— Убирайся, Пьерро, ты нам мешаешь.

Он с улыбкой вернулся к стойке.

— Что вы имеете в виду под словами «все еще»? — спросил я.— Он жив или мертв?

— И то и другое. Четыре года назад он попал в страшную катастрофу и с тех пор не двигается и не говорит. Но он все еще жив.

— Это печально.

— Да, очень.

Она разбавила «Кампарри» водой из сифона.

— Но это печально и для меня. Если бы я раньше знал об этом, я не позволил бы себе поцеловать вас,— сказал я.

— А почему вы меня поцеловали?— спросила она, не глядя на меня, Ее тонкие пальцы вертели бокал.

— Сам не понимаю.

Она продолжала играть бокалом. После недолгого молчания она сказала:

— Я почувствовала то же самое.

Сердце у меня сильно забилось.

— Вы попросили меня остаться здесь, продолжала она,- значит, вы влюбились в меня с первого взгляда. Верно?

Я улыбнулся:

— Не совсем так. Позвольте, я поправлю вас? Просто, увидев вас, я испытал шок.

В этот момент появился Пьерро с бутылкой

«Баролло». Он откупорил бутылку. Мы вынуждены были молчать до тех пор, пока он не ушел.

— Я никак не могу понять, почему такой человек, как вы, работает экскурсоводом,— сказала она.

— Для меня в этой стране нет другой работы. Я ведь не отмечен в полиции. Но это, конечно, тайна.

— Вы хотите сказать, что у вас нет разрешения на жительство?

— Вот именно.

— Но ведь его же совсем не трудно достать.

— О, может быть, это и так, но не для меня. Мне не дают разрешения на жительство потому, что у меня нет гарантированной работы, а работу не дают потому, что нет разрешения на жительство. Типичный итальянский замкнутый круг.

— Но тогда почему же вы вообще остаетесь в Италии?

— Мне очень нравится эта страна, и, кроме того, я пишу книгу об итальянских соборах.

— Вы не тот человек, которому следовало бы заниматься таким делом.

— Вы так считаете? Когда я жил в Нью-Йорке, я был архитектором. Но, конечно, незнаменитым. И все же на жизнь я себе зарабатывал. Потом меня призвали в армию, и в конце концов я оказался в Италии. Демобилизовавшись из армии, я остался в Милане и осел здесь. У меня не было денег, а так как мне не хотелось вступать в конфликт с полицией, то я и стал «диким» гидом.

— А все-гаки не лучше ли вам было бы добиться в полиции разрешения на жительство? Я уверена, что это можно устроить.

— Наверное, но мне не хочется этим заниматься.

Пьерро принес ассобукко. Когда он ушел, Лаура спросила.

— У вас действительно нет денег?

— Теперь немного есть.

— Но раньше вы сказали...

— Я, видите ли, работаю с переменным успехом, но меня это не волнует. Мне вполне хватает моего заработка. Расскажите мне лучше о себе.

Лаура пожала плечами.

— Собственно, мне особенно и нечего рассказывать. Раньше я работала секретаршей у американского консула в Риме. Затем его перевели сюда, в Милан. Здесь я и встретилась с Бруно (моим теперешним супругом). Он предложил, мне выйти за него замуж. Он очень богат. Вы даже и представить себе не можете, как он богат. Мне к тому времени очень надоело работать в бюро, да и Бруно казался мне влюбленным. Я немного подумала и вышла за него замуж. Год спустя он попал в автомобильную катастрофу, сломал позвоночник и получил другие серьезные повреждения. Врачи говорили, что он не оправится, но они плохо знали Бруно. Для него не было и нет ничего невозможного, если он что-то вобьет себе в голову. Он твердо решил жить и делает это вот уже четыре года. Он не двигается, не говорит, не может даже шевельнуться, двинуть хоть одним мускулом, но он живет.

— И неужели нет никакой надежды?

Она покачала головой.

—- Не знаю, сколько это еще продлится, но врачи говорят, ч то с таким же успехом он может умереть через день и прожить несколько лег, — с горечью сказала она. Мне очень жаль,., - сказал я.

Лаура вдруг засмеялась:

— Так что, видите, мне сейчас нелегко.

— А что вы делаете в Милане?

После моего вопроса улыбка исчезла с ее лица и появилось выражение горечи.

— Я договорилась на два часа со своим парикмахером. Атмосфера моего дома настолько гнетущая, что я решила выехать пораньше и заглянуть в собор. Теперь я очень рада, что эта идея пришла мне в голову.

Она вдруг с нежностью посмотрела на меня, но я думал о ее муже, который не может шевельнуться и говорить. Каково было бы мне на его месте? Наверняка я постоянно бы беспокоился. Каждая отлучка жены заставляла бы меня волноваться.

— Бруно доверяет мне,-— сказала Лаура, как бы прочитав мои мысли.— Ему и в голову не придет, что я могу поддаться соблазну. Он верит в чувство долга, жертвенность и верность.

Я был поражен тем, как она легко читала мои мысли.

— Но для вас это должно быть тяжело.

— До сих пор мне это было совершенно безразлично,— сказала она, не глядя на меня.— Но постепенно мне в голову стали приходить мысли, что я веду себя крайне глупо. Ведь четыре года — это же довольно долгий срок. И стоит мне подумать, что проходят, может быть, лучшие годы моей жизни, и я задаю себе вопрос: что же делать? Кроме того, я ведь знаю, что если вести себя осторожно, то вряд ли кто-нибудь что-то заметит.

Я вдруг почувствовал, как кровь прилила мне в голову. Я понимал, что следующий ход будет за мной. Она хотела, чтобы ее убедили, что все это пустяки и очень нетрудно осуществить. Если я не решусь сейчас, то на моем месте окажется кто-нибудь другой, кто обязательно воспользуется таким случаем, Flo я никак не мог отделаться от мысли о ее больном, несчастном муже, не мог выбросить из головы эту картину. Я все время представлял себя на его месте.

— Вы не совсем правы,— сказал я.— Есть люди, очень тонко чувствующие окружающих. И ваш муж может догадаться об этом очень быстро. Вы сами же и выдадите себя. Для него это будет потрясением.

Некоторое время Лаура сидела, пе глядя на меня.

— О, это очень мило, что вы заботитесь о Бруно. Большинству мужчин, будь они на вашем месте, и в голову бы не пришло э го.

— Но я подумал не столько о нем, сколько о вас.

— Я знаю, каким тяжелым грузом может быть нечистая совесть. Особенно же она донимает нас по ночам.

Она рассмеялась холодным смешком, но ее глаза оставались бесстрастными.

— В таком случае вам, Дэвид, лучше продолжить работу над своей книгой, сказала она.— Вы мне вдруг напомнили святого или, во всяком случае, именно такого человека, которому непременно надо написать книгу о соборах.

Я покраснел.

— Вы, может быть, и нравы, но здесь совершенно особый случай. Если бы ваш муж был здоров и мог постоять за себя, тогда другое дело. Но я не могу бить лежачего.

—- Вот именно за это вы мне и понравились, Дэвид.— В глазах Лауры загорелся огонек. Она говорила гак, как будто меня здесь не было и она признавалась в тайных мыслях самой себе.— Да, вы правы, нам пришлось бы бить лежачего. Очень жаль, что я не обладаю вашим спортивным духом. Но мне как-то все равно, кого бить: сидячего или лежачего.

Она взглянула на часы:

— Мне нужно бежать. Я не решаюсь заплатить за обед: вы, вероятно, обидитесь.

Она встала.

— А теперь, прошу вас, не провожайте меня. Я предпочитаю уйти одна.

Это мне показалось правильным.

— Мы увидимся?

В ее глазах появилась насмешка.

— А зачем? Меня ведь не интересуют ваши соборы, а вас мои неприятности.

Сейчас она стояла против света, и я еще раз обратил внимание, как она красива. Мои добрые намерения начали испаряться. Я лихорадочно стал искать лазейку для отступления.

— Минутку...

— Желаю вам счастья, Дэвид, Благодарю за прекрасный обед и советую вам продолжать работу над книгой. Я уверена, что она будет иметь успех.

Ни разу не обернувшись, она вышла на улицу.

Я остался сидеть за столиком, злой на себя и на весь мир. Какого же дурака я свалял! Однако внутреннее чувство подсказывало мне, что я поступил правильно.

Пьерро вышел из-за стойки и подошел к моему столику.