63

По мнению А.П. Сергеева, с которым мы солидарны, одновременно с таким определением гражданского правоотношения имеет право на существование и точка зрения, согласно которой правоотношение – это идеальная модель взаимодействия участников реального общественного отношения, на которую они должны ориентироваться (Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 1 / отв. ред. А.П. Сергеев. – М., 2009. – С. 115, 116). Эти подходы не исключают, а дополняют друг друга.

64

Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 1 / отв. ред. А.П. Сергеев. – М., 2009. – С. 118—124 (автор главы – А.П. Сергеев).

65

На наш взгляд, даже признавая правомерность позиции о потенциальной возможности такого дробления и отрыва обязательств в правоотношении друг от друга, нельзя возводить ее в абсолют. Иначе мы дойдем до абсурда, поскольку получится, что синаллагматические правоотношения, возникающие из подавляющего большинства договоров, упомянутых в ГК РФ, есть ни что иное, как фикция, а в действительности наличествуют только набор «элементарных» обязательств. В этой связи представляется верным утверждение И.В. Елисеева, что в большинстве договоров гражданского права права и обязанности сторон настолько связаны, что разорвать их – значит разорвать содержание договора (Гражданское право: учебник: В 3 т. – Т. 2. – 4-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. – М., 2004. – С. 13). Правда, в результате возникает проблема оборотоспособности прав требования, которая порождает прямо противоположные подходы как в теории, так и на практике (об этом см. ниже).

66

Вопрос о том, присутствуют ли в правовой действительности трех– и более сторонние правоотношения с множественностью лиц на каждой стороне, – мы оставляем открытым.

67

Разумеется, если вести речь о классификации типичных видов, то такая множественность должна проявлять себя как в правах, так и в обязанностях. При отступлении от этого правила будут появляться особые виды множественности.

68

Приведенная классификация носит схематичный характер и представляет собой, скорее, приглашение к обсуждению и попытку способствовать лучшему пониманию категории множественности лиц в правоотношениях, нежели что-то большее.

69

Если речь идет о субсидиарной множественности – потенциальные права или обязанности.

70

При солидарной и субсидиарной множественности.

71

При долевой множественности и субсидиарной множественности (например, когда основной должник частично свою исполнил обязанность).

72

Этого может не избежать, в том числе, и тот автор, который придерживается концепции взаимных обязательств. Так, Е.А. Суханов, признавая, что во взаимном обязательстве каждый из участников выступает в качестве и должника, и кредитора, указывает, тем не менее, следующее: «Смешанные солидарные обязательства сочетают активные и пассивные солидарные обязательства, т. е. характеризуются множественностью связанных солидарными отношениями лиц как на стороне кредитора, так и на стороне должника. Например, при покупке имущества одними супругами у других возникают взаимные обязательства по уплате покупной цены и передаче проданной вещи, в которых по общему правилу каждый из участников выступает и в качестве солидарного должника, и в качестве солидарного кредитора. К таким сложным обязательствам соответственно применяются правила об активных и пассивных солидарных обязательствах» (см.: Гражданское право: учебник. – 2-е изд., перераб. и доп. / отв. ред. Е.А. Суханов. – Т. II. – Полутом 1. – М., 2004 (§4 гл. 28, автор главы – Е.А. Суханов)). Иными словами, Е.А. Суханов не выходит за рамки концепции, применимой к «элементарным» обязательствам.

73

См.: Магазинер Я.М. Общая теория права на основе советского законодательства // Магазинер Я.М. Избранные труды по общей теории права / отв. ред. А.К. Кравцов. – СПб., 2006. – С. 244.

Как полагал Л.И. Петражицкий, рабы являлись субъектами общей обязанности послушания, терпения и т. д. по отношению к господину, и можно только признать, что по официальным правам государств, признающих рабство, рабы в более или менее полной степени лишены активной правоспособности (Петражицкий Л.И. Теория государства и права в связи с теорией нравственности. – Т. 2. – СПб., 1907. – С. 380). По мнению В.Ф. Тарановского, рабы не имели правоспособности, однако из этого общего правила допускались некоторые изъятия и рабам предоставлялась некоторая активная и даже пассивная правоспособность, что не отменяло основного принципа признания раба вещью (Тарановский Ф.В. Учебник энциклопедии права. – Юрьев, 1917. – С. 144).

74

В литературе отмечается, что, поскольку любое право имеет границы своего осуществления, постольку лицо, обладающее правом, несет и определенные обязанности, которые обусловлены границами осуществления этого права, т. е. так называемые кредиторские обязанности (Ковалевская Н.С. Договор в пользу третьих лиц – граждан: дис. … канд. юрид. наук. – Л., 1988. – С. 49). По поводу кредиторских обязанностей см. также: Павлова О.П. Значение вины кредитора в гражданско-правовых обязательствах: автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Л., 1984. – С. 5, 8—14.

75

См.: Ковалевская Н.С. Указ. соч. – С. 51; Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. – Кн. 1. Общие положения. – М., 2001. – 3-е изд., стереотип. (Гл. IV, п. 5, автор главы – М.И. Брагинский).

На то, что третье лицо становится субъектом договорного обязательства, прямо обращала внимание И.В. Бекленищева, однако одновременно она указывала, что третье лицо при этом не становится стороной договора, поскольку, в частности, не имеет права его расторгнуть (Указ. соч. – С. 88). Представляется, что такой подход означает, по сути, несогласие с позицией участия третьего лица в договорном правоотношении, поскольку понятие расторжения применимо к договору как правоотношению, а не к договору как юридическому факту (сделке).

76

В литературе высказываются и иные мнения относительно природы правоотношения, возникающего из договора в пользу третьего лица. Так, по мнению Ю.А. Тарасенко, договор в пользу третьего лица «в законченном виде представляет собой трехсторонний договор, в котором формирующие условия договора стороны связаны двусторонним, возмездным отношением» (Договор в пользу третьих лиц: особенности правовой конструкции // Сделки: проблемы теории и практики: сб. ст. / рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова. – М., 2008).

77

Ковалевская Н.С. Указ. соч. – С. 51.

78

Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. – С. 314.

79

Там же. – С. 313. Кроме того, это хорошо объясняет, почему после выражения третьим лицом соответствующего намерения нельзя (по общему правилу) изменять или расторгать договор – это означало бы лишение лица соответствующего права без его согласия. Противоположные взгляды на момент возникновения права у третьего лица в современной цивилистической литературе можно найти, в частности, у Ю.А Тарасенко (см.: указ. соч.).

80

Брагинский М.И. Указ соч. – Гл. IV, п. 5). Среди исследований, специально посвященных проблеме секундарных прав, см.: Бабаев А.Б. Проблема секундарных прав в российской цивилистике: автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 2006.

81

Брагинский М.И. Указ соч. – Гл. IV, п. 5. По мнению М.И. Брагинского, природе договора в пользу третьего лица больше соответствует норма, включенная в п. 2 ст. 430 ГК РФ (Там же).

82

Как отмечено О.С. Иоффе, пока страхователь остается в живых, третье лицо никаких прав не приобретает (Иоффе О.С. Общее учение об обязательствах // Иоффе О.С. Избранные труды: В 4 т. – Т. III. Обязательственное право. – СПб., 2004 (по изданию 1975 г.). – С. 120). Соответственно, до наступления страхового случая нет «расщепленной» множественности, поскольку у третьего лица нет права, т. е. в правоотношение на стороне соответствующего участника оно не вступило, а после наступления страхового случая нет «расщепленной» множественности, поскольку на стороне участника, противостоящего страховщику, выступает только третье лицо (разумеется, здесь не исключена возможность возникновения «параллельной» множественности).