— Противно это, — шепнул Фемистокл Дориону, — пойдем, сынок.

И они ушли подальше от странных путешественников.

— Как же мы узнаем, удалось ли скупому собрать свои оболы с бедняков, взявших у него в долг небольшую сумму денег? спросил Дорион.

— В самом деле, как мы узнаем, долго ли проживет скупой богач, отказывая себе в самом насущном, но одержимый мыслью сложить в свой сундук побольше сокровищ, — посмеялся Фемистокл. — Я прожил свою жизнь в рабстве, но мне кажется, что я всегда был богаче. На склоне лет у меня нет достояния, но я не жалею об этом. Я сам добыл себе свободу, добыл свободу своим детям — и это самое большое сокровище в моей жизни. Знаешь, Дорион, я поработал поваром без особого желания заниматься этим делом. Я сделал это во имя счастья моих дочерей. А вот теперь, когда мне предстоит начать новую жизнь в Пантикапее, я не хочу быть поваром, я хочу заниматься прежним своим делом. Переписывая мудрые мысли, стихи или трагедии, я погружаюсь в новый мир. Это согревает мне душу. А деньги, полученные за тяжкий труд повара, позволят мне лучше поесть и купить более дорогую одежду, но душа моя будет изнывать от скуки.

— Ты прав, отец. И я так думаю. Наши мысли сливаются в один чистый и звонкий ручей. Может быть, это горный ручей, ведущий начало от снежных вершин?

— Вот как ты изъясняешься, мой Дорион! Я рад услышать почти поэтические строки.

Ночь была теплая, благоуханная. Они хорошо отдохнули. И рано утром пошли в Дельфы.

Никто из них никогда еще не бывал в святилище оракула Дельфийского, и потому им приходилось спрашивать у прохожих, как пройти туда кратчайшим путем, чтобы скорее занять очередь. Ведь к оракулу приходили люди не только из городов Греции, но также из городов Италии и других стран. В пути им встретилось сирийское посольство, которое прибыло из Афин в Дельфы более двух недель назад, и сирийский посол получил возможность обратиться к Пифии раньше многих, уже месяц дожидающихся очереди. Но об этом позаботился главный жрец храма Аполлона в Дельфах. Люди, сопровождающие посла, рассказали Фемистоклу, что посол был очень доволен предсказаниями оракула и не пожалел денег, чтобы отблагодарить оракула и принести щедрые жертвы в виде пяти коз и трех овец.

— Боюсь, что надо быть богатым послом, чтобы, не тратя многих дней, постоять у алтаря храма Аполлона, где можно услышать голос Пифии, — сказал Фемистокл. — Хватит ли наших денег, чтобы провести здесь целый месяц, а может быть, и больше? Счастливый посол уже возвращается в свой дом в Афинах, а мы только к концу дня прибудем в Дельфы.

— Однако мы должны добраться до святилища оракула, — отвечал явно опечалившийся Дорион. — Если мы хотим узнать свою судьбу в будущем, то надо терпеть невзгоды и не жалеть затрат. Но мы можем и ничего не зная устремиться в дальний путь, к берегам Понта и принять как должное все, что нам пошлют боги. Тогда вернемся сейчас же, зачем тратить время впустую?

— Нет, сынок. Мы доберемся до храма Аполлона и все узнаем.

Храм Аполлона, с белой колоннадой, с роскошными фризами и мраморными ступенями, стоял среди зеленых холмов, сплошь покрытых полевыми цветами. Вокруг храма теснились стройные кипарисы, словно часовые, охраняющие святилище. Множество людей, разных возрастов и сословий, бродили вокруг, пытаясь выяснить, когда им посчастливится обратиться к оракулу с вопросами. Прежде всего Фемистоклу удалось узнать о том, что Пифия дает ответы только в седьмой день каждого месяца. На три зимних месяца Аполлон покидает Дельфы, и тогда жизнь здесь замирает. Не дают представлений в театре, разъезжаются торговцы съедобным, пастухи, продающие жертвенных животных, бродячие мимы и лекари, врачующие на ходу кого-нибудь из заболевших. Ведь тысячи людей, дожидающихся своей очереди к оракулу, живут здесь подолгу и нуждаются в услугах.

Но вот проходила зима, и уже ранней весной начиналось паломничество к оракулу Дельфийскому, прославленному далеко за пределами маленького города, спрятавшегося в зеленой долине среди гор.

Сейчас, в летний июльский день, казалось, что сюда собрались люди со всего света, — так много их было вокруг. Одни раскинули шатры поодаль от храма, готовили себе пищу на кострах и пасли коз, приведенных на заклание. Другие устраивались в домах приезжих, которых было довольно много, третьи довольствовались ложем на зеленой траве, зато проводили дни в театре, где разыгрывались по случаю праздника любимые греками комедии.

Фемистокл сновал в этой толпе, выясняя подробности священнодействия. Дорион с любопытством выслушивал случайных собеседников, молодых и старых. Он узнал, что порядок обращения к богу приходивших за советами решался жребием. Исключением были немногие, которые получали особое разрешение жрецов, возможно, за большое вознаграждение. Это Дорион понял давно, еще во время встречи с людьми из сирийского посольства, которым удалось довольно быстро добраться к прорицательнице.

— Я узнал, что нам неизбежно предстоит пройти испытание, чтобы выяснить, угодны ли мы богу Аполлону, — говорил Дорион Фемистоклу. — А испытание состоит в жертвоприношении. Придется купить ягненка либо козу, можно и свинью. Не знаю, что стоит дешевле, но эти траты неизбежны. Во время жертвоприношения жрецы внимательно следят за животным. Говорят, что невозможно дать прорицание, если жертва не дрожит всем телом и не трясется от головы до ног. Недостаточно, чтобы она вертела головой, как при других жертвоприношениях, требуется, чтобы все ее члены дрожали вместе с тем трепетом и дрожью, которые сопровождают конвульсивные движения. Такое испытание действительно только для коз. А вот быков и диких свиней проверяют иначе. Им дают муки и стручкового гороху. Если они отказываются, то считается, что эти животные нездоровы. Представь себе, отец, человек уплатил большие деньги за здоровенного быка, и вдруг от него требуют другого быка, потому что несчастный бык не пожелал съесть стручки гороха. Это уже чрезмерно!

— Жрецы лучше знают! — ответил хмуро Фемистокл. Дориону казалось, что отец не рад своей затее. Вполне возможно, что надолго будет отложен отъезд из Афин, если ожидание гадания затянется на месяц, а может быть, и на два месяца. Хватит ли денег для расплаты, для пропитания в этом многолюдном городе, где все стоит дорого?

— Не вернуться ли нам в Афины? — спросил Дорион. — Боюсь, что нам недоступно это таинство. Я никогда не думал, что столько людей стремятся сюда.

— Иначе и быть не может. Посуди сам, что делать человеку, когда ему не известно, на правильном ли он пути. Люди верят, что гадание поможет им. Я кое-что придумал для нашего спасения. — И он рассказал сыну свой замысел.

Старому переписчику пришла в голову мысль, что он может послужить жрецам, записывая ответы оракула, а за это жрецы позволят ему не ждать в долгой очереди и помогут быстрее попасть к оракулу. Свои вопросы он записал четко и красиво, чтобы жрец увидел его мастерство. Теперь была забота разыскать жреца и получить его согласие. Он видел, что дело двигалось очень медленно. Люди все прибывали и прибывали, а были и такие, которые второй месяц дожидались своей очереди.

Прошло несколько дней, прежде чем Фемистоклу удалось увидеть жреца, страшно занятого и окруженного толпой людей, жаждущих услышать прорицание. Когда Фемистокл рассказал жрецу о своем замысле и показал свои запросы, то увидел, как хмурое лицо старого, облысевшего человека прояснилось. Помедлив немного, жрец сказал, что такое участие искусного переписчика угодно богу Аполлону.

— Однако нужно поспешить с испытанием, только после жертвоприношения можно будет приступить к делу, — сказал жрец. — Слишком много жаждущих пообщаться с Пифией. Люди всей земли стремятся к нашему алтарю, у нас не хватает жрецов и прорицателей, чтобы всем угодить.

Условились о том, что завтра же Фемистокл приведет козу или ягненка и после жертвоприношения он будет допущен в святилище, где сидит прорицатель. Но только в том случае, если жертва будет угодна Аполлону.