Возьми трубку, так ты меньше рискуешь.

Из-за только что перенесенного шока все реакции его замедлились.

И Джон неторопливо взял трубку.

— Алло?

Он сам не узнал свой голос..

— Алло? Алло?

— Джон?

Это была Викки. Он сразу узнал ее, и это помогло ему овладеть собой.

— Джон, это вы?

— Я, Викки.

— Благодарение Богу, я уже звоню минут десять. Практически у вас уже не осталось времени. Они отправились за вами. Не патрульные. Стив и его орава. Вся деревня. Я была в магазине, увидела их из окна. Заметила, как подъезжают одна за другой машины. А сейчас они уже поехали. Так что с минуты на минуту будут у вас... Джон, вам нельзя там оставаться. С их настроением... Приезжайте к нам. Иного выхода нет. Садитесь в машину. Я сейчас же бегу домой. Если вы будете со мной, этому зверю придется успокоиться. Они... Джон, вы меня слышите?

Он стоял у окна, вглядываясь сквозь тонкую нейлоновую занавеску в дорогу, полускрытую стволами деревьев.

— Да, Викки, я вас слышу.

— Стиву позвонили из лаборатории. На синих джинсах нашли пятна крови и цемента, а владелец какого-то магазина в Питсфилде сообщил в полицию, что вы закупили у него несколько мешков цемента. Они говорят, что вы замуровали ее в погребе. И собираются все перерыть у вас в доме. У них с собой ломы и лопаты.

И тут он услышал шум машин. Возможно, он слышал его и раньше, по принял за гудение огромного шмеля. Шум нарастал. Теперь даже можно было различить визг тормозов: значит они добрались до крутого спуска у поворота с шоссе.

Его снова настигал ночной кошмар, реальным оставался только голос Викки,

Джон ответил, не испытывая никаких чувств:

— Спасибо, Викки. Я кончаю.

— Быстрее!

— Да, быстрее.

Он уронил трубку. Добраться до машины он уже не успеет, это ясно. В таком случае, не лучше ли покориться своей участи и ждать их здесь?

Сквозь деревья он заметил отблеск солнца на первой машине, и это отрезвило его, прогнало апатию, пробудило стремление бороться. Пусть его машина отпадает, но ведь остается лес! До Викки можно добраться, минуя дорогу. Слава Богу, ему тут знаком каждый кустик!

Теперь им руководил инстинкт самосохранения. Обязательно доберись до дома Кейри. Это была ближайшая, вполне конкретная цель. О дальнейшем пока не время думать!

Он выскочил через кухню на лужайку. Уже пробираясь между стволами яблоневого сада, он сообразил, что так его заметят, если не из первых машин, то из замыкающих кавалькаду.

Вот когда он пережил снова все то, что видел во сне: он убегает, за ним гонятся разъяренные люди...

Послышались гудки автомашин, захлопали дверцы.

Джон не оглядывался, боясь увидеть всю эту свору, потерявшую человеческий облик...

Он услышал, как позади него кто-то завыл по-собачьи. Показалось ли это, или было на самом деле?

Но вот уже и поросль молодых сосенок, густо заполнивших берег ручья.

Пусть иголки царапают ему лицо и руки! Это не страшно. Через ручей он переправился без всякого труда, прыгая с камня на камень. За ручьем начинался настоящий лес. Могучие стволы, густой подлесок, валежник, кроны, едва пропускающие солнечный свет.

Плотная стена сосен наконец-то скрыла его от глаз преследователей.

Ощущение своей невидимости было подобно глотку холодной воды в нестерпимый зной, оно снова помогло ему мыслить и чувствовать себя человеком, а не загнанным зверем. Не теряй головы! Ты же знаешь эти леса. Знаешь, где надо завернуть налево и спуститься к озеру, возле которого стоит дом Викки.

Но сзади послышались яростные крики. Можно было подумать, что его преследователи совсем рядом, за соснами.

Что, его снова обманывает воображение? Они не могут быть так близко...

И тут он понял: люди из головной машины, увидев, что идущие за ними повернули назад, обо всем догадались и бросились за ним в погоню, отрезая путь к дому Кейри.

В таком случае, вперед, через чащобу, минуя ложбину с черничником, на развесистую березу! Так подсказывал ему все тот же инстинкт.

Правда, это уводило его в сторону от дома Викки, зато за березой начинался глубокий овраг с круто обрывающимися краями, поросший таким густым орешником, что там его никто не смог бы отыскать.

Он бежал через черничник, с ужасом думая, что будет, если они догадались взять с собой собаку. Вот уже впереди на косогоре темнеет орешник, только бы успеть, только бы скрыться в его спасительной гуще!

Он сделал последний отчаянный рывок, и в тот самый момент, когда намеревался прыгнуть в зеленый сумрак, услышал за собой пронзительный вопль:

— Вот он!

Путь через орешник оказался мучительным. Он как-то об этом не подумал. Стволы переплелись, образовав непроходимую живую изгородь, некоторые из них прижимались к самой земле. Джону показалось, что он по собственной глупости попал в клетку из темных гибких ветвей. Но он упорно пробирался вперед, падал, подымался, раздвигал ветви, давно перестав ориентироваться.

Тоненькие ветки, как чьи-то длинные пальцы, цеплялись за него, листья набивались в рот.

Джон пробирался вперед и вперед в состоянии, близком к истерике, ни о чем больше не думая и не обращая ни на что внимания. Совершенно неожиданно он очутился па поляне, на противоположном конце которой возвышалась скала из песчаника.

Рывок из цепкого орешника был настолько сильным, что он не сумел удержаться на ногах.

Свалившись в сухую траву вниз лицом, ом замер на некоторое время, не имея сил подняться, с трудом хватая воздух широко раскрытым ртом и больше всего боясь, что не выдержит и разрыдается.

Крики позади не. ослабевали. Даже не позади, а где-то слева и справа.

Он был настолько измучен, что снова почувствовал полную апатию: и не все ли равно, сейчас или позднее?

Это его напугало, он заставил себя подняться, дыша с таким трудом, что каждый вдох причинял ему боль. Без всякой цели он двинулся вдоль огромной скалы, одной рукой касаясь ее холодной поверхности, как будто холод песчаника мог ему помочь восстановить утраченные силы.

Скала круто заворачивала вправо. Джон совершенно машинально тоже, повернул, отходя немного от орешника, уходившего влево.

И тут перед ним возникла человеческая фигура.

В первое мгновение она была для него лишена индивидуальности, не имела ни лица, ни конкретных форм, лишь олицетворяла часть того кошмара, который преследовал его.

Он замер на месте и покачал головой, как будто этим жестом хотел отвергнуть существование этого враждебного для него мира.

А потом эта абстрактная .фигура приобрела черты Эмили...

Они стояли в полном молчании, глядя друг на друга, потом она протянула ему руку. Чисто механически он взял ее.

Крики и вопли неслись отовсюду, но они для Джона утратили реальность. Эмили крадучись потянула его вперед, внимательно глядя себе под ноги, по всей вероятности, боясь наступить на сук или ветку.

Автоматически Джон делал то же самое. Они шли к тому месту, где орешник поднимался на самую скалу. Вот они уже достигли кустов.

Эмили опустилась на четвереньки и исчезла среди ветвей. Джон снова послушно вошел в клетку из орешника. В зеленом свете впереди он смутно различал маленькую фигурку. Эмили. Ему показалось, что она растворилась в скале. Когда он добрался до этого места, маленькая смуглая ручка протянулась к нему из полукруглого отверстия едва достигающего двух футов в диаметре. Он с трудом протиснулся через него.

Проход расширялся, и Джон смог выпрямиться. Эмили тащила его за собой все глубже и глубже в пещеру. Его глаза привыкли к полумраку. Подняв голову, он убедился, что в нескольких футах над его головой в скале имеются трещины, через которые сюда проникал свет.

— Здесь отлично, Джон! — громко сообщила Эмили.— Про эту пещеру никто не знает, кроме нас с Анжелой.

Это наша тайна.

Джон стоял рядом с Эмили, как будто спасение было не только в этой пещере, но и в девочке. Он продолжал дрожать, но боль в груди ослабла. Крики и даже шелест листвы возле пещеры были так ясно слышны, будто ее стены были сделаны из папиросной бумаги.