Я замотала головой. Ни за что ей не признаюсь, даже если она начнет меня пытать. Хотя, пожалуй, это неудачное сравнение. Если начнет, то выложу все, даже то, чего не знаю. Ужасно боюсь боли.

— Собственно говоря, это ваше дело. Но хочу вас предупредить, де ла Фонтэн, что, если вы влезли в какое-то нехорошее дело, лучше прекратите. Это может быть опасно.

Я присела.

— Благодарю вас, ваше высочество.

— А теперь идите, — принцесса махнула рукой на дверь, — надеюсь, вы слышали хоть что-нибудь из того, что я сказала. Кстати, читаете вы скверно. Просто сил нет, слушать, как вы бубните. Хуже, чем Лагранж, честное слово. Ступайте же.

Я снова присела и выскользнула за дверь. Неужели, это так очевидно, что даже принцесса догадалась? А ведь ей нет до меня никакого дела. Вот так. Что же теперь делать?

Этот вопрос я задавала себе уже сотни раз и ни разу не ответила. Ну не знаю я, что делать, не знаю! Боже мой, почему это происходит именно со мной? Почему ни с кем-нибудь другим, с Марселлой, к примеру? Почему я так несчастна? О-о, какая я бедная, несчастная, перепуганная, слабая, маленькая девушка! И я заплакала, уткнувшись лицом в подушку. От такого любой бы заплакал. Как тут не расстроиться, если я совсем одна наедине с ужасной тайной, и никто не может мне помочь!

Выплакавшись, я вытерла слезы платочком и вспомнила о том, что сегодня утром мне принесли несколько писем из дому, и что я забыла их прочесть. Неудивительно, что забыла, я же сунула их в ящик стола. У меня есть неприятная привычка забывать о вещах, как только они исчезают с глаз моих.

Я развернула первое письмо, которое написала мама. Конечно, она как обычно учила меня, как следует заводить полезные знакомства и стать незаменимой. Как ребенок, ей-богу! До такой степени не знать собственную дочь. Даже если я и последую ее советам, стану пытаться разыскать тех людей, которые по мнению мамочки могут быть полезными, то ничего хорошего из этого не выйдет. Когда у меня что-нибудь выходило хорошо?

Читая ее письмо, я натолкнулась на следующие строки: "Сюзон, главное, не соверши глупости и не влюбись в абсолютно бесполезного человека". Неужели, Алиенор что-то ей сказала о том случае? Конечно, сказала! Некоторым женщинам нельзя доверять никаких секретов, все равно разболтают. И, как будто этого мало, еще и такого насочиняют, что волосы дыбом встают. Вот и Алиенор не смолчала.

Папа писал совсем о другом. Он старательно перечислил все новости, не забыл и про подожженный дом, правда, с его слов выходило, что загорелись только портьеры. "Только"! Слышала бы его мама, как бы она разозлилась! Это были ее любимые портьеры. Впрочем, я считаю, главное, что все остались живы и здоровы.

После новостей папа осведомлялся о моем здоровье и самочувствии, хорошо ли я кушаю и вовремя ил ложусь спать. В этом все мои родители. Мама плетет интриги, а папа заботится о более насущном. Точнее, он пытается это делать, но выходит это у него из рук вон плохо. Даже не знаю, в кого я собственно пошла. Возможно, во мне собралась вся их недальновидность и непрактичность, бесхозяйственность и откровенная лень. Папа весь в своих опытах, иногда он забывает поесть, если мы ему об этом не напомним. А мама вечно обдумывает интриги мирового масштаба, забывая о том, что нужно вести хозяйство и экономить деньги. Она — прирожденная интриганка, насущные проблемы выводят ее из себя.

Так уж получилось, что до замужества за домом присматривала Алиенор. А теперь все идет своим чередом. Вполне возможно, что мы вскоре совсем разоримся. Меня это почему-то не волнует. Чему удивляться, ведь я такая же непрактичная, ленивая и рассеянная, как и мои родители.

Третье письмо было от Бернарда, моего кузена. У нас с ним сохранились прекрасные дружеские отношения, и когда мы долго не видимся, то вознаграждаем себя письмами. Точнее, Бернард вознаграждает, а я вечно забываю написать ему ответ.

Итак, кузен писал по своему обыкновению только о себе, своих проблемах, удачах и поражениях. Слог у него легкий и приятный, я всегда зачитываюсь его историями. Но этот раз он подробно, на трех страницах описал свою только что приобретенную лошадь, все в деталях, только портрет не нарисовал. Какая она красавица, да какая она породистая, да как с места берет галоп. И что он уже успел проверить ее на выносливость и на скорость, и пришел в полнейший восторг. В общем, не лошадь, а клад. Потом сообщил мне, что та девушка, в которую он влюбился месяц назад, его глубоко разочаровала, и что это была совсем не любовь, а пустое увлечение. Зато новая девушка — просто прелесть и что он от нее в полном восторге.

За последние два года девушки у Бернарда сменялись с калейдоскопической быстротой, по крайней мере, в письмах. Только я запомню, как зовут одну, как непременно появляется другая. Вскоре я поняла, что запоминать их имена бессмысленно, оставила усилия и всех их именовала просто: "девушка".

Бернард старше меня на четыре года, сейчас ему двадцать один год. Жениться он в ближайшем будущем не собирается, участь холостяка его устраивает как нельзя лучше. Тем более, что жениться ему рано. У него еще ветер в голове гуляет, это даже я чувствую, не говоря уже о наших родителях, которые называют его прямо — повеса.

Впрочем, повеса или нет, но читать его письма очень весело. Я так смеялась, что совсем забыла о своих горестях. Потом сложила все письма в шкатулку, приспособленную специально для этой цели и убрала подальше. Письма я не даю читать никому. Не люблю этого, ведь они предназначены для меня одной. А у Марселлы и Денизы, особенно у Денизы есть нехорошая привычка считать все письма своими. Мало того, что они постоянно читают друг другу послания от поклонников, так еще и требуют того же от меня. Я всегда отговариваюсь тем, что у меня нет никаких поклонников. Но даже если б и были, никогда бы не стала читать подругам их послания. Не люблю, когда они начинают всюду совать свои любопытные носы.

Ко мне вновь вернулась задумчивость, но усиленно жалеть себя я перестала. Бессмысленное это занятие и очень вредное. И я знаю это, а всю сознательную жизнь только этим и занимаюсь.

В дверь осторожно постучали. Я в это время валялась на постели, сбросив туфли и потому подскочила. Стараясь нащупать ногой хоть один из предметов обуви, я лихорадочно оправляла платье, одновременно пытаясь пригладить волосы. Но ничего толком у меня не вышло. Одну из туфлей я загнала под кровать так основательно, что для того, чтобы достать его, понадобилось бы залезать туда до половины. Поправляя волосы, я случайно зацепила шпильку, она вывалилась и несколько прядей рассыпались. Так что, зрелище я представляла собой презабавное.

— Кто там? — с отчаяньем спросила я.

Делать все равно нечего. Нужно подать хоть какие-нибудь признаки жизни.

— Сюзон, — услышала я голос Денизы, — можно к тебе?

— Н..нет. Прости, Дениза, я… э-э-э… я…

Мои неуверенные и жалкие оправдания не произвели на нее никакого впечатления. Подруга открыла дверь и заглянула вовнутрь.

— Что ты делаешь? — спросила она, окидывая меня заинтересованным взглядом.

Я постаралась принять самый непринужденный вид.

— Пытаюсь причесаться, — отозвалась я, — так что, сама понимаешь…

— Пытаешься? — переспросила девушка, заходя и закрывая за собой дверь, — да, это заметно, что пытаешься. Может быть, тебе помочь?

Я кивнула, понимая, что от нее не отвязаться, а также то, что самой мне ни за что не справиться. Дениза подхватила гребень и принялась ловко орудовать над моей прической. Вскоре я стала походить на приличного человека, а не на пугало огородное.

— Ну вот, — заметила Дениза, — теперь куда лучше. Ты уже пришла в себя?

— А что случилось? — я приподняла брови.

— Ну, не надо, — она захихикала, — я все понимаю. Наверное, все глаза уже выплакала, думая о своем предмете страсти. Только вот, о котором?

Я молча смотрела на нее, ничего не понимая и начиная раздражаться. Кого еще она решила приписать мне в любовники? Оказывается, их много. Если хочешь узнать подробности своей личной жизни, обратись к подругам. Они тебя просветят так, как тебе и не снилось. Узнаешь много нового из того, чего никогда и не подозревала. В общем, подруги всегда выручат тебя в этом случае.