После того, как Линда на дне рождения Викки предъявила тебе ультиматум; у тебя с отцом состоялась продолжительная, вполне откровенная беседа. Ты признался ему в своей недальновидности и опрометчивости. «Я влип в ужасную историю. Дело не только в моей жене, но и благополучии нашей компании. Я проговорился Линде, что кое-какие наши операции были не вполне законными и что ты израсходовал Виккины деньги, чтобы вытащить нас из петли».

Ты был в отчаянии, верно? Но твой отец — нисколько!

«Положись во всем на меня, сам поезжай в Нью-Йорк, не болтайся под ногами, а когда ты вернешься...»

Негодование и презрение мешали Джону спокойно излагать свои мысли.

— Но когда ты вернулся, ты точно не мог сказать, что же случилось. Полной уверенности у тебя не было, а настоять на том, чтобы отец рассказал тебе правду, у тебя не было ни решимости, ни желания. Так оставалась слабая надежда,, что это действительно я сделал то, о чем тебе хотя и страшно было думать, но с чем ты подсознательно был согласен с точки зрения своего благополучия. Ну а отец поддерживал в тебе мысль о том, что я каким-то чудом угадал твое тайное желание и покончил с Линдой. Ох, он ничего плохого не совершил и даже в мыслях у него не было ничего плохого. Поговорить по душам, возможно, предложить «отступного», по на такое злодейство он никогда бы не решился! Он не имеет ни малейшего понятия, что случилось с бедняжкой Линдой. И так далее...

Но ты не мог быть вполне уверенным. Ты вполне обоснованно подозревал, что твой отец принадлежит к категории как раз тех людей, которые не остановятся ни перед чем, чтобы ликвидировать угрозу для его семьи и фамильной фирмы. С этой точки зрения он мог так безжалостно разделаться с Линдой. Зная его характер н методы работы вообще, ты понимал, что в этом нет ничего невероятного. Но ты предпочитал подло молчать, притворившись, что веришь в непричастность своего отца.

Интересно, что ты подумал, когда он пригласил меня на городской митинг? Ведь это был тонкий расчет: разъяренная толпа, подогретая теми слухами, которые он сам искусно распускал через излишне доверчивого Стива Риттера, меня линчует, и все будет кончено еще до того, как начнется расследование...

Но сегодня у Мерлендов ты окончательно все понял, не так ли? И, тем не менее, даже пальцем не пошевелил для того, чтобы спасти меня...

Подойдя к Бреду, он схватил его за руку:

— Скажи им правду, не играй в молчанку, потому что, если ты и сейчас промолчишь, один Бог знает, что с тобой произойдет! Если отбросить в сторону все те этические соображения, о которых я только что говорил, ты не виновен.

В суде ты сумеешь доказать что не имеешь «прямого» отношения к убийству, но только при условии, если будет известно истинное положение вещей. Поэтому говори! Скажи, кто послал тебя от Мерлендов раздобыть в тайнике катушку с магнитофонной лентой?

Бред поднял голову. Растерянность, испуг, нерешительность, написанные на его лице, могли бы вызвать сочувствие, если бы не заслуживали презрения. Зубы у него стучали, язык то и дело облизывал пересохшие губы.

— Я не знаю, Джон, не знаю...

— Глупости, ты все прекрасно знаешь! Твое запирательство делу не поможет.

— Бред!

Голос мистера Кейри старшего не утратил своей деспотичной властности.

— Бред, не разрешай ему...

Но Бред уже был сломлен.

— Кто послал тебя за лентой? — настаивал Джон.

С минуту глаза Бреда перебегали с отца на Джона, потом он опустил голову и тихо сказал:

— Папа. Папа меня послал. Потому что сам он должен был дождаться Стива Риттера. Вот он и сказал, что мне придется... Придется сходить... Он не стал объяснять, почему и что. Найди эту коробочку и изыми катушку... Ну и я...

Стив Риттер первым шагнул к мистеру Кейри, за ним фермеры. Бред повернулся к жене и нерешительно протянул ей руку:

— Викки, я же...

Но она отшатнулась от него и подбежала к окну, повернувшись спиной ко всем собравшимся.

Вот и все кончено, подумал Джон. Можно считать, что мистер Кейри пойман с поличным.

Все мужчины громко заговорили, стараясь как-то оправдаться, загладить свою вину перед Джоном, объяснить, что они были введены в заблуждение. Но Джон, чувствуя себя совершенно отрешенным от них, подошел к Викки.

Она по-прежнему стояла у окна, с невидящими глазами. Он осторожно опустил ей руку на плечо, а когда она повернулась к нему, он почувствовал необычайную нежность и жалость к этой по сути дела обездоленной женщине. Линда и мистер Кейри. Если он оказался жертвой чудовища, то и Викки тоже. Судьба у них была одинакова, а вот теперь...

И он совершенно искренне прошептал:

— Милая, все будет хорошо!

—- Спасибо, Джон, тебе я верю.

Его кто-то дернул за рукав.

Джон оглянулся: на него взволнованно смотрела Эмили.

— Анжела им сказала, я пыталась ей помешать, но у меня ничего не получилось. Когда они пришли, Анжела сказала. Ох, Джон, теперь всё олл райт?

Одна рука Джона все еще лежала на плече у Викки. Наклонившись он неясно поцеловал Эмили в голову:

— Всё олл райт, моя девочка.

И вдруг подумал, с необычной радостью:

«Все и правда прекрасно! Кто сказал, что жизнь кончена? Она продолжается. Я же еще не стар! Говорят, что самый темный час бывает перед рассветом. Может быть, теперь мне улыбнется счастье. У меня есть любимая работа, есть Эмили и... Викки...»

Роберт Лоувел  — двуличный человек, которого жена сделала рогоносцем.

Мэри Лоувел  — жена вышеуказанного, которая его... Стоп!

Тони Лоувел  — старательный, но мало приятный продукт союза вышеупомянутых. Если верить гражданскому документу...

Роза Дулич — красивая женщина, которая умеет быть красивой.

Виктор Дулич — муж Розы... для него очень колючей.

Дора Вилнер  — секретарша-пуританка, но очень преданная.

Герберт Асланд — тип, имеющий забавное хобби.

Полли Асланд — не дочь своего отца Герберта.

Вильям Глен — помощник прокурора.

Стефан Милс — «официальный флик», не глупее других.

Эрнст Бессе — судебно-медицинский эксперт, включается, по возможности, в игру.

Ожерелье, несколько автомобилей, воробей, веревка, охрипшие голоса и прочие аксессуары.

И для полного комплекта знаменитое

Питер Ларм — детектив,  директор Агентства.

Флосси Мармоэет — секретарша, не пуританка, тем не менее преданная.

Джемс Арнакл — первый помощник.

Майк Сорел — второй помощник.

(Третьего помощника нет).

Дождь шел непрерывно. Порывы ветра швыряли потоки воды в оконные стекла. Я взглянул в окно и почувствовал себя рыбой в аквариуме. Настроение было просто убийственным, к тому же беспрерывный стук пишущей машинки в соседней комнате действовал на нервы.

К полудню я прочел от корки до корки все утренние газеты. Судя по всему, дела «Детективного агентства» шли неплохо. Джемс и Майк, мои помощники, стаптывали башмаки,- чтобы доставить удовольствие одному обманутому мужу с Пятой авеню. Я взялся за это дело, чтобы хоть чем-то их занять. Тошно было смотреть, как они слоняются по комнате и очень мешают Флосси работать.

Я обнаружил, что у меня кончились сигареты, и собрался выйти, но звонок у входа остановил, меня. Черт возьми, с таким трудом дождаться полудня — и вот на тебе, кто-то явился!

Я услышал, как Флосси отодвинула стул, прекратив свою барабанную дробь, и спокойно направилась к вестибюлю.

Дождь продолжал стучать в окна. Мне было тошно.

Послышалось хлопанье дверей и бормотание.

Флосси провела клиента в комнату ожидания, которая отделяла ее кабинет от моего.