— Не знаю, мне думается, что они все против меня, потому что они не привыкли к такого рода людям. Что-то во мне вызывает у них подозрительность. И потом, как я полагаю, Линда-

Нет, даже с Викки он не мог говорить о Линде. До самого дома они ехали в полном молчании.

Он посоветовал ей остаться дома, но она, была упряма, продолжая свое мысленное сражение с деспотичным свекром и мягкотелым супругом. Он не должен возвращаться один, сказала Викки. Она настояла на том, что проводит его на машине и зайдет к нему в дом выпить. И только когда они сидели в креслах с наполненными бокалами Джон понял, как это было важно для него вернуться в дом не одному. Значит, нашлось такое создание, которое может посидеть в его доме и выпить с ним бокал коктейля.

Она оставалась- недолго. Допив свой бокал она поднялась:

— Мне нужно успокоить беднягу Бреда, вы не представляете, как на него действуют такие сцены с отцом... Он чувствует себя зверем, попавшим в ловушку, связанным по рукам и ногам, лишенным всякой самостоятельности. Я не могу его даже винить.

Она протянула ему руку. Когда он ее от души пожал, а потом поцеловал, ее неправильное, странное, доброе лицо засветилось застенчивой, почти смятенной улыбкой.

— Могу ли я вам кое-что сказать, Джои?

— Конечно.

— Боюсь, что вам это покажется глупым, почти оскорбительным. Но вплоть до сегодняшнего дня, когда Мерленды и все остальные кругом говорили такие вещи... Я не была уверена. Я колебалась, вроде Бреда. Какая-то часть во мне думала: может быть они правы? Возможно он и правда...

Она замолчала забрав у него свою руку:

— Но теперь все иначе. Теперь я вам верю.

Она перешагнула через порог, но потом снова обернулась:

— Я имею в виду и Линду тоже. Я уверена, что она вела себя именно так, как вы нам тогда рассказали. И представляю, что за кошмарная у вас была жизнь. Я вами восхищаюсь. У вас столько выдержки и такая железная воля, о которой я лично и мечтать не могу. Так что, что бы ни случилось, я хочу сказать, что если что-то может еще произойти с вами, и если я вам понадоблюсь... Ну, спокойной ночи, Джон.

— Спокойной ночи, Викки.

Он следил, как она торопливо идет через лужайку к машине. Она уехала, единственная его связь с добрыми людьми, и его снова стало охватывать ощущение горячечного бреда.

Он находился один в большом доме, а вокруг стягивалась огромная невидимая сеть.

Вот уже несколько часов он жил, предполагая, что Линда умерла. Сейчас это чувство переросло в уверенность. И оно отравило атмосферу всего дома, как будто где-то совсем рядом лежал ее труп.

Джон прошел в ванную. Полотенце, которым он вытирался днем, когда принимал душ, все еще лежало на полу возле ванной. Он автоматически наклонился, чтобы положить его на место. И тут он обратил внимание на зубные щетки. Господи, он же заходил в ванную раньше. Как же он мог упустить такую важную деталь?

Линдины зубные щетки всегда стояли с левой стороны от зеркала, а его — с правой. И вот теперь все Линдины щетки находились на месте, а его собственные исчезли..:

В таком случае, не Линда укладывала в тот день чемодан. Кто-то пробрался в спальню, взял чемодан, затолкал в него Линдины платья, забежал впопыхах в ванну, схватил первые попавшиеся щетки, пасту, полотенце... Вот и выходило, что записку печатал кто-то другой, не Линда, он же уничтожил его картины, разбил пластинки:..

Он сел на край ванны. Голова болела. Разве теперь он не знал наверняка? Разве это не доказательство, что Линда была убита, а все остальное подтасовано, ловко и находчиво, чтобы ответственность за преступление пала на него!

Постепенно перед ним забрезжил рассвет. Надо позвонить капитану Грину. Рассказать ему о зубных щетках. Это докажет его невиновность. Даже капитан Грин поверит, что Линда никогда бы не спутала свои щетки с чужими.

Ну действуй же, действуй!

Однако надежда исчезла так же быстро, как и появилась. Каким образом он сумеет доказать, что остались Линдины щетки, а не его? Ему припомнилась разъяренная толпа в зале, уверенная, что он — убийца. Такого же мнения придерживался и капитан Грин. Разве он станет слушать про какие-то зубные щетки?

Джон не вернулся в спальню, а устроился в холодной комнате для гостей, упрямо прогоняя от себя образ убегающей от кого-то Линды, ее лицо, искаженное от ужаса...

Он попытался думать о Викки. А когда из этого ничего не получилось, переметнулся на мысли о детях. Но воспоминания об Анжеле, брыкающейся и вопившей в его руках: «Ты побил свою жену!», испортило даже это. Джон ясно представил себе свои синие джинсы в криминалистической лаборатории. Люди в белых халатах разглядывали их под микроскопом.

Прозвучал в ушах голос Стива Риттера:

— Если на этих штанах есть хотя бы маленькое пятнышко...

Когда, наконец, Джон заснул, Стив снова охотился за ним в лесу, но на этот раз он был не один. Все население Стоунвидла гналось за ним, продираясь сквозь кусты, улюлюкая и завывая по собачьи.

Что ты сделал со своей женой?

Он проснулся внезапно: ему показалось, что его позвала Линда. Взглянув на часы, он поразился: уже двадцать минут одиннадцатого! Но, с другой стороны, куда ему торопиться?

— Джон!

Кто-то звал его тоненьким, едва различимым голоском. Еще не совсем проснувшись, он снова подумал: неужели Линда? Он вскочил с кровати, сердце у него бешено стучало.

— Джон... Джон...

Он подбежал к окну. Возле кухонной двери в кустах сирени стоял велосипед, а у двери — маленькая фигурка с темными косичками. Эмили Джонс.

Почувствовав необычайную радость, он закричал:

— Входи!

Торопливо накинув на себя халат, он спустился в кухню, открыл дверь и впустил Эмили, стоявшую на ступеньках. У нее в руках была пачка писем, щеки разгорелись, глаза блестели.

— Я привезла тебе почту, Джон. Мама не знает. Я тихонько проскользнула на почту, вынула их из твоего ящика и привезла.

— Спасибо, Эмили.

Джон забрал у нее письма и положил их на баллон со сжатым газом, стоявший около двери.

— И... и я приехала сказать тебе, чтобы ты не ходил в деревню. Вот почему я так спешила. Боб Силли и Джордж Хэтч, и все эти дяденьки... они говорят, что в следующий раз, когда ты появишься, они до тебя доберутся. Что не должны были отпускать тебя вчера вечером, так они говорят. Я сама все это слышала. Они говорят, что не станут дожидаться патрульных. Это вовсе не дело каких-то чужих военных. Стоунвилл сам разберется, что к чему... Они говорят...

Неожиданно она обвила его за шею обеими руками и заплакала:

— Как я их всех ненавижу!

Ее тоненькое тело дрожало. Он нежно погладил ее по голове:

— Все хорошо, Эмили. Они так говорили, но от слов до дела очень далеко.

— А Анжела, она такая же скверная, как и другие. Как мама и другие женщины. Они твердят, что это сделал ты. Говорят, что ты убил миссис Гамильтон.

Она подняла к нему заплаканное личико:

— Но ведь ты ее не убивал, правда? Я знаю, что нет.

— Нет, Эмили, я не имею ни малейшего представления, где она может быть.

— Тогда почему они такое говорят? Почему люди такие злые? Такие отвратительные?

Обнимая ее за худенькие плечики, он провел ее на кухню.

— Я дам тебе чего-нибудь попить. Ты наверняка устала, после такой дороги.

— Нет, нет...

Она отодвинулась от него с подавленным рыданием.

— Не теперь. Сейчас, когда у меня такое настроение, мне надо побыть одной.

Она побежала к своему велосипеду, села на него и посмотрела на Джона черными печальными глазками:

— Когда это пройдет, я возможно приеду еще раз. Если ты захочешь, я у тебя все приберу, приготовлю тебе и все такое... только не сейчас.

Снова раздалось приглушенное рыдание, но она уже яростно нажимала на педали, ее черные косы развевались по ветру.,

С минуту Джон стоял, глядя вслед девочке. Когда она завернула за угол дома, он опустился на крыльцо и стал искать в кармане сигареты. Их не было. Ему пришлось подняться и зайти в кухню. В глаза бросились письма на баллоне с газом. Он забрал всю пачку и снова вышел на крыльцо.