Встали не у стенки напротив складов, где обычно, т.к. там стояли и грузились какие-то транспорты, а у северного защитного мола, т.е. ближе к северному выходу из гавани. Погрузили еще тонн 400 угля и пресную воду. Обычно пресную воду мы брали на ходу в морском канале между Кронштадтом и Ленинградом. Капитан внимательно смотрел на берег в районе Петергофа и в определенный момент махал рукой и кричал «Донка!» механику, который стоял на палубе и передавал команду куда-то в машинное отделение. На этом участке судно шло на малом ходу, и минут через 15-20 забор воды прекращался. Я не спрашивал, почему именно на этом участке производят забор пресной воды. По идее, чем ближе к Ленинграду, тем меньше примесей воды из залива к речной невской воде. Неужели небольшие речушки, впадающие в залив в районе Петергофа и Стрельны, значительно улучшают качество воды даже в 4-5 километрах от берега, где проходит морской канал?
Дня через 2-3 капитан-лейтенант велел мне, Жентычко и Афонину следовать с ним в город. Где-то в центральной части города, улицу и место совершенно не запомнил, зашли с ним в какой-то старинный дом на второй этаж и получили задание: вытащить на улицу кое-какую мебель. Оказывается, в этой квартире жила семья нашего коменданта, но она недавно поездом переехала в Питер, и теперь надо перевезти туда кое-что из мебели. Вскоре подошла небольшая грузовая машина, в которую мы погрузили мебель, и поехали в порт. Сгрузили мебель на стенку, отпустили машину, а потом краном все опустили в носовой трюм.
Через несколько дней на стенке около судна с грузовых машин сгрузили несколько стальных листов толщиной миллиметров 10, размером примерно 2x3 метра, несколько десятков дюймовых досок и большую кучу песку. Оказывается, по приказанию штаба флота торговые и вспомогательные суда должны оборудовать защиту рулевых рубок и мостиков от пулевых обстрелов с самолетов. Мы решили попробовать: поставили вертикально один стальной лист и доску и с расстояния метров 50-60 сделали несколько выстрелов из винтовки. Доску, конечно, насквозь, а на листе только вмятины. Правда, на самолетах крупнокалиберные пулеметы, но и защита рубки должна быть более солидной. У нас решили защитить только рулевую рубку, где обычно находится также штурман и, в случае необходимости, могут заскочить все, кто находится на мостике. Вокруг рубки из досок соорудили короб и в образовавшееся пространство между досками и обшивкой рубки (сантиметров 10-15) засыпали песок. Снаружи доски обшили стальными листами. Также обшили и крышу рубки. Теперь в рубке стало как-то уютнее. А мостик решили не защищать. В теплое время все руководство осуществляется с верхнего мостика, на котором только легкая защита от ветра и дождя в застекленных будочках-беседках на крыльях мостика. В холодную и зимнюю погоду управление осуществляется с застекленного нижнего мостика. Но до зимы еще далеко. И может, к зиме война кончится.
Под Таллином пока все тихо. Ночью, правда, иногда слышны отдельные винтовочные и револьверные выстрелы. То ли патрули в кого-то стреляют, то ли в патрулей. У капитана семья где-то в районе Копли, и он попеременно со старпомом уходит на сутки домой. У него, кажется, только одна дочь лет 17-ти, т.е. мне ровесница.
Числа 12-го августа ночью вышли на рейд и встали на якорь. Наверное, наше место кому-нибудь понадобилось. На следующий день утром вернулись в Купеческую гавань и встали опять у северного мола, т.к. все причалы у стенок были заняты транспортами. Снова бункеровка. Взяли тонн 600, «под завязку».
Через несколько дней подошла грузовая машина, в кузове которой стояло 45-мм орудие. Его подняли на палубу, и прибывшие с машиной рабочие спросили у капитан-лейтенанта, где устанавливать орудие?
Очевидно, капитан-лейтенант был в курсе нашего вооружения и место для установки первого орудия уже выбрал, т.к. сразу же указал: на левом борту метрах в четырех за краном. Рабочие быстро установили орудие и уехали. Очевидно, установка орудий для них привычное занятие. А где же снаряды и прицел», – спросил я у капитан-лейтенанта. «Будут и снаряды и прицел», – ответил он.
Кроме вахтенного у трапа, вся наша комендантская команда и несколько матросов столпились около своего теперь орудия. Не все же так близко видели настоящее орудие. А теперь его можно было и «пощупать». Но никто не решался. Хотя оно и было небольших размеров, но будто бы с потопленной нашей подводной лодки, значит, побывало в бою и тем самым невольно вызывало к себе уважение. Комендоров среди нас, кроме капитан-лейтенанта, не было. Из его рассказов на мостике капитану о своей службе я слышал, что еще в двадцатых годах он кончал какие-то артиллерийские классы и курсы, был артиллеристом на «Авроре» и на каком-то эсминце. Но и он, похоже, с таким мелким калибром не имел дела. Не помню, кто первым решился подойти к орудию и показать свои познания в артиллерии – потянул на себя рукоять замка. Замок пошел вниз, открылся. А вот как его теперь закрыть – никто не знал. За какие только рукояти и ручки не дергали – ничего не получалось. Тогда я скромненько подошел, придерживая правой рукой рукоять замка, растопыренными средним и указательным пальцами левой руки утопил лапки экстрактора и мягко отпустил рукоять замка. Замок закрылся. Затем, уже «сверх программы», встал на место наводчика и, работая одновременно валиками горизонтальной и вертикальной наводки, лихо стал наводить ствол то на горизонтальные, то на воздушные цели. «Во, сигнальщик дает!», – вырвалось у Кожина. А я подумал, что честная отработка наказаний – нарядов в военно-морской спецшколе пошла на пользу. Увидев мои практические познания в артиллерии, капитан-лейтенант заявил, что теперь я буду ответственным за орудие и его наводчиком.
Дня через 2-3 на грузовой машине привезли снаряды – 57 ящиков. Поскольку я был назначен ответственным за орудие, то, естественно, ответственным и за боезапас. Поэтому в конце моего дневника-блокнота с записями за период с 28 августа по 24 сентября 1941 г. есть «бухгалтерия»: сколько и каких снарядов было получено и расход снарядов.
Получено в Таллине: осколочных с красной трассой – 192; с белой трассой – 132; фугасных -100; бронебойных -140.
Всего – 564.
Есть запись, что на 19 сентября осталось 490 снарядов, т.е. израсходовано 74, в основном, конечно, осколочных по самолетам.
Поскольку никаких кранцев для хранения снарядов на палубе не было, то большинство снарядов было спущено в кормовой трюм, а по одному ящику с каждым видом снарядов были сложены на кожухах около первой трубы.
Теперь надо было апробировать орудие. Подходящего случая долго ждать не пришлось – немецкие самолеты-разведчики появлялись теперь ежедневно в первой и второй половине дня, но на довольно большой высоте. По ним начинали бить зенитные орудия с побережья, с береговых батарей и с кораблей, но калибр не менее 76 мм.
Попросив всех отойти метров на пять от орудия, я сам зарядил его, навел ствол в сторону летящего «юнкерса» и дернул за левую спусковую рукоять. Резкий звук выстрела больно ударил по ушам. Ствол примерно на полметра откатился почти вертикально вниз, и открывшийся замок выплюнул стреляную гильзу, которая со звоном покатилась по палубе. Внутренняя дрожь, которая все же чувствовалась до выстрела, пропала – орудие цело, а я живой. Головы присутствовавших подняты вверх. Все смотрят за удаляющейся трассой нашего первого снаряда. Пройдя далеко за хвостом самолета, след трассы закончился белым облачком разрыва – снаряд взорвался на пределе своей вертикальной трассы (около 4 км) специальным ликвидатором. У окружающих сразу же появился охотничий азарт: «Давай еще пару снарядов»! А что толку-то без прицела», – авторитетно заявляю я. «Ну, давай еще одним бабахним», – милостливо соглашаюсь я. Поручаю Жентычко заряжать орудие, а Ломко по моей команде «Ноль» производить выстрел, дергая за правую спусковую ручку.
Пока готовились ко второму выстрелу, услышав неожиданный грохот первого, на палубу поднялись капитан-лейтенант и капитан судна. «Что тут случилось?» «Да вон разведчик появился и мы решили опробовать орудие, – отвечаю, – все нормально, товарищ капитан-лейтенант». «А почему не предупредили?» «Так он бы улетел. Вон и сейчас его уже не достать». «Юнкерc» действительно уже был где-то между островами Нарген и Вульф, и по нему били только зенитки с этих островов. Но капитан-лейтенанту тоже хотелось лично убедиться, как ведет себя орудие, и он приказал дать один выстрел вслед улетающему самолету. Орудие было уже заряжено, я быстро развернул его на правый борт между труб и, не снимая рук с рукоятий наводки, дал команду Ломко: «Ноль!» Снова резкий удар по барабанным перепонкам. Такое маленькое орудие, а какой резкий, неприятный для слуха звук выстрела. Все-то окружающие затыкают уши пальцами, а у меня руки заняты.