— Молодец! — похвалил он, когда убедился, что суть я схватил.

— В тактике мы разбираемся, — не удержался я.

— Если бы дело было только в тактике, — вздохнул Бидло.

Надпоручик дал мне несколько практических советов, выразил надежду, что первые учения будут для меня успешными, а когда узнал, что подобных учений в моей жизни было предостаточно, сразу изменил тон и сказал, что идет спать, хотя с большим удовольствием посетил бы привокзальный ресторан…

— И съел бы тарелку супа? — с улыбкой спросил я его.

— Конечно, — ответил он, и мы пожелали друг другу спокойной ночи…

Поручик Прушек уже лежал в постели и читал толстенный роман. Мое появление он встретил с радостью.

— Ужасно глупая книжка. У меня от нее рука болит. Весит не меньше килограмма! Не пойму, как можно писать такие толстые книги?

Я сказал, что разделяю его нелюбовь к толстым романам. Особенно с тех пор, как библиотечная книга такого размера куда-то запропастилась и мне пришлось заплатить за нее сорок шесть крон.

Через несколько минут я тоже лежал в постели. Когда я тушил свет, поручик Прушек уже сквозь сон сказал:

— Если завтра что-нибудь будет нужно, обращайся безо всякого. Танк — он как женщина. Никогда не угадаешь, какую шутку он выкинет.

— Какая женщина? — удивленно спросил я, но Прушек мне не ответил. Он уже спал, слегка похрапывая.

Утром все пошло как по маслу — без ошибок и потери времени. Мне казалось, что со стороны все выглядит так, будто этой ротой я командую уже несколько лет. Это ощущение не покидало меня до того момента, когда был дан приказ поставить танки в ряд на опушке леса.

В ту же минуту я услышал громкие восклицания и проклятия, а потом — такой шум, будто случилось бог весть что.

Я приказал остановиться, выпрыгнул из танка в мягкий мох и обнаружил, что у меня в роте почти ЧП. И не маленькое. Один из водителей не справился с управлением машины, танк сполз в овраг и повис на краю обрыва.

Ошарашенный, я смотрел на танк, который в любую минуту мог свалиться с обрыва, что означало бы аварию со всеми вытекающими отсюда последствиями. Оба подпоручика и десятник — командиры взводов — стояли рядом, справа от меня.

— Чей танк? — спросил я.

— Мой, — признался десятник.

— Ну-ну, то-то вы вчера били себя в грудь, уверяя, что на наших ребят можно положиться, — счел я нужным сказать ему, слегка повысив голос.

— Ничего, вылезет, — пытался убедить меня десятник.

Я не знал, что делать. Тем временем десятник спустился в овраг и начал давать советы водителю и командиру танка, висевшего над обрывом. Зарокотал двигатель, танк начал разворачиваться, но потом вдруг взвыл и остановился.

Теперь и я не выдержал и начал быстро спускаться в овраг.

Десятник карабкался мне навстречу.

— Сожгли фрикцион, идиоты! — выпалил он. — Танк не может поворачивать вправо.

«Придется вызвать тягач», — решил я, вспомнив советы, которые давал мне поручик Прушек.

Тягач прибыл моментально. Водитель остановил его на самом краю откоса, вылез из кабины и посмотрел вниз.

— Не слабо, — размышлял он вслух. — Трос может оборваться, но это еще не самое худшее. Хуже будет, если танк перевернется, когда я начну его вытягивать. Это уж совсем нежелательно. Один ремонт сколько будет стоить…

Я передал его слова водителю танка, попавшего в беду.

— Он прав, — согласился тот, — как пить дать перевернется.

— Вы боитесь, что ли?

Он взглянул на меня, потом пожал плечами:

— Да, боюсь, товарищ поручик. Но не за себя. Марта все равно пойдет за меня замуж, даже если я весь буду в синяках. Я боюсь за танк. Опыта у меня маловато.

Мне было ясно, что я должен сделать в этот момент: заявить, что сам сяду на место водителя. И тут за моей спиной послышался голос:

— Вижу, что у тебя не все в порядке.

Поручик Прушек усердно чистил брюки, потому что тоже, как и все мы, не сумел, преодолеть крутой склон, не упав.

— Какой уж тут порядок, — ответил я, — если в перспективе такое ЧП?

— Ну-ка дай сюда трос! — крикнул поручик Прушек водителю тягача.

Низенькому и толстому водителю тягача было нелегко спуститься к нам по крутому склону. Прушек привязал трос к танку.

— А теперь, если потянешь с чувством, — сказал он, — я с ним выеду.

— Они сожгли фрикцион, танк не может взять вправо, — счел я необходимым дать ему полную информацию.

— Ну и что? — с удивлением посмотрел он на меня. — Я ведь сказал ему, что он должен тянуть с чувством…

А почему вы еще не в тягаче? — обратился он к низенькому водителю.

— Есть! — ответил тот и начал усердно взбираться на склон.

Трос постепенно натянулся, танк начал движение. Однако он не пошел прямым путем в гору, а продвигался вперед способом, который можно было бы назвать «елочкой». Немного влево, потом чуть назад, опять влево и опять назад. Движение было медленным, но верным.

И когда танку оставалось ползти всего несколько метров, в нашем расположении появился командир батальона, а чуть позже и командир полка.

Он поинтересовался:

— Это ваш танк?

— Мой, — с гордостью ответил я. Нет сомнения, что мой ответ был бы иным, если бы пришлось признаваться в этом тогда, когда танк буквально висел над обрывом.

— Я вижу, вы умеете находить выход, — сказал командир полка и уехал.

Танк с помощью тягача выкарабкался на склон, все кончилось благополучно. Я поблагодарил поручика Прушека, правда менее сердечно, чем собирался поначалу. Он, как мне показалось, на это даже и не рассчитывал.

Потом учения продолжались, и происшествий больше не было. А обо мне стали говорить, что я парень не промах.

Минуло несколько дней. Однажды, когда я возвращался с обеда, ко мне подошел невысокого роста поручик.

— Поручик Влчек, заместитель командира батальона по политчасти, — представился он и добавил, что ему очень неловко из-за того, что он не мог меня поздравить с приемом роты раньше. — Была срочная и важная работа, которую нельзя перенести на другое время, — объяснил он извиняющимся тоном и пригласил меня в свой кабинет. — Ну и как вы себя чувствуете на первых порах? Каковы впечатления?

— Неопределенные, — ответил и без особого воодушевления.

— Ваша рота в целом на уровне, — сообщил он мне свое мнение. — Не лучшая, но есть и похуже.

— Это я знаю. Ангелов в ней нет, — вырвалось у меня.

— Что? Каких ангелов? — с удивлением посмотрел на меня поручик.

— Да нет, ничего, — уклонился я от ответа. Ведь не рассказывать же ему свой сон, приснившийся в первую ночь после того, как я стал командиром роты!

Повторять вопрос поручик не стал, но мои слова явно его насторожили. Он поинтересовался, откуда я родом, кто мои родители, что у меня получалось хорошо, когда я командовал взводом, а что плохо, женат я или холост, каким вижу свое будущее в армии…

— Все это есть в моем личном деле, товарищ поручик, или оно еще не поступило в часть?

— Не знаю, — ответил он сухо, — не интересовался. С некоторых пор я перестал читать личные дела. Полагаюсь только на свое мнение о человеке и думаю, что это надежнее всего.

— В моем деле обо мне написано только хорошее, — не удержался я.

— Как, и у всех, — кивнул он, — это правильно. Ведь человек — смесь самых разных положительных качеств.

Только теперь я понял, что мне будет непросто работать с этим философом.

— Далеко не всякий, — решился я все же поспорить с ним.

— Мне кажется, что прав я. — И он начал развивать свою мысль о том, почему человек — это смесь самых разных положительных качеств. По мере того как он говорил, я понял, что мое личное дело он знает довольно подробно и что причиной, побудившей его изложить все это, стала последняя фраза в моей характеристике. В ней мне было высказано пожелание избавиться от поспешности в оценках людей. Когда мне зачитывали характеристику, я хотел было возразить против такой формулировки, но, подумав, решил, что незачем ввязываться в дискуссию…