Президента США Эйзенхауэра Картер уважал. Миллионеров Дюпона и Рокфеллера, Моргана и Гарримана считал идеалом американцев. Кинозвезд Голливуда любил. Но своего шефа, генерала Крапса, он уважал, обожал и преклонялся перед ним.

— Войдите! — послышался чей-то сильный, с металлическим оттенком голос.

Картер оглянулся — никого. Нет, это был уже не голос телохранителя в замшевой куртке. Очевидно, сам хозяин приглашал его к себе с помощью радио.

Картер вошел в большую круглую комнату. Все окна распахнуты. Дикий виноград, густой, нагретый солнцем, шуршащий листвой, обрамляет оконные проемы. На всех подоконниках рассыпан голубиный корм и стоят изящные гончарные плошки с чистой водой.

Почему-то Картер увидел прежде всего это, а потом и остальное. В глубине комнаты — горящий камин, телевизор, столик с коньячной бутылкой и два кожаных кресла. В одном из них сидел генерал Крапс. Несмотря на свою полноту, он поднялся энергично и легко. Он был в штатском: просторный серый пиджак, белая рубашка с мягким воротником и черным бантиком вместо галстука. Твердо, энергично отбивая шаг, прямо неся свою огненную, чуть кудрявую голову, подошел к гостю, схватил его руку, крепко, с силой сжал и с острым, но откровенно доброжелательным любопытством взглянул прямо в глаза.

— Хеллоу, парень с того света! — проговорил он и засмеялся. — Ну, как там, жарковато?!

Генерал приблизился вплотную. И Картер с удовольствием вдохнул запах хороших сигар, старого выдержанного коньяка и тонких духов. Ах, эти духи!… Они вызвали в воображении Картера недавно бывшую тут женщину, едва прикрытую чем-то воздушно-белым, босоногую, с распущенными волосами.

Картер улыбнулся своим мыслям и тут же заметил на воротничке шефа платиновую паутинку. «Самый модный цвет! Интересно, кто она — американка или немка? И во что обходится такая штучка? Впрочем, цена для шефа не имеет значения! Долларов у него много: может держать гарем, может пить и есть то, что когда-то бывало доступно лишь императорам и королям».

Острое чувство зависти и восхищения обожгло Картера! Живут же люди!

Жесткие, властные руки шефа энергично, по-хозяйски ощупывают Картера, бесцеремонно, как мальчишку, похлопывают по щекам, а он не откликается на эту ласку. Молчит.

— В чем дело, Раф? — встревожился генерал. — Почему вы так нахохлились?

— Сэр, стыдно и больно. Столько бед натворил! Такое доверие вы оказали, и я не оправдал его!…

Крапс тоже стал серьезным. Внимательно, с новым интересом посмотрел на Картера. Глубоко посаженные, ясные и умные его глаза настороже. Губы поджаты.

Голова чуть склонена к плечу. Смотрит, изучает, думает, спокойно ждет, что еще скажет собеседник.

И Картер понял, что шеф видит его насквозь. Надо поскорее отступить на самую выгодную позицию.

Опустив голову, Картер пытливо рассматривал свою ладонь.

— Несмотря на мой провал, вы так великодушно обошлись со мной, сэр…

Прежняя, как и в первую минуту встречи, открыто-добродушная улыбка тронула губы Крапса.

— За битого двух небитых дают. Так, кажется, говорят русские.

Веселая многообещающая шутка не ободрила Картера, не придала бойкости его языку. Молчал, старательно подбирая слова.

— Я в большом затруднении, сэр.

— В чем дело? Что вас угнетает?

— Видите ли…

Косноязычие «парня с того света» и его волнение было настоящим, искренним. Крапс это хорошо видел. Картер наконец собрался с духом и пробормотал:

— Сэр, говоря откровенно, я вернулся сюда отбывать наказание, а вы…

— Это хорошо, что вы так думаете. Я уже вам сказал, за одного битого дают двух небитых.

Стайка сизых голубей бесстрашно опустилась на подоконник. Воркуя, кося радужными глазами на людей, они клевали зерно. Крапс подошел к голубям, погладил одного, другого, третьего.

— Гуля, гуля, гуля!…

Голуби вспорхнули. Генерал проводил их взглядом. Потом зажмурился, широко открыл рот и шумно втянул в себя горный воздух.

— Извините, Раф. Моим легким и горлу необходимо время от времени вот такое промывание. — Он вернулся к Картеру, взял его под руку, потащил к камину, усадил в кресло, сел рядом и придвинул к себе низенький столик, на котором стояла высокая бутылка с яркими французскими наклейками и коньячные бокалы.

Жарким устойчивым пламенем горели в камине уложенные клеткой аккуратные дубовые полешки, Любил «Бизон» даже летом блаженствовать у камина. Между виноградными листьями промелькнула рыжеватая, летней окраски, белка. Прилетела и улетела новая стайка голубей.

Генерал погрел бокалы над огнем, наполнил их легкой светло-желтой жидкостью и, вдыхая ее аромат, глядя на Картера с воодушевлением, сказал;

— У нас в Штатах произошли важные события, Раф. Вы узнаете о них теперь же, незамедлительно. От меня. И вам многое станет ясно.

Картер замер, почти не дышал. Ладони его крепко обхватили, согревая, бокал с коньяком, а глаза были прикованы к губам шефа.

— В высших правительственных сферах — в Пентагоне, в госдепартаменте и среди американцев первого десятка — недавно возникли, вернее, обострились крупные разногласия по поводу того, как в теперешних условиях использовать нашу разведку. Одни отстаивали старую классическую доктрину. Ее неписаная формула обязывала нас работать только под покровом ночи, тихо, будто бы на свой страх и риск, якобы без всякого покровительства официальных лиц.

Картеру стало чуть-чуть жутковато от доверия, которое вдруг обрушилось на него. Пентагон!… Государственный департамент!… Главный штаб разведывательного управления!… Крупные разногласия!… Имеет ли он право на такое высокое доверие? Не опасно ли оно ему? Кроме того, ему было еще и неловко. Развалился в кресле, потягивает великолепный коньяк, бесцеремонно злоупотребляет неожиданно хорошим расположением к себе генерала Крапса.

Картер деликатно покосился на часы, виновато улыбнулся, спросил, не слишком ли затянулся его визит, не наносит ли он ущерба расписанию генерала.

— Сидите! — Крапс махнул рукой, отхлебнул из бокала. — Так вот!… Была и противоположная точка зрения среди американцев первого десятка. Ее отстаивал Аллен Даллес и его единомышленники из Пентагона, Младший Д., споря со своими противниками, утверждал, что Америка так сильна, что мы можем позволить себе пренебрегать устаревшими классическими образцами и действовать по-новому, как подобает нашему могуществу. Младший Д. добивался от госдепартамента и Белого дома совершенно открытой, официальной поддержки ЦРУ.

— Сэр, я согласен с ним. Правильно. Давно пора.

— В те дни, когда вас схватили, — продолжал «Бизон», — состоялось заседание Национального совета безопасности… первого десятка американцев. Центральным в повестке дня был наш вопрос. Мы предложили на обсуждение и утверждение обширную программу. Стратегическую разведку, сказали мы, надо вести не только силами аппарата ЦРУ, но и силами работников госдепартамента, министерства торговли, сельского хозяйства, военного и морского флота, авиации, таможенной правительственной комиссии, всеми средствами наших военных баз, разбросанных по земному шару от Аляски до Антарктиды, силами всех американцев, живущих за границей.

— Грандиозно! — с восхищением вставил Картер. — Я об этом мечтал еще пять лет назад.

— Все мечтали… Мы предложили поставить на службу нашей внешней политике тотальную стратегическую разведку. И мы обосновали ее жизненную необходимость в момент, когда идет подготовка к захвату европейского плацдарма. Кто приберет к рукам огромный промышленный арсенал Западной Европы, тот станет господином мира.

— Совершенно верно! И об этом я думал, — Картер усиленно закивал головой. — Западная Германия, ее колоссальная индустриальная мощь, ресурсы Бельгии, Голландии, Австрии, Франции должны быть поставлены нам на службу. Короче говоря, в этой фирме, как мы называем мир, Америка должна взять на себя ответственную роль главного акционера. Только в этом случае мы можем раздавить Советы и Китай.

Генерал терпеливо, охотно выслушал пространную реплику Картера и был доволен, что тот с полуслова понимает его.