В архивах Капстада хранятся под именем Элизабет Якобс написанные от руки «Мемуары» на восьмидесяти пяти страницах в восьмую долю листа, в которых Элизабет коротко рассказывает о своей жизни, по-видимому, обращаясь к сыну. Сдержанно и просто, что поражает в женщине, которая пережила столь страшные испытания, но повергает в горькое разочарование современных историков, повествует она о своем путешествии с Ларсоном: «Мы выехали из Капстада в двух крытых фургонах в апреле 1749 года, перевалили через горы Готтентотской Голландии и двинулись к Теплым Ключам…» — вот в каком стиле описывает она путь экспедиции: сначала до бухты Мосселбай, куда в те времена добирались обычно вдоль побережья, потом через горы Аутениква и дальше чуть ли не по прямой на север, потом, описав плавную дугу на восток через Камдебу, в глубь горной страны Винтерберге и в Суурвельд. Насколько можно судить по «Мемуарам», путешествие сначала очень занимало молодую женщину, но скоро ее интерес угас и уступил место скуке, а потом и «невыразимому отвращению». Муж ее со страстью предавался занятиям наукой, посвящая им почти все время и внимание, засушивал цветы, охотился на птиц и потом набивал их чучела, выделывал шкуры зверей, ловил ящериц, тщательно наносил на карту пройденный путь.

Видимо, у него начались нелады с Ван Зилом, который отправился с экспедицией в качестве проводника, но очень скоро безнадежно сбился с пути. Развязка наступила неожиданно: после бурной ссоры с Ларсоном Ван Зил убежал в заросли и пустил себе пулю в лоб. Через несколько дней бушмены украли у них двадцать волов, и один фургон пришлось бросить. Потом сбежали все их слуги-готтентоты, оставив им лишь двух волов, остальных они увели с собой. А потом в один прекрасный день Эрик Алексис Ларсон ушел на охоту и больше не вернулся. Экспедиция в то время находилась в бассейне одного из притоков реки Грейт-Фиш, в заросшем кустарником вельде. Там и нашел Элизабет беглый раб.

В «Мемуарах» содержится очень мало сведений о первой половине их обратного путешествия к морю, но, к счастью, описана, хоть и коротко, вторая половина пути, так что при некоторой доле воображения мы можем представить себе, как они пробирались через леса северо-восточной Цицикаммы и через горы к долине Ланг-Клооф и к Малому Карру, потом одолевали Свартберге — «Черные горы», потом Карру и, наконец, дошли до Капстада.

Но даже эти сведения обрывочны и скудны. Поражает неожиданно глубоким, тайным смыслом лишь последняя фраза, когда, сухо изложив все факты и перечислив названия, Элизабет вдруг пишет: «Этого у нас никто не отнимет, даже мы сами».

Недавно во время разборки какого-то архива, хранящегося в штаб-квартире Лондонского Миссионерского Общества, Ливингстон-хаусе, был совершенно случайно обнаружен еще один важный документ — сильно попорченные дневники самого Ларсона, которые хоть и с трудом, но удалось прочесть. Как эти три тетради инфолио в толстых кожаных переплетах попали в руки Лондонского Миссионерского Общества, объяснить невозможно. Можно лишь предположить, и то с большой натяжкой, что кочевники-готтентоты случайно нашли дневники на заброшенной ферме много лет спустя после того, как Элизабет сделала в них последнюю запись, и передали их миссионерам в Бетелсдорпе, который находится неподалеку.

Большая часть записей в дневнике сделана рукой самого Ларсона — дотошнейший, подробнейший отчет о каждом дне их пути, наблюдения, открытия и находки, предположения, выводы. Есть, например, полный список всего, что они взяли с собой в путешествие, когда уезжали в двух фургонах из Капстада. В первый фургон было погружено шесть больших сундуков (на них стелили ночью постель для супругов) и два поменьше, и в них находились:

Во втором фургоне стояли два больших пустых сундука, которые предназначались для коллекций растений, насекомых и пр., а также:

В путешествие взяли тридцать два вола, четырех лошадей, восемь собак, пятнадцать кур и шесть готтентотов.

Каждый день измеряли пройденное расстояние и записывали погоду. Сразу же обращаешь внимание на то, что почти в каждой записи упоминается ветер — «Сегодня ветрено…», «Опять ветрено…», «Сильный ветер…», «Элизабет жалуется на ветер…», есть даже более распространенное описание — самое поэтичное из всего, что можно прочесть в дневнике Эрика Алексиса Ларсона: «Эта страна похожа на бушующий воздушный океан, ветер несет и швыряет наш фургон, точно утлую ладью». В дневнике имеется каталог образцов фауны и флоры с точным указанием дня и числа, когда что найдено или поймано. Каждый подстреленный зверь, каждое животное препарировалось и тщательнейшим образом описывалось. Столь же подробно изложены происходящие во время путешествия события: «На меня бросился раненый лев, в последнюю минуту меня спас готтентот Боои, он убил льва, но зверь успел разорвать ему руку. Любопытно, что цвет и строение мускулов под кожей у Боои оказались точно такими же, как у белых».

Из дневника также явствует, что Ларсон придумал чрезвычайно оригинальный способ подстреливать птиц, не портя их оперения, чтобы потом делать для своей коллекции чучела. Этот способ, который много лет спустя вновь «изобрел» естествоиспытатель Вальян, состоял в том, что в дуло насыпалось небольшое количество пороха (в зависимости от размеров птицы и от расстояния до нее), потом забивался пыж из воска и наливалась вода. Таким образом, выстрел только оглушал птицу, но так как перья у нее были мокрые, улететь она не могла.

Записей, касающихся лично Ларсона и его супруги, в дневнике очень мало. Лишь изредка встречаешь беглую фразу: «Была ссора с Элизабет…», «Увы, наука совершенно недоступна уму Элизабет…», «Ночью Элизабет была очень требовательна, утром повторилось то же самое; это не способствует сосредоточенности на занятиях».

После последней записи, сделанной 3 января 1750 года, в дневнике следует несколько пустых страниц, потом записи возобновляются почерком Элизабет, но без указания каких бы то ни было дат. Ее заметки пространнее ларсеновских и содержат гораздо больше сведений лично о ней, чем написанные столько лет спустя мемуары. К сожалению, в них отсутствуют подробности, а некоторые важные, судя по взволнованности ее тона, события так и остались загадкой. Однако за некоторыми фразами вдруг угадываешь совершенно иную, скрытую от нас жизнь: «Какой долгий путь нам с тобой предстоит. О, боже мой, боже…»

Так кто же они? Сейчас готовятся к изданию «Мемуары» и «Дневник» с комментариями, хотя Лондонское Миссионерское Общество еще не дало своего окончательного согласия на публикацию последнего. И когда книга выйдет в свет, авторы записок займут подобающее им место в истории. Но история как таковая нас сейчас не интересует, нас интересует то, что скрывается за фразами: «Этого у нас никто не отнимет…» и «Какой долгий путь…»