— Она тебя любит, что бы ни случилось.

— Она не должна меня любить,— вырвалось у него с горечью.— За что она может любить меня? Чем я заслужил ее любовь?

Мне снова послышался голос Анни Шелдон: «Так почему ты всегда берешь вину на себя?» Теперь я понял, что мой сын похож на меня, несмотря на мальчишескую буффонаду и кажущуюся агрессивность, он также не уверен в себе, его так же легко ранить. Не только вокруг Билла затягивалась сеть. Мне стало ясно, что я должен его спасти или погибнуть с ним вместе. Мысли мои приобрели необыкновенную ясность, и я вспомнил о ключе Жанны. Только Билл знает, где он находится. Я тихо спросил:

— Жанна рассказала мне о своем ключе, Билл. Если Трант его найдет... Ты понимаешь? Скажи, где он? Я избавлюсь от него.

Он смотрел на меня с недоумением.

— Я не знаю, папа, о каком ключе ты спрашиваешь?

— Ключ от дома Ронни. Он был в сумке, которую Жанна позабыла на Файр-Айленд и которую ты ей возвратил в тот вечер.

Он покачал головой:

— Я ничего не знаю ни о каком ключе.

— Он был в сумке.

— Сумку я отнес ей.

— И ты не вынимал из нее ключа?

— Я не знал, что там ключ, я даже не заглядывал в сумку.

— Билл, ты можешь поклясться, что не знал о ключе?

— Да, папа, клянусь. Я не стал бы тебя обманывать. Да теперь и незачем.

Силы ему изменили. Он сделал неуклюжий шаг в мою сторону и прижался ко мне.

— Папа, не дай им меня убить!

Я забыл о ключе. Забыл обо всем на свете, кроме того, что он прижался ко мне и положил голову на мое плечо.

— Все будет хорошо,— прошептал я.

— Папа, если бы,я мог понять, я не был бы таким,

Я не должен был тебя ненавидеть. Это все из-за матери...

Вошел Трант, за ним — полицейский.

— Пора,—сказал Трант.

Билла увели.

— Теперь вы понимаете, почему мы приехали сюда? — Я машинально вслушивался в его слова.— Я привел вас сюда, чтобы помешать биться головой об стенку. Вы слышали? Он наследник, и он знал, что наследует большой капитал. Во всем мире не найдется суда, который бы его оправдал. Верьте мне! Оставьте все, как есть. Поступите, как вам посоветует ваш адвокат.

Этот полицейский меня удивлял, я мог бы быть ему благодарным. Он относился ко мне сердечно, а я абсолютно не ожидал от него такого отношения, но он был одним из моих врагов, как Анни, как Жанна, как все другие люди, старающиеся убить Билла своей доброжелательностью.

— Я еду в город, могу подвезти вас домой,— сказал Трант.

И тут я снова почувствовал, что могу безгранично ненавидеть. Только ненависть мне и осталась.

— Идите вы к черту!

Я отвернулся от него и вышел из комнаты. 

Я уехал домой. Надо было связаться с адвокатом Билла, но прежде я хотел остаться один и собраться с мыслями.

Леора открыл дверь прежде, чем я повернул ключ в замке. У нее был грозный вид матери, защищающей своего ребенка от всего мира.

— Билл этого не сделал!

— Нет, нет, не сделал, Леора!

Леора и я... два защитника Билла.

— Вас ждет ваш брат, и еще приходил какой-то адвокат. Он хотел говорить с вами. Я позвонила вашему брату.

— Адвокат ждет?

— Нет. Ушел несколько минут назад.

Я вошел в комнату. Питер стоял у камина, на диване сидела Ирис и курила. Возле нее валялись разбросанные газеты.

«Люди искусства,— подумал я с горечью.— Накупили газет, словцо дело идет о театральной рецензии». Я знал, что они любят меня, что они умнее меня, но предпочел бы, чтобы их здесь не было.

Ирис поднялась. На лице обоих было выражение, к которому я начал уже привыкать — осторожное, сочувствующее, неспокойное.

— Добрый день, Жак!

— Добрый день.

— Где ты был?

— Нетрудно угадать. В городе, пытался что-нибудь сделать.

— Жак, здесь был адвокат Билла.

— Я знаю, мне об этом сказала Леора.

— Это отличный адвокат, он знает свое дело.

— Это ты говорил вчера вечером.

Питер растерялся. Я подумал, что мне снова прочитают проповедь для моей пользы и благополучия.

— Я очень устал, может, отложим разговор?

— Меквир хочет с тобой повидаться. Это очень важно, Жак. Сейчас он будет у себя в конторе. Может, позвонить и сказать, что ты здесь?

— К чему такая спешка?

— Это... это...

— Разреши, Питер, я скажу,— вмешалась Ирис. Она подошла ко мне.— Жак, милый, ты считаешь, что Билл не виноват, правда?

— Неужели все люди на земле должны об этом спрашивать? Да, он невиновен!

— И сегодня ты искал этому доказательства?

— Да.

— Удалось тебе что-нибудь?

— Ничего не удалось.

Ирис минутку помолчала.

— Все имеют алиби, так сказал адвокат.

— Да.

— Но адвокат еще сказал нам о завещании Ронни.

— Знаю.

— Откуда? — спросил Питер.

— От Транта.

Ирис продолжала задумчиво:

— Ронни завещал весь свой капитал Биллу. Как это все усложняет! Ты считаешь, он не виноват. Мы все так считаем, но при всех отягчающих обстоятельствах это его не спасет.

— Да,— согласился я.— Одна наша уверенность в его невиновности его не спасет.

— Так вот, Жак, этот адвокат,, а он очень способный специалист, говорит, что в данных обстоятельствах нет ни одного шанса из миллиона, чтобы спасти Билла. Послушай, Жак, адвокат говорит, что, принимая во внимание Фелицию и легкую возбудимость Билла, единственной его защитой может быть только защита по линии психического заболевания. Но на это ты должен дать свое согласие. Он уверял нас, что при имеющемся материале, временное психическое заболевание — неплохой шанс...

Меня снова, охватило отчаяние. В ушах звучал голос Билла: «Этот адвокат, папа... эти все вопросы, словно я сумасшедший или что-то в этом роде...» Слова Транта: «Сделайте, что посоветует адвокат...»

Ирис продолжала:

— Жак, это страшно, но это — единственная надежда.

— Доказать, что Билл ненормальный? — спросил я.

— Временно. Человек, не отвечающий за свои поступки.

—- Пусть лучше его убьют.

Я встал. В этот момент я понял, что нужно собрать все свои силы. Если я сейчас сдамся, то надвигающаяся волна уничтожит и меня, и Билла. Я с ненавистью посмотрел на них и сказал:

— Вы все время ссылаетесь на закон. А я говорю: Билл невиновен. Вы все думаете, что я стараюсь закрыть глаза, потому что я слепой отец, потому что виноват, что сам предал его полиции,, потому что Фелиция... К черту! Меня не интересует, что вы все думаете., Я верю, что Билл невиновен, понимаете, не-ви-на-вен! А если он не виноват, то это можно доказать, а если это можно доказать, то я докажу! А если здесь будет вертеться какой-то адвокат и бредить о психиатрии, то я сброшу его с лестницы.

Теперь я чувствовал, что победил в поединке с ними. Я видел, что в глазах Питера появилось новое выражение. Я торжествовал. Этот — мой! А если я убедил Питера, то и Ирис пойдет за ним. Питер отозвался первым:

— Порядок, Жак, адвоката спустим с лестницы, а что дальше, с чего начинать?

Питер уже взял инициативу в свои руки. Прежде всего —- алиби всех заинтересованных лиц. Разве кто-нибудь пытался установить алиби Билла и поискать этот злосчастный кинотеатр? Мы знаем, что шел вестерн, знаем приблизительно, где этот кинотеатр находится. Физиономия Билла бросается в глаза. Может, кто-нибудь из кассирш узнает его по карточке? А кто проверял алиби Джонсона? И действительно ли именно Ронни запер Жанну? А Анни и Гвендолен Снейгли? Наконец, театр. Лейгтоны и Трант уверяют, что Магги их там видела, но надо спросить Магги.