В течение нескольких минут я старательно давил ей на ноги. Когда же я решил, что с нее достаточно, она сделала мне знак остановиться и снова начала свои объяснения Я бросил на нее умоляющий взгляд и неловко пробормотал:

Это застенчивость мне мешает... Если бы вы могли пройти со мной... выпить один стаканчик... Я уверен, что тогда я лучше бы все понял.

Она сразу же переменила тон, ее взгляд стал хитрым и провоцирующим. Слегка взбив свои волосы, она проговорила .с хитрым видом:

Я вижу, кто вы такой... В сущности, танцы вас совершенно не интересуют.

С виноватым видом я признался:

— Нет... Мой приятель говорил мне о вас, и я хотел с вами познакомиться.

Она даже не попыталась узнать, как зовут моего приятеля. Она просто сказала:

— Я могу выйти, но вы будете вынуждены оплатить

мой простой. Понимаете, ведь это чистая потеря для моего хозяина.

Сделав немного огорченный вид, я спросил:

— Сколько?

— Тридцать долларов.

Это было, конечно, очень дорого, но мне совершенно необходимо повидаться с Полли Асланд наедине.

— Согласен,— ответил я, сунув руку в карман.

Она взяла меня под руку:

— Нужно заплатить патрону. Подождите меня в прихожей, я пойду за своим плащом.

Я вернулся в приемную-вестибюль и отдал тридцать долларов типу, который меня принимал, объяснив ему, в чем дело. Это не вызвало у него никакой реакции, по всей вероятности, это было обычным явлением в этом доме.

Полли не заставила меня долго ждать. Она переодела лишь туфельки и накинула меховое с длинным ворсом манто, очень шедшее ей.

Мы вышли из дома, держась за руки, и я провел ее к моей машине.

Увидев ультрасовременную модель, и особенно радиотелефон, она, казалось, забеспокоилась. Чтобы убедить ее, я сказал, что мои дела требуют близкого соприкосновения с моими товарищами по работе и что радиотелефон мне необходим. Она успокоилась и спросила:

— И куда же вы меня повезете?

Было немногим больше половины десятого.

— Если вы не торопитесь, то я повезу вас обедать в одну таверну по дороге на Пукибзи. У нас это займет добрых три часа.

Она просто ответила:

— О’кей. Это мне подходит.

Я рассказывал ей кучу интересных историй, она тоже, видимо, решила развлечься. Полли была приятная компаньонка. Я же смеялся про себя, думая о том, какой сюрприз ожидал ее.

Некоторое время мы ехали очень быстро, поднимаясь к Гудзону. Потом, не доезжая двадцати миль до Пукибзи, я свернул на узкую, окаймленную большой канавой улицу, которая вела на окраину, удаляясь от реки.

Полли вдруг совершенно неожиданно прекратила болтовню и спросила:

— Это здесь находится ваша таверна?

— Да. Мы скоро уже приедем. Вы будете удивлены.

Я был в этих местах два или три года назад и помнил об их уединенности. Для большей уверенности я снова изменил направление и поехал но темной дороге, где двум машинам нельзя было разъехаться. Ночь была светлой, но безлунной. Должен признаться, что обстановка была не из привлекательных. Очень скоро Полли забеспокоилась:

— Вы уверены, что не ошиблись дорогой?

Я затормозил, остановил машину и выключил контакт. Потом медленно повернулся к Полли, которая инстинктивно отодвинулась от меня и прижалась к дверце. Хриплым голосом она сказала мне:

— Вы должны были предупредить меня. Я ведь способна понять подобные вещи.

Я выключил освещение щитка приборов, что погрузило нас в совершеннейшую тьму и засмеялся:

— Ты ничего не поняла, детка.

У нее вырвался испуганный крик, и она еще теснее прижалась к дверце. Все шло превосходно. В мои планы входило пострашнее напугать ее, чтобы после этого заставить разговориться. Я быстро вытянул свою руку, чтобы помешать ей открыть дверцу, и с силой сжал ее пальцы. Все это напоминало фильмы ужасов.

Неожиданно я вспомнил, что при этом необходимо дрожать. Я заставил свою руку дрожать, потом угрожающим тоном заговорил:

— Мы здесь совершенно одни... Ты можешь орать сколько влезет, все равно никто не услышит. Нравится тебе это или нет, но ты отправишься туда, куда я захочу.

Теперь уже задрожала она, и я был уверен, что совершенно натурально. Голосом, полным отчаяния, она стала умолять меня:

— Я вас прошу... Не делайте мне зла. Я сделаю все, что вы захотите, только не причиняйте мне зла!

Девушка была уже на грани истерики. После этого она, должно быть, будет страшно рада, освободившись от опасности, рассказать мне все, что мне нужно узнать у нее.

Я отпустил ее руку и спросил своим обычным голосом:

— Где Тони?

Несколько секунд она. оставалась как бы парализованной, потом с силой выдохнула воздух, как опорожнившийся баллон. Ее голова бессильно свесилась на грудь. Я повторил свой вопрос более жестко:

— Ты скажешь мне теперь, где Тони?

Ее голос был, как вздох.

— Я не знаю.

Я с силой схватил ее за руку и резко спросил:

— Послушай, ты же полностью в моей власти... Ты будешь все равно говорить, добровольно или насильно, но будешь! На твоем месте, я не стал бы долго раздумывать...

Она покачала головой и повторила:

— Я ничего не знаю.

Я пришел в ярость. Затратить столько усилий и времени, чтобы разыграть всю эту сцену, и ничего не узнать!.. Я протянул руку к ее шее и слетка сжал ее. Она снова задрожала. Я понял, что еще немного — и она начнет кричать, и нажал сильнее, чтобы предотвратить крик. Потом, отчеканивая каждое слово, я продолжал:

— Я хочу знать, где находится Тони Лоувел, и ты мне это скажешь, Ты последняя видела его вчера вечером. Он исчез...

Мои глаза уже достаточно привыкли к темноте, чтобы я мог следить за ее реакцией. То, что я прочел в ее глазах, вызвало мою. снисходительность. Я быстро нанес последний удар.

— Его мать мертва. Она найдена повешенной в гараже. Теперь ты понимаешь, почему необходимо разыскать Тони?

Ее глаза стали закатываться, а на лице было выражение смертельного ужаса. Я почувствовал, как кожа на ее шее похолодела под моими пальцами, и я выпустил ее, не переставая наблюдать. Она выглядела обезумевшей. Когда она смогла наконец вздохнуть, то прошептала:

— Миссис Лоувел мертва... Это невозможно...

Она вдруг стала рыдать. Между двумя всхлипываниями мне удалось уловить то, что она пыталась мне сказать:

— Как она умерла?

— Повешена. На трубе в гараже.

Она снова захлебнулась в рыданиях, и ничего, кроме всхлипываний, я не слышал.

— Повешена,..—-прошептала она наконец. — Как и моя мать.

Я быстро спросил:

— Твоя мать тоже повесилась?

Она громко плакала в течение нескольких минут, заставляя меня снова ждать. Потом попросила у меня носовой платок. Я дал, и она стала вытирать себе глаза. Видимо, немного успокоившись, она мне ответила:

— Да... Моя мать тоже повесилась в гараже Хобби-Хауза, три года назад.

Теперь уже настала моя очередь затаить дыхание. С пересохшим горлом я спросил:

— И... известно почему она...

Ее лицо приняло гневное выражение.

— Герберт слишком мучил ее.

Я все больше заинтересовывался.

— Герберт, это ведь ваш отец?

Она отрицательно покачала головой.

— Нет... Когда он женился на моей матери, мне было уже три года. Он меня просто удочерил и дал свое имя... Но он мне не отец...

Эта девочка была мне симпатична, и я порадовался за нее. Я представил себе этого Асланда, приготовившегося выколоть глаза птичке как раз в тот момент, когда я пришел к нему в дом. Такого родителя не пожелаешь своему злейшему врагу. Я вернулся к интересующему меня вопросу:

— Давай вернемся к Тони...

Она, казалось, не слышала. В течение нескольких секунд она смотрела на меня какими-то изменившимися глазами, потом резко спросила:

— Ведь вы мистер Ларм, не правда ли? Это я вам вчера вечером открывала ворота в Хобби-Хаузе?

Я ответил утвердительным кивком головы. Потом, поняв, что она уже убедилась в этом, я объяснил:

— Я частный детектив. Приехал в Хобби-Хауз по просьбе мистера Лоувела. Не могу вам объяснить, зачем... Теперь же ищу Тони. Я знаю, что вчера вечером он встретился с вами в парке. Я хочу, чтобы вы мне объяснили...