У Рене начало проясняться в голове. Он мысленно улыбнулся наивности старого служаки и лукаво спросил:

— Сдается мне, дядя Майкл, что вы не случайно так обеспокоились, когда узнали, что меня обвиняют в сговоре с коммунистами. А?

Смит вздохнул, легонько пристукнул ладонями по столу и признался:

— Да, сынок. Уж так получилось, но Майкл Смит, страж королевского трона и ярый приверженец консерваторов, кооперировался с коммунистами. — Рене хотел сказать что-то, но детектив решительно прервал его: — Дай мне высказаться до конца, такое решение для меня вовсе не пустяк; я не хамелеон, который готов сменить убеждения, как только подует другой ветер. Не был я красным и не буду! Но ведь то, что коммунисты, и те, которые в Москве, и те, что живут в других странах, хотят мира и против войны очевидно! Басню о том, что они готовы сожрать Запад, придумали бизнесмены, которым не терпится набить карманы, — уж мне ли не знать об этом! В том, что коммунисты стеной станут против ядерных авантюр и глобального шантажа, я знал и сам. Но Пьер убедил меня в том, что они возьмутся за дело конкретно, отнесутся к Вильяму Грейвсу по справедливости: если нужно помогут, а если потребуется — прижмут и поднимут шум на весь мир. Они могут.

Старый детектив виновато взглянул на журналиста:

— В общем, Пьер меня убедил. И ты уж прости меня, сынок, я действительно втянул тебя в сговор с коммунистами.

Рене покачал головой и засмеялся:

— Вот уж не думал, что вы так старомодны, дядя Майкл.

— Это в каком же смысле? — обиделся Смит.

— Не в детективном, конечно, — в политическом. Почему вы решили, что я против коммунистов? Мы, студенты, охотно сотрудничали с ними, когда боролись против грязной вьетнамской войны. Коммунисты — хорошие ребята, по крайней мере, они знают, чего хотят, и умеют этого добиваться. И в тюрьме, в камере по соседству, сидело двое ребят-коммунистов.

— Небось, негры?

— Один и правда негр, но другой — стопроцентный янки. В общем, меня беспокоит совсем другое, дядя Майкл: не говорит ли звонок к Батейну о том, что террористы пронюхали о нашем контакте с коммунистами?

Детектив благосклонно взглянул на Хойла:

— Мысль верная. Сначала и я обеспокоился: неужели произошла утечка информации? Но, пораскинув мозгами, понял — нет, разговор по телефону стандартная угроза, вот и все. Пронюхали бы террористы о нашей операции на самом деле, они бы никогда не сделали такого хода, наоборот, притаились бы и ждали, чтобы накрыть нас в своей резиденции.

Смит посмотрел на часы:

— Ну, а теперь, сынок, когда все объяснения позади, я тебя спрошу еще раз: согласен ли ты при содействии двух крепких, надежных парней… м-м… экспроприировать у террористов Неда Шайе? Они будут здесь минут через десять-пятнадцать.

— Я уже говорил, согласен.

— Ясно. — Смит критически оглядел журналиста, открыл встроенный шкаф, достал оттуда чемодан и поднял голову. — Да, если зазвонит телефон, сними трубку. Но ничего не говори. Жди пароля!

— Почему я?

— А потому, что меня здесь нет, — хладнокровно пояснил Смит. — Я фикция, фантом. Настоящий Майкл Смит сейчас преспокойно спит в доме своего друга Пьера Доммелье. Мне нужно железное алиби, Рене, телефонный разговор может все испортить.

Пока Смит возился с чемоданом, Хойл подошел к окну и приоткрыл портьеру. Окно выходило во внутренний двор, поэтому Рене не увидел ничего интересного: ряды освещенных и темных окон вверху, внизу, справа и слева.

— Наденешь, — послышался голос Смита.

Рене обернулся и увидел, как тот повесил на спинку кресла толстый шерстяной свитер грубой вязки и джинсовый костюм.

— А это выпьешь.

Смит взял небольшой плоский пузырек с капельницей, отсчитал в стакан пять капель зеленоватой жидкости, разбавил водой из сифона и протянул журналисту. Рене взял стакан, понюхал содержимое, поморщился и выпил одним глотком.

— Теперь приляг на диван и расслабься… впрочем, сначала переоденься.

Отдыхал Рене не больше пяти минут. Зазвонил телефон. Хотя журналист и ждал этого звонка, сердечко у него екнуло. Поднявшись, он покосился на Смита, взял трубку и не удержался от вздоха разочарования. Звонил портье, он интересовался — оставляет ли мсье на завтра за собою номер или нет. Смит, приблизивший свое ухо к телефонной трубке и слышавший вопрос, согласно кивнул. Рене сообщил, что номер он оставляет, положил трубку и спросил:

— Проверка присутствия?

— Не исключено.

— А с чьей стороны?

Детектив ухмыльнулся:

— Это одному Богу известно, сынок.

Укладываясь на диван, Рене с некоторой неприязнью подумал, что дяде Майклу хорошо ухмыляться. Поймав себя на этой мысли, журналист вздохнул. Волнение? Наверняка. А может быть, страх? Нет, страха не было.

Снова зазвонил телефон, теперь Рене отнесся к этому спокойнее. Может быть, вслед за портье звонит горничная или дежурная из бюро обслуживания. Но голос был мужской, не очень уверенный, как будто обладатель опасался, точно ли он попал по адресу? От этой неуверенности Рене почему-то сразу стало легче.

— Я говорю с журналистом?

— Допустим.

— Вам поклон от вашего дяди.

Пароль не был полон, но Смит сделал успокаивающий жест. Рене понял, что имя опущено специально.

— Что дальше?

— Если вы ждете телефонного звонка, выходите на автомобильную стоянку. Серый «ситроен». Я открою дверцу.

Выйдя из отеля, Рене свернул налево, прошел вдоль фасада здания, миновал ресторан и еще раз свернул налево, в переулок. Часть старых домов недавно была снесена, освободившаяся площадь теперь использовалась под стоянку. У серого «ситроена», стоявшего с краю, открылась задняя дверца. Задняя — это добрый знак, если тебя хотят пристукнуть, посадят впереди.

Из открытой дверцы выглянул мужчина и спросил вполголоса:

— Мсье Рене Хойл?

— Он самый.

— Добрый вечер. Мы вас ждем.

«Ситроен» сразу тронулся с места. За рулем сидел еще один человек.

— Надо обговорить ситуацию, мсье Хойл.

— Мы едем на серьезное дело, не до условностей. Поэтому зовите меня просто Рене.

— Меня зовут Жак, я, как и вы, работаю в газете. За рулем Луи, сегодня он мой помощник.

Жак был колоритным мужчиной: атлетическая фигура, худое узкое лицо, большой тонкий нос с выраженной горбинкой. Ни дать ни взять Амундсен в южном, романском варианте или, еще точнее, Жак Ив Кусто в расцвете сил. Странно, что эти люди так похожи: норвежец Амундсен и француз Кусто!

— Итак, Рене, мы отправляемся на опасное дело. Мы почти незнакомы, но должны доверять друг другу. Иначе у нас ничего не выйдет.

— Я понимаю это. И готов к доверию и сотрудничеству.

Приглядываясь к журналисту, Жак одобрительно кивнул и продолжил:

— Прошу рассматривать нас не только как сообщников, но и как представителей прогрессивной французской общественности. Все материалы по делу Грейвса, которые удастся получить, поступят не только в ваше распоряжение, но и в наше.

— Я предупрежден об этом.

— И этими материалами мы распорядимся по своему усмотрению.

— Разумеется. — Рене не сдержал улыбки, его забавляла дотошность француза, нимало не изменявшая ему в такой напряженный момент.

Наверное, Жак понял смысл его улыбки, потому что дружелюбно улыбнулся в ответ.

— И последнее, — проговорил он с некоторым нажимом. — Полагаю, мы должны приложить все усилия, чтобы действовать в рамках законности.

— Разумеется. Но думаю, что без насилия нам не обойтись.

— Верно. Но насилие насилию рознь.

— Бог мой! — вздохнул Рене. — Неужели я похож на гангстера?

Жак засмеялся:

— Нет, не похожи.

Жак все присматривался к журналисту, а Рене, в свою очередь, поглядывал на французского газетчика. По их лицам скользили отблески реклам, уличных фонарей и встречных, теперь довольно редких автомобилей. Луи был опытным шофером, он вел машину на большой скорости, но эта скорость почти не ощущалась.