— Нет, работа. Неужели старого космика не тянет к своей профессии?
Я подумал и спросил:
— Что же мне они предлагают? Летать?
— Если вас тянет — летать. Пилотировать транспортные космолеты. Если хочется пожить в местных условиях, могут предложить контроль грузов на космодромах. Нечто вроде инспекционных осмотров перед полетом.
— Вы сказали: на космодромах. Я не ослышался?
— Не ослышались. У нас их несколько.
— Не секрет, где еще?
— Секрет. Узнаете после проверки.
— Значит, будут опять проверять?
— Будут, Чабби, — сказала она твердо. — И серьезнее, чем вы думаете.
Глава 16,
в которой пойдет речь о превратностях детской игры в «горячо — холодно»
Одно из окон моего двухзального номера выходило на территорию космовокзала, вернее, отражало ее с помощью невидимой системы зеркал, другое окно-стена было частью накрывающего вокзал купола. Сквозь его суперглассовую толщу далекое солнце казалось еще более холодным и блеклым, а кирпичная пустыня до горизонта и нависшее над ней мертвенно-лиловое небо только завершали пейзаж, от которого даже у здорового человека сводило челюсти. За толщей купола свирепствовала песчаная буря, вздымая валы песка, как морские волны. Сквозь этот пыльный туман можно было рассмотреть, как внизу под окном у стыковочного шлюза в синюшной траве пришвартовался песчаный корабль, а проще говоря, аэробус на воздушной подушке. С такими же стекловидными стенками, как и наш купол, он отчетливо просматривался, и даже сквозь пылевые вихри можно было видеть, как рассаживались в креслах пассажиры, мелькнула мальчишеская стрижка Линнет, космы Джина и латунные пряди Жаклин. На меня никто не взглянул, вероятно не предполагая даже, что я наблюдал за ними, стыковочные швы разошлись, и «песчанка», похожая на стеклянного жука, убрав стойки, поплыла над кирпичной пустыней.
Холл космовокзала вдруг словно вымер — смотреть было не на что, а меня после дрянной выпивки неудержимо клонило ко сну.
Чтобы не заснуть — до ночи было еще далеко, хотя на потемневшей мертвенности неба уже заблестел узенький серп спутника, — я переоделся и спустился вниз, в привокзальный бар, в надежде на глоток чего-нибудь настоящего, несинтетического, продукта природы, а не химии, а спустившись, подивился, до чего же этот бар не похож на привычный. Там вас встречал расторопный бармен, молниеносно орудующий смесителем и бокалами, а кокетливые девицы в крахмальных наколках с пусть заученными, но такими приятными улыбками и с такой любезной готовностью принимали любой ваш заказ за цветным глянцем столика. Здесь же орудовали машины — автоматическая кофеварка, автоматический смеситель, кнопочная выдача заказов и разъезжающие по залу столики-роботы с готовым набором блюд и напитков. На какое удовольствие можно рассчитывать, когда тебя автоматически подбросит вверх внезапно выросший стул, когда бокал автоматически поедет от одного крана к другому и так же автоматически польется из этих кранов то что-нибудь крепкое, то что-нибудь прохладительное, а в лучшем случае не та, а спьяну нажатая кнопка выбросит вам сосиски вместо желаемых сигарет.
Пытаясь разнообразить это безмолвное удовольствие, я пробовал подсесть к столикам, где харчевались редкие посетители, чего-нибудь ожидающие, — вроде меня пассажиры, но один говорил: «Прошу пересесть — свободных столиков много», — другой молчал, упорно игнорируя все попытки к сближению, а третий просто сам пересаживался за пустой столик, захватив свой бокал с местным пойлом или жестянку с привозным. В конце концов мне это надоело, и я снова перебрался к стойке бара на выросший стул.
И тут за стойкой внезапно возник не бармен, нет, хотя белая куртка и могла ввести в заблуждение. То был техник-контролер, наблюдающий за работой раздаточных автоматов. Не все же здесь некоммуникабельны, в конце концов! И я сделал робкий шажок к общению:
— Вторая смена?
— Подменяю товарища. Обычно я работаю утром.
Ответ любезный, даже доброжелательный. Сделаем еще шаг.
— Скучно у вас с машинами. Даже о погоде не перемолвишься.
Он подмигнул:
— А с посетителями?
— С вашими молчунами заплачешь.
— Визу ждешь? — вдруг спросил он, игнорируя мою реплику. — Въездную, наверно?
— Почему «наверно»?
— Потому что парень веселый, компанию любишь, поговорить охота. Первак, одним словом. Все перваки такие. Если б выездную ждал, ни с кем бы не разговаривал.
— Интересно, — откликнулся я. Мне действительно было интересно, но спросить — почему? — не рискнул.
Он сам сказал:
— Потому что на рудниках тебе бы горло пробкой заткнули, чтоб не болтал. А сболтнешь — не уедешь.
Я задумался. Почему так откровенен со мной этот румяный техник, похожий на парня с рекламы «лучшей в мире электробритвы», почему он с полуслова открывается первому встречному, в то время как другие, даже полицейские, каждое слово берегут, как жетоны для автомата? Из-за лишней доверчивости, наивной доброжелательности или, быть может, просто от скуки, от которой изнывают здешние «первопроходцы»? Это копилка ценнейшей информации, если ее умело извлечь, не испортив замка. Ключ к нему я, кажется, подобрал.
— Угощаю, — предложил я, потянувшись к кнопке. Она выдала два бокала.
— На работу? — спросил он, причмокнув.
— Летать. Я же космик. Буду грузы возить.
— С рудников?
— Не знаю. Сначала в СВК — два, а там уж куда пошлют.
— Вот что, парень, не знаю, как тебя зовут, и не спрашиваю. — Он доверительно перегнулся через стойку и почему-то включил смеситель. Аппарат загудел.
— Зачем? — спросил я.
Он скосил глаза на край стола.
— Микротелепередатчики. Изображение передаст, а то, что говорим, не услышат. А ты слушай. Есть рудники на юго-востоке с собственным космопортом. Транспорт прямо домой, на Планету, минуя Луну. Где посадка, не знаю. Так что увиливай.
— А что, плохо?
— Гроб.
— Так я же космик. Погрузи и лети.
— Смотря что грузить.
Я сделал вид, что понял, и заговорщически подмигнул:
— Есть слушок — золото. В брусках, как в банке.
— Не все то золото, что блестит. В старые годы золотоискатели на Планете не мерли от радиации.
— А у вас мрут?
— Каждый пятый. Могилы — прямо в «зыбучке». В больнице койки стоят в строю, как солдаты. Даже на лестничных площадках ютятся. Один сбежал — рассказывал.
— Поймали?
— Ясно. Тут же и кончили. Вокзал на замок, охранники в белых балахонах — кто со счетчиком, кто с пистолетом. Я у заградительной сетки был — успел прорваться, пока не хлопнули. Ты на каком этаже?
— На втором.
— Завтра транспорт в шесть утра. Давай пораньше, пока лестницы не закрыли. Может, прорвешься. Спектакль увидишь — не пожалеешь.
Я сделал вид, что раздумываю.
— Страшновато.
— Как знаешь. Я лично не пойду — видел. А ты незнайку сыграй, если схватят. Скажешь, что кнопки в номере не работали — вот и сгонял в бар за кофе с котлеткой. Не поверят — отлупят. Только и всего.
— Масса удовольствия.
Румяный техник заржал как лошадь:
— Дело твое, конечно. Может, и не отлупят. Все-таки космик. Зато «их» увидишь.
— Кого?
— Обреченцев. Только они еще не знают про это. Жмут кнопку за кнопкой. Перваки… — И вдруг осекся, замолчал.
Бывает, страх, как молния, высветляет сознание, когда спьяну проговоришься о чем не следует. Хмельной блеск в глазах его погас, и розовые щеки поблекли.
— Мне завтра в первую смену, — пробормотал он, заикаясь, и сполз со стойки.
Я ответил ему ободряющим взглядом: не роняй слюни, парень, я не дятел. Поймет, не поймет — его дело. Должно быть, понял, потому что опять порозовел, когда уходил, пятясь за автоматы.
Утром будильник поднял меня в половине шестого. Космолет уже сел — шла стыковка со шлюзом вокзала. Штаны и рубаха на «молниях» отняли не больше минуты. Столько же — ботинки с противопесчаной наслойкой: песок здесь, как ржавчина железо, разъедает любую кожу. Пластиковые подошвы делали шаги бесшумными, и полицейский, спешивший к панели, где включался механизм заградительных решеток на лестницах, меня не услышал. Резкий удар ребром ладони по шее, чуть пониже затылка, выбил из него дух по крайней мере на четверть часа. За это время я уже успел добраться до холла, пересеченного движущимися дорожками. Стыковка закончилась, и центральный эскалатор, гостеприимно журча, нес толпу пассажиров к завтраку. Кроме полицейских, в зале никого не было — ни служащего, ни продавца. Работали только автоматические киоски да сервис-сигналы, указывающие направление.