Защитник Аронсон заметил, что ведь краху конторы Никитина содействовал собственно сам свидетель, влияя своими советами на подсудимого и навязывая ему малообеспеченных клиентов.

По просьбе присяжных заседателей были оглашены на суде письменные показания некоторых свидетелей. Эти показания обрисовывали Мануса далеко не в выгодном свете. Знакомясь с будущими клиентами конторы Никитина, он уговаривал их настойчиво на биржевую игру, сулил в будущем золотые горы, соблазнял их, наконец, выгодными денежными операциями, а затем преспокойно умывал руки в случае биржевых неудач.

Манус объяснил, между прочим, что в биржевых операциях все дело основано исключительно на кредите.

— Я, — сказал он с апломбом, — не имею сейчас и тысячи рублей, а между тем, если захотите, могу предложить вам акций на миллион рублей.

По его же словам, подсудимый, расплачиваясь со своими клиентами после краха конторы, некоторым из них даже переплатил лишние деньги. Так, например, он возвратил одному клиенту 5 100 рублей, между тем как, благодаря биржевым операциям, он сам должен был дополучить с него вдвое большую сумму. На это же было указано также и экспертизой, которая, отметив неправильное ведение книг в конторе Никитина, тем не менее не усматривала в этом какого-либо злого умысла или недобросовестности с его стороны.

Оборот в конторе подсудимого иногда доходил до 2 миллионов рублей в день.

Товарищ прокурора усматривал в растрате Никитина, на основании следствия, лишь признаки легкомыслия.

Присяжный поверенный Г. С. Аронсон, с своей стороны, произнес горячую речь в защиту подсудимого. От действий бывшего банкира, по словам защитника, решительно никто не пострадал, а скорее он сам сделался жертвой различных «американских» дельцов, потеряв все свое состояние и превратившись в нищего. Метко охарактеризовав тот кипучий, азартный мирок, в котором вращались манусы и другие подобные биржевые дельцы, Г. С. Аронсон находил, что подсудимый в своей печальной деятельности играл почти исключительно пассивную роль, всецело подпав под постороннее влияние.

В заключение речи защитник выразил надежду, что присяжные заседатели, признав Никитина невиновным, тем самым дадут хороший урок на будущее время всем другим биржевикам и удержат их от рискованной игры ценностями в погоне за наживой.

Присяжные заседатели недолго совещались и вынесли Г. А. Никитину оправдательный вердикт.

ГРАФИНЯ-САМОЗВАНКА

Осенью 1898 года проживавшая в Петербурге мещанка Анподистова 60 лет случайно познакомилась с молодой, представительной дамой, выдававшей себя за графиню. Дама эта произвела благоприятное впечатление на старушку, которая предложила ей почаще навещать ее. Графиня, оказавшаяся после дворянкой Е. Д-ой, стала заходить к Анподистовой, но чаще всего в отсутствие ее мужа. Мало-помалу графиня вкралась в доверие к Анподистовой, которую начала уверять, что ей предстоит вскоре получить наследство после умершего миллионера Базилевского. Сообщив, что она пока нуждается в деньгах на ведение дела по наследству, ловкая дама сумела разновременно выманить у простоватой старушки до 1 800 рублей.

Придя однажды к Анподистовой, она нашла ее лежащей в постели с компрессом на голове. Когда Анподистова впала в легкое забытье, гостья осторожно пробралась к стоявшему в комнате незапертому шкафу и похитила из него объемистый пакет с процентными бумагами на сумму свыше 10 000 рублей. Затем, не простившись с Анподистовой, она быстро вышла в переднюю. Бывшая здесь прислуга заметила, что гостья выронила пакет, смущенно подняла его с пола и поспешно ушла. Прислуга рассказала об этом своей хозяйке, и госпожа Анподистова, заглянув в шкаф, убедилась, что она сделалась жертвой кражи.

На другой день самозваная графиня опять навестила обокраденную старушку и на просьбу последней возвратить похищенные процентные бумаги ответила, что она отдаст ей со временем все деньги.

— Если же вы вздумаете заявить полиции о краже, то ничего не получите, — пригрозила молодая женщина.

Госпожа Анподистова тщетно прождала несколько месяцев и, наконец, не получая ни денег, ни процентных бумаг, рассказала обо всем мужу, а тот обратился с жалобой к прокурору.

На предварительном следствии выяснилось, что после похищения процентных бумаг к госпоже Анподистовой приходил муж «графини» и просил не возбуждать уголовного преследования.

— Не беспокойтесь, деньги будут вам возвращены, — говорил он при свидетелях. — Процентные бумаги заложены в банке, а квитанции взяла с собою моя жена, которая выехала из Петербурга. Но я сейчас же напишу ей.

Однако старушка ничего не получила.

Привлеченная к ответственности дворянка Е. Д-ва, происходящая из почтенной, уважаемой семьи, не признала себя виновной в краже. По ее словам, она была только должна г-же Анподистовой около 600 рублей, которые брала у нее в разное время на свои нужды.

В результате в конце 1900 года Е. Д-ва предстала перед санкт-петербургским окружным судом.

Для суждения по вопросу об умственных способностях ее был вызван в качестве эксперта-психиатра профессор Нижегородцев.

Подсудимая на вид казалась довольно симпатичной женщиной, лет 30, с подвижным, нервным лицом.

Отрицая свою виновность в краже, она рассказывала, что давно уже страдает алкоголизмом и злоупотребляет спиртными напитками. Напивалась она нередко, по ее признанию, до полной потери сознания и не могла в это время отдавать себе отчета в своих поступках.

— Если я и попала теперь под суд, то исключительно только благодаря своему пьянству, — говорила она.

— Вот вы объясняете, что напивались до потери сознания… Может быть, в эти моменты вы и взяли бессознательно у потерпевшей процентные бумаги? — задал вопрос председательствующий.

— Но если бы я взяла или украла несколько тысяч рублей, то у меня ведь были бы деньги… Однако у меня ничего нет и не было, — горячо протестовала обвиняемая.

Из дальнейшего следствия обнаружилось, что она с юных лет воспитывалась у одной баронессы, относившейся к ней, как к своей дочери.

Одни из свидетелей говорили в пользу подсудимой, другие давали неблагоприятные для нее показания.

Муж подсудимой, между прочим, рассказывал, что она с 1896 года начала предаваться неумеренному потреблению спиртных напитков. Потеряв надежду исправить жену, он, наконец, разошелся с ней.

После он снова стал жить с ней совместно, так как дети нуждались в матери. Познакомившись с Анподистовой, она окончательно спилась, и швейцар нередко вносил ее на руках на квартиру, до такой степени она была пьяна. Под кроватью ее и под подушками хранились часто бутылки с водкой. Пила она не рюмками, а прямо чайными стаканами. Иногда принимала внутрь, под влиянием алкоголизма, даже нашатырный спирт.

Свидетель утверждал, однако, что он не говорил потерпевшей о том, будто процентные бумаги ее заложены в банке. По его словам, кража бумаг не могла быть совершена подсудимой.

Во время судебного следствия обвиняемая вдруг заявила:

— Прошу суд ускорить это дело, я утомилась… К чему эти бесконечные разговоры? Если я виновна — обвините, невиновна — оправдайте, но только поскорее.

В своем показании муж обвиняемой высказал предположение, что ее систематически спаивали у Анподистовых, хотя это и опровергается другими свидетелями. Сама обвиняемая также говорила, что она пьянствовала вместе с старушкой Анподистовой, которая будто бы чуть ли не насильно навязывала ей свои деньги.

Старушка, однако, взволнованно протестовала против такого заявления и, обвиняя подсудимую в краже, уверяла суд, что самозваная графиня однажды даже намеревалась убить ее, и только прислуга спасла ее от смерти.

Предаваясь пьяному разгулу, обвиняемая теряла всякое человеческое достоинство и, по словам ее мужа, чтобы добыть деньги на водку, иногда относила его вещи в заклад.

Свидетель Уважнев, знакомый потерпевшей, объяснил, что, придя 12 марта 1899 года к Анподистовым, он застал старушку больной и лежащей в кровати; около же шкафа стояла обвиняемая, которая взяла при нем какой-то пакет и быстро вышла из комнаты. Ничего не подозревая дурного, он в то время не придал этому обстоятельству никакого серьезного значения.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: