Вечером 27 ноября командарм дал указание проверить состояние обороны на участке 29-й бригады. Почти одновременно с группой работников штаба туда же выехал и старший батальонный комиссар Д. П. Макеев. Но неподалеку от Яхромского моста через канал, как потом доложил Дмитрий Петрович, его машину обстреляли немецкие автоматчики, и он вынужден был вернуться назад. А вскоре в политотдел армии позвонил военком бригады батальонный комиссар А. П. Хвенин и доложил, что у того же моста гитлеровцы захватили в плен работника их штаба майора В. Я. Дементьева.

— Откуда у вас такие сведения? Вы убеждены, что майор Дементьев действительно в плену? — спросил я.

— Да. К сожалению, это так, товарищ полковой комиссар. Сведения точные.

Из дальнейшего разговора с ним выяснилось следующее. В штаб прибежал красноармеец Ерушников, водитель газика, на котором майор Дементьев ехал в 1-й лыжный батальон, располагавшийся на левом фланге бригады — в районе деревни Семешки. Он-то и рассказал военкому о том, как был захвачен в плен Дементьев. Когда гитлеровцы начали стрелять, причем почти в упор, из засады, водителю удалось выскочить из машины и под покровом темноты скрыться. Майор же, вероятно, получил ранение и не смог выбраться: его схватили подбежавшие фашисты.

Конечно же Ерушников с перепугу мог что-то и напутать. Но ведь и машину моего заместителя старшего батальонного комиссара Д. П. Макеева тоже обстреляли при подъезде к Яхромскому мосту. Выходит, что гитлеровцы уже на восточном берегу канала и захватили заминированный мост!

Спустя час стали известны подробности переправы фашистов через канал. 27 ноября с наступлением темноты части 7-й танковой дивизии врага, воспользовавшись неприкрытыми стыками в нашей обороне, ворвались в Яхрому, захватили мост через канал и заняли две деревни — Перемилово и Семешки. Отдельные группы противника стали просачиваться в направлении Пушкино и Загорска. Северо-западнее Яхромы 2-й батальон 29-й стрелковой бригады попал в окружение.

О создавшейся критической обстановке генерал-лейтенант В. И. Кузнецов доложил в Ставку Верховного Главнокомандования. Несколько минут спустя командарма вызвал к аппарату ВЧ И. В. Сталин. Я присутствовал при этом разговоре и прекрасно помню его содержание.

…Василий Иванович взял трубку. В комнате установилась такая тишина, что голос И. В. Сталина был хорошо слышен. Он сказал примерно следующее:

— Прорыв обороны в районе Яхромы и захват противником плацдарма на восточном берегу канала представляет серьезную опасность для Москвы. Примите все меры к нанесению контрудара по прорвавшейся группировке противника. Остановите продвижение, разгромите и отбросьте его за канал. На вас лично возлагаю руководство контрударом.

— Задача понятна. Будет выполнено! — ответил Кузнецов.

— Об исполнении доложите, — снова послышалось в трубке.

Контрудар командарм решил нанести силами 29-й и 50-й стрелковых бригад при поддержке бронепоезда, 123-го танкового батальона и 38-го дивизиона «катюш». Лично поставил им боевую задачу.

Этой же ночью я встретился с комиссаром 29-й стрелковой бригады А. П. Хвениным, начальником политотдела К. С. Литовских и военкомом штаба А. П. Губанковым. Дал им указания, что необходимо сделать для мобилизации личного состава на трудный первый бой: где возможно, провести митинги, а главное — сердечно, по-товарищески поговорить с людьми, напомнить каждому о высокой ответственности за выполнение приказа Верховного Главнокомандующего. На рассвете вместе с военкомом бригады я побывал в двух ее батальонах, на месте убедился, что с личным составом уже проведена соответствующая подготовка. В одном из батальонов состоялся десятиминутный митинг. Во всех отделениях командиры и политработники провели с бойцами и сержантами беседы, до каждого довели боевую задачу, цель контрудара — разгромить врага и остатки его отбросить на западный берег канала. С теми воинами, которые ранее не участвовали в боях (таких в бригаде было немного), командиры и политработники, активисты партийной и комсомольской организаций проводили индивидуальные беседы, постарались ободрить их, морально подготовить к преодолению опасностей и трудностей, поделились с ними личным боевым опытом.

50-ю стрелковую бригаду мы вместе с В. И. Кузнецовым встретили на марше; она выдвигалась в район Яхромы от села Костино. Командарм уточнил ей задачу. Военком бригады К. А. Назаров и начальник политотдела С. Е. Стрельцов доложили мне о проведенной за ночь партийно-политической работе. В подразделениях бригады состоялись митинги, партийные и комсомольские собрания. Речь на них шла главным образом о том, что столица нашей Родины — Москва в опасности. Отстоять, защитить ее, остановить врага и здесь, у стен столицы, начать разгром гитлеровских захватчиков — эта задача, о которой говорил Председатель ГКО И. В. Сталин на торжественном заседании Московского Совета в честь 24-й годовщины Октября и на параде войск на Красной площади 7 ноября, была доведена до каждого бойца, сержанта и каждого командира.

Первым в бой с прорвавшимся через канал противником вступил бронепоезд под командованием капитана Ф. Д. Малышева. Его поддерживал огнем артдивизион из 29-й стрелковой бригады. Началось с того, что на рассвете 28 ноября бронепоезд по приказу командарма вышел со станции Вербилки на перегон Дмитров — Яхрома.

— Как только мы миновали железнодорожную будку и двинулись в сторону Яхромского моста, по броне защелкали пули — фашисты открыли огонь сразу из нескольких пулеметов, — рассказывал после боя командир второй бронеплощадки старший сержант А, И. Жуков. — А потом, смотрим, из лощины танкетка выползает, а за ней — не меньше батальона вражеской нехоты. Ударили по ним из пушек. Все равно лезут. Усилили огонь. Ну, тут и не выдержали гады, откатились в лощину. В это время с противоположной стороны бронепоезд танки атаковали. Здесь уж вступили в дело артиллеристы первой площадки. Там, в наиболее опасном месте, находился и наш командир капитан Малышев. Потом туда же перебрался и военком Краскевич. Гитлеровцам, видать, очень хотелось уничтожить бронепоезд, но не получилось…

За первые три часа боя подчиненные капитана Ф. Д. Малышева отразили пять вражеских атак. Требовалась передышка: до предела накалились стволы орудий и пулеметов, установленных на закрытых броней площадках. Но гитлеровцы продолжали наседать.

На открытой платформе из-за сильного обстрела оставался пока бездействовавший счетверенный пулемет. Сержант Николай Фомичев, пренебрегая опасностью, бросился к нему и открыл огонь по вражеским автоматчикам. Но смельчака заметили фашистские танкисты, обрушили на платформу град снарядов.

Чтобы прикрыть Фомичева, капитан Малышев приказал сосредоточить огонь всей артиллерии бронепоезда по танкам. Теперь Фомичев получил возможность вернуться на закрытую площадку, но он тем не менее остался у пулеметной установки, продолжал вести огонь по фашистской пехоте. В этом неравном поединке отважный воин пал смертью героя. В городе Дмитрове одна из улиц названа его именем.

Как уже говорилось, одновременно с экипажем бронепоезда в бой с прорвавшимися через канал тапками и пехотой врага вступили артиллеристы из 29-й стрелковой бригады, которыми командовал старший лейтенант П. П. Белоблоцкий. Восточнее Перемилово в тяжелом положении оказалась одна из батарей этого дивизиона. Ей был дан приказ отойти на новые позиции. Но артиллеристы не успели выполнить его и чуть было не попали в окружение. В этой ситуации смелое решение принял заместитель командира батареи лейтенант Г. И. Лермонтов: развернув две пушки в сторону наступавшей вражеской пехоты, он приказал открыть огонь прямой наводкой. Гитлеровцы лезли напролом, но в конце концов, потеряв до сотни своих солдат и офицеров, вынуждены были прекратить атаки, отойти на исходные позиции. А Лермонтов с двумя расчетами вскоре присоединился к батарее, успевшей отойти на новые огневые позиции.

Основная операция по уничтожению вражеской группы, прорвавшейся через канал, началась в этот же день, но только в 14 часов, когда в нее полностью втянулись обе стрелковые бригады — 29-я и 50-я, вся приданная им артиллерия, дивизион «катюш», лыжные батальоны. Бой продолжался до утра 29 ноября. Политрук роты 1-го лыжного батальона Ф. С. Оборин в ночь на 29 ноября первым ворвался с ротой в деревню Семешки. Сняв посты противника, лыжники открыли огонь по всем избам. Полагая, что деревня окружена, гитлеровцы, не оказав организованного сопротивления, оставили Семешки. Политрук Оборин за этот бой был награжден орденом Красного Знамени.