Присутствие старика странно сковывало всех, хотя сразу было понятно, что его суровость всего лишь маска, которую он привык носить. После его ухода французы, да отчасти и Рене, оживились, если только это слово уместно в подобной ситуации. Приводя в порядок себя, свои костюмы и закусывая, они перебирали вполголоса детали операции, подтрунивали друг над другом и тихонько посмеивались. Французы пили сухое вино домашнего изготовления, наливая его в стаканы из большой оплетенной бутылки, Рене ограничился молоком, вино он только попробовал. Жак, который как-то незаметно и естественно взял на себя функции старшего, время от времени вставал из-за стола и заглядывал в гостиную — посмотреть, как и что с Шайе. Ученый спокойно спал, только переменил позу.
Луи вызвался первым дежурить возле Шайе, но Жак возразил: куда и как придется ехать утром — неизвестно, шофер обязан быть в форме, а поэтому ему следует хорошо выспаться. Луи спорить не стал, не стал спорить и Рене, когда Жак взял на себя первое дежурство. Луи улегся на кровать, Рене на диван. Спать как будто бы не хотелось, но это состояние было обманчивым, не прошло и пяти минут, как Рене провалился в глубокий сон.
Жак разбудил Рене на рассвете, когда первые лучи восходящего солнца легли на вершины деревьев.
— Как Шайе?
— Спит еще покрепче вашего. Он снова перевернулся на спину, и я смазал ему раны тетрациклиновой мазью. Надеюсь, не повредит?
Рене сладко потянулся:
— Не думаю.
С завистью глядя на него, Жак ткнул его пальцем в живот:
— Поднимайтесь! А я хоть часок вздремну.
Но вздремнуть ему не пришлось. Когда Рене, сполоснув лицо холодной водой, присел на стул возле дивана, ему показалось, что Шайе не спит. Хойл затаил дыхание и присмотрелся: поза Шайе была расслаблена, как и прежде, дыхание было ровным и глубоким, но веки закрытых глаз чуть-чуть подрагивали. Может быть, он не спал уже давно, но Жак не заметил его осторожного пробуждения. Шайе притворялся, стало быть, он по-прежнему не доверял своим спасителям и при случае надеялся удрать. Рене сделал знак Жаку, который, позевывая, лениво расстегивал куртку, и склонился к лежащему.
— Мсье Шайе! Вы ведь не спите. И уже утро!
Шайе открыл глаза, мельком взглянул на Рене и скосил глаза на окно.
— Да, уже утро, — встревоженно прошептал он и приподнялся на локте, теперь уже испытующе вглядываясь в лицо журналиста. — Кто вы?
— Ваши друзья, — улыбнулся Рене.
— Я это слышал, — нетерпеливо, даже раздраженно обронил Шайе, садясь на диван, и требовательно повторил: — Кто вы?
— Начнем с того, что для вашего освобождения я рисковал жизнью, — в свою очередь раздражаясь, сказал Хойл.
Шайе на секунду задумался.
— Это правда, — виновато согласился он и упрямо добавил: — Тем не менее, этого недостаточно.
— Мы расследуем дело Грейвса, — уверенно вмешался в разговор Жак. — Не из праздного любопытства, не по указанию частных фирм или отдельных лиц, а в интересах французской и мировой общественности. Мы не намерены причинять вред Вильяму Грейвсу, как не причинили его вам. Но у нас есть сведения, что у Грейвса имеется некое страшное оружие, которым он может распоряжаться по собственному произволу. Если это правда, надо оповестить людей Земли и принять меры, чтобы отвести грозящую им беду.
Видно было, что слова Жака произвели на Шайе сильное впечатление, более того, испугали его; он побледнел, на его смуглом лбу выступили крохотные бисеринки пота. Однако же, хмуря брови, он продолжал требовательно смотреть в глаза Жака.
— Но где гарантии, что это правда? Хотя… Мы не можем ждать! Может случиться большая беда! — Его блуждающий взгляд остановился на Хойле и загорелся надеждой. — Послушайте, вы говорили о Николасе Батейне, он здесь?
— Да, он командирован в Океанографический музей.
— Вы можете связать меня с ним?
Рене на мгновение задумался.
— Телефон вас устроит? Номер Батейна у меня есть.
— Прошу вас, не медлите!
Волнение ученого было столь неподдельным, что невольно передалось окружающим. Пока журналист набирал номер, Жак привел в порядок свой костюм и разбудил Луи. Телефонная трубка прогудела раз шесть, прежде чем в ней послышался недовольный, хриплый и заспанный голос Батейна.
— Это Рене Хойл беспокоит вас в такую рань.
— А-а! — голос Батейна определенно подобрел. — Доброе утро! Что там стряслось?
— С вами хочет поговорить Нед Шайе.
— Шайе?
— Друг и сподвижник Вильяма Грейвса. — Произнося эту фразу, Рене с некоторым запоздалым беспокойством подумал, что телефон Батейна может прослушиваться. Но тут же отбросил эту тревогу, интуитивно почувствовав, что теперь это уже не имеет большого значения: стремительно разворачивалась какая-то новая игра, о масштабах которой можно было лишь догадываться.
— Нед Шайе? — удивился между тем Батейн. — Он у вас? Какими судьбами? Впрочем, во-первых, это не существенно, а во-вторых, я догадываюсь. Дайте ему трубку.
Рене зажал микрофон ладонью, рука Шайе так жадно тянулась к трубке, что журналист вынужден был взглядом остановить его.
— Терпение, мсье. Я хочу предупредить вас, что Батейн знает лишь меня, Жак и Луи с ним незнакомы. И прошу вас, никаких адресов и тому подобное.
— Я давно не мальчик! — Шайе почти вырвал трубку из рук Хойла, но заговорил почти весело, с улыбкой — крепкая воля была у этого маленького смуглого человека. — Ник, это вы?.. Да-да, собственной персоной…
Между ними завязался оживленный разговор, и Рене опять поразился выдержке ученого: в ходе праздной болтовни Шайе ловко вставил два-три вопроса, которые помогли ему убедиться, что говорит он именно с Батейном, а не с подставным лицом. Очевидно, ответы удовлетворили его, потому что лицо Шайе вдруг потеряло деланную оживленность.
— Ник, вы можете подтвердить личность журналиста Рене Жюльена Хойла? Это очень важно!
Шайе покивал головой и перебил:
— Простите, Ник, а вы бы не удивились, если бы узнали, что он сотрудничает с коммунистами?
Неизвестно, что ответил ему Батейн, но по губам ученого скользнула бледная мимолетная улыбка.
— Понял. Простите, что перебиваю. Ник. Убедительно прошу, никуда не отлучайтесь из номера и ждите моего звонка. Дело очень серьезное, и вы можете понадобиться. Да-да, ждите. Но при первых признаках землетрясения срочно бегите из гостиницы и выбирайте открытое место — подальше от крупных зданий.
У Луи вытянулось лицо, он многозначительно присвистнул, Рене и Жак тревожно переглянулись.
— Я объясню потом. Ник… Да, это ужасно, но что можно поделать? Помните, при первых признаках!
Шайе положил трубку, глубоко вздохнул, на секунду прикрыл глаза и спросил:
— Машина у вас есть?
— Есть, — ответил Жак, — но, может быть, проще воспользоваться телефоном?
— У Грейвса давно отключены все телефоны.
Этот ответ сразу снял с повестки дня другие вопросы и до предела ускорил события. Уже в летящей по улице автомашине Рене спросил:
— Грейвс может взорвать бомбу?
— Может, — тихо ответил ученый, мысленно он был уже далеко, в доме своего друга и сподвижника.
— Апейронная бомба? В каком районе? Может быть, есть смысл предупредить полицию?
— Да нет никакой апейронной бомбы! — с тоской ответил Шайе. — Но в далеком Габоне, в Окло, есть целое устройство, размещенное в глубокой шахте. И если Вильям заставит его сработать, произойдет глобальная катастрофа!
Жак, сидевший теперь рядом с шофером, обернулся:
— Какого тогда черта вы волынили и теряли время?
— Откуда я знал, что это не очередная ловушка террористов, которые только и мечтают о том, чтобы наложить лапы на кодовую радиостанцию Грейвса? — с не меньшей экспрессией ответил Шайе.
— Он прав, Жак, — тихонько проговорил Луи.
Рене заставил себя помолчать, чтобы успокоиться и сосредоточиться.
— Как велика вероятность катастрофы? — спросил он после паузы.
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Чет-нечет, — невесело прокомментировал Луи.