— Для меня буек — это как граница! — зло выкрикнул Шнырь, опять вспомнив свои бои на заставе, — кто ее переплывет — нет прощения! — и с новой силой лег на весла по направлению к берегу.

— Ребяты! — взмолился отдыхающий, — я больше не буду. Три метра от берега и не дальше. Если на работу сообщите — я ж зимой в отпуск пойду. С квартирной очереди передвинут — еще пятнадцать лет ждать буду. А у меня детей трое. Ведь премии годовой лишить тоже могут… Если не посадют…

— Ишь, детей вспомнил, — чуть ослабил ход Шнырь, — что ж ты их не вспоминал, когда за буек пер, границу нарушал, жизнью рисковал? А теперь мы за тебя отвечать должны, головы свои ставить?

— Ладно, боцман. — примирительно сказал Юрка. — детей жалко. Укажешь в рапорте — попытка на рушения границы заплыва, а не родины, проведена воспитательная беседа. Вместо пятнадцати суток или другого срока — день трудового участия в субботнике…

— Спасибо, ребяты. — растрогался отдыхающий, подтягивая мокрые трусы на поясницу.

— Повезло тебе, что мы добрые, — устало сказал Шнырь, — но только заради детей.

— Товарищ Воловский! — гаркнул Юрка, и Левка недовольно вылез из тени, прихлебывая на ходу теплое пиво, — обеспечьте гражданина фронтом работы.

— Есть обеспечить. — икнул Воловский и присоединил пассажира в семейных трусах до трудовых свершений причала, над которыми уже потели на солнце несколько нарушителей.

— Ну что? — спросил Юрку Шнырь.

— Капшо! — довольно потянулся Махонченко и добавил свое любимое слово, — … через плечо, и кончик в ухо для прочистки слуха. Ты что не видишь, забор красить некому? Надо еще пару человек.

— Понял, — сказал Шнырь и налег на весла до сиротливо качающегося буйка, который на всякий случай был установлен чуть ближе к берегу, чем другие.

Причал сверкал чистотой и порядком, как невеста перед первой брачной ночью. Юрка Махонченко побрился два раза, а Шнырь нацепил на себя новый рябчик, который берег до следующего сезона, чтобы отдать за шесть бутылок водки. Хотя в эту ночь через свежевыкрашенный забор почему-то не лезла ни одна рожа при удочке. В гостеприимно распахнутые ворота причала приперлась толпа рыболовов с одинаковыми сумками, прутами без лески, прическами и возрастами.

— Мы тут с товарищами рыбу половить хотим, — заметил начальнику причала один из них.

— Видите ли, товарищи, — не послал рыбаков традиционно на, а начал спокойно объяснять Махонченко, — сейчас только половина восьмого. Через полчаса я позвоню на погранзаставу, если она даст «добро», тогда пойдете на… на лодках ловить рыбу.

— А вы позвоните сейчас, — впервые в жизни по требовал чего-то от Махонченко один из клиентов причала.

Вместо того, чтобы послать его на и не разнюхав есть ли у рыбаков при себе коньяк. Юрка почему-то покорно пошел до телефона. И случилось невероятное: застава разрешила выход в море не просто раньше времени, но и с первого запроса причала.

– Товарищи, — обратился к рыболовам Махонченко. — приготовьте ваши документы.

Толпа одновременно нырнула в нагрудные карманы, а затем передумала и достала из боковых общегражданские паспорта.

– В лодке два человека, получите у боцмана кодолы, пайолы, якоря и весла, — по быстрому сделал обязательную инструкцию начальник причала. — Выбирайте лодки.

— А чего тут выбирать? — спокойно заметил старший рыбак, — нас как раз на все лодки. Все, что есть на вашем причале.

— Вы знаете, — замялся Юрка, — меня предупредили, что будут еще гости, просили резервировать одно плавсредство.

— Эти гости пойдут на катере, — решил за Махонченко собеседник.

Через несколько часов после того, как рыбаки вышли в море и окружили плотным кольцом все лучшие места напротив Юркиного офиса, а некоторые даже попытались ловить рыбу, на причале заявился еще один клиент. Он шел в ярко-красных длинных шортах, при фотоаппарате на груди и сопровождающим с пучком удочек в чехле. За ним еле успевала по песку дама, габариты которой весельная лодка выдержала бы с большим трудом.

— Гуд монинн! — сказал этот рыболов в необычно чистой одежде, улыбаясь Шнырю и Махонченко одновременно.

— Господин Полонски рад видеть вас, — перевела дама и перевела дыхание, — он страстный рыболов. Но главное — друг Советского Союза. Ему давно мечтается половить рыбу в нашем прекрасном Черном море.

— Вот хронцы язык придумали, — брякнул Шнырь, улыбаясь на всю катушку, — всего пару слов сказал, а сколько в них влезло.

— Мистер Махонченко и мистер Шнырь рады познакомиться с вами, — перевела гостю на родной язык эти слова дама, уловив взгляд сопровождающего, — они счастливы вместе с выдающимся борцом за мир господином Полонски провести этот день.

Господин Полонски распаковал свой чехол, услужливо протянутый молчаливым сопровождающим, и Шнырь вылупил глаза на никогда не виданные снасти. Сопровождающий, пользуясь тем, что иностранный рыбак сидел на корточках, сделал страшные глаза Шнырю.

— Подумаешь, цаца, — заявил тут же Шнырь, — мы на такие справы уже десять лет не ловим. Устарели потому что.

Катер лежал в дрейфе, а наша рыба, как назло, не клевала на капиталистические приманки. Мистер Полонски что-то пробормотал.

— Чего ему надо? — спросил Махонченко у переводчицы.

— Спрашивает, почему только мы на катере, а остальные на весельных лодках? — озабоченно бросила дама; молчаливый сопровождающий делал из себя вид, с понтом его все это не касается.

— Ну ясное дело, не для того, чтобы труднее было за границу смыться. Кому она нужна, одни страдания, — объяснил Юрка. — просто наши люди любят старинные вещи и на них выходить в море, чтобы спортивно погрести руками без мотора. Для улучшения своего здоровья на благо любимой родины и коммунистической партии. А также мирового революционного движения за освобождение недоразвитых стран от ига империализма.

Услышав перевод, мистер Полонски довольно закачал головой, но рыба от этого клевать не начала. Сопровождающий смотрел на Махонченко, с понтом он был диверсантом, как боцман Шнырь в своё время.

— Боцман! — со страшной улыбкой на лице скомандовал Юрка, — давай самодуры.

Васька Шнырь помог интуристу прицепить до его устаревшей удочки «Дайва» самодур снятый на глазах сопровождающего с современного бамбукового прута.

— Будем ловить ставриду, — заявил боцман и самостоятельно перевёл — фишер ставридер.

Иностранец опять забормотал что-то на своём.

— Мистер Полонски хотел бы половить скумбрию. Он недавно читал в турецком путеводителе, что скумбрия — самая распространённая рыба в Чёрном море.

— Та зачем ему эта скумбрия? — развел руками Махонченко, — её таки-да в море навалом. И ловить её настоящему рыбаку неинтересно. Потому что эту скумбрию любой дурак поймает. А вот ставрида — это высшее рыболовное искусство. Поймать ставриду — это класс. А скумбрию любой пацан может ведрами черпать. Зачем мистеру Полонски ловить такую распространенную в турецком путеводителе рыбу? Лучше попробовать более редкую.