Начальники абвергрупп съезжались в Псков, к своему шефу майору Клямроту.

Вылезали из заляпанных грязью «оппелей», здоровались, спрашивали друг у друга, по какому поводу экстренное собрание. Никто не знал. Не говорил ничего и дежурный в приемной майора — пепельный блондин с новенькой кобурой на боку. Просил располагаться и ждать.

Переговаривались вполголоса, посматривали в окна, за которыми в тусклом свете октябрьского дня косо летели первые снежинки.

Ровно в десять створки дверей в кабинет распахнулись, дежурный пригласил входить.

В глубине комнаты, точно на сцене, сидел за столом маленький широкогрудый майор. Он не поднялся навстречу входившим, и все поняли, что речь пойдет не о наградах, скорее, будут ругать.

Клямрот обвел рассевшихся на стульях офицеров долгим суровым взглядом, повертел в руках карандаш, положил. Казалось, он не знал, с чего начать. Наконец сказал:

— Вам известно, где вы служите? И почему разведка вермахта названа «абвер»? «Отпор»… «Защита»! А вы… Месяц назад получили приказ выяснить, каким образом русские разведчики и партизаны передают в Ленинград собранные ими сведения. Получили? И что же? Вам обеспечена помощь полевой полиции. А результат? Ни один, я повторяю, ни один из вас не стронул дела с места. Может, вы устали? Или вам не дороги интересы вермахта? Вам вот, обер-лейтенант Зоннер, дороги интересы вермахта?

Высокий, с плохо выбритыми щеками офицер, на которого нацелился клямротов палец, вскочил, вытянулся.

— Я получил сообщение агента, внедренного к партизанам, господин майор. Радиостанции действительно есть. Но агент их не видел.

— Вы думаете, я не помню ваших рапортов? Лучше скажите, почему агент не видел станции. Может, никаких станций нет? Может, русские пользуются голубиной почтой?

— Нет, о голубях мне не сообщали, — обер-лейтенант испуганно моргал. — Есть данные службы радиоразведки. Чьи-то позывные прослушивались четко, время работы одно и то же… Радист, видимо, легко перемещается, очень быстро.

— Пусть кто-нибудь другой объяснит мне устройство полевой рации. Вы, скажем, — Клямрот указал на офицера с забинтованной рукой. — Ну, сколько она может весить?

— Килограммов тридцать, — отозвался мрачный.

— Тридцать! Интересно, возьмется ли хоть один из присутствующих уйти от хорошей облавы с таким грузом. Я вас спрашиваю, господа!

— Я — нет, — сказал мрачный. — Я не возьмусь.

— А они уходят! — взревел Клямрот. — Исчезают, как дым, эти таинственные русские радисты. Вы отдаете себе отчет, во что это обходится нашим войскам?

Настороженная тишина повисла в комнате. Майор сидел, уставившись в окно, за которым густо летели снежные хлопья, — окно будто задернули кисейной занавеской.

Начальники абвергрупп не знали, что их шефу, собственно, нечего больше сказать. Он сообщил им приказ, они стали его выполнять. Безрезультатно. Он собрал всех разом и пытался вызвать на разговор, чтобы сообща, обменявшись мнениями, что-нибудь придумать. Но и от этого — какая польза? То, что могли сказать контрразведчики, майор знал и сам. А главное, в ответе был он, и только он, майор Клямрот, начальник абверкоманды 304 при группе армий «Норд».

Он ведь не докладывал им, мелким сошкам контрразведывательной службы, что месяц назад его вызвал сам фельдмаршал фон Лееб, командующий группой. Вызвал и ледяным тоном выразил неудовольствие тем, что советское командование достаточно полно осведомлено о перемещении подчиненных фельдмаршалу частей, дислокации штабов, аэродромов. Ему, фельдмаршалу, не нравилось, что каждое передвижение войск вызывало контрмеры — прилетали самолеты с красными звездами, бомбили, а если не было самолетов, начинался массированный артналет. Терпеть такое фон Лееб не намеревался и посему требовал от Клямрота решительных и результативных действий. На то, что стоявший навытяжку майор ликвидирует начисто разведку противника, фельдмаршал, конечно, не надеялся — хотя бы пресечь ее действия, помочь в главном — скорейшем выполнении приказа фюрера о захвате блокированного Ленинграда, этой второй столицы русских. Не без иронии командующий заметил: «Я вас прошу для начала установить, как может столь быстро попадать в осажденный город добытая разведкой и партизанами информация. Месяца вам хватит?»

Тогда показалось даже много — месяц. Клямрот был не новичок в контрразведке. И заместитель его, Мюллер, тоже знал дело. Оповестили агентуру, отдали строжайшие распоряжения по абвергруппам — подразделениям абверкоманды 304, удвоили внимание службы радиоперехвата. Но вот вчера Клямрот услышал в телефонной трубке голос адъютанта командующего: «Фельдмаршал интересуется, как успехи. Осталось три дня…» Майор ответил, что доложит сам, и наутро созвал вот это бесполезное, как он теперь убедился, совещание. Надо не болтать, а действовать!..

Отвел взгляд от окна, встал.

— Я вас призываю, господа, с пониманием отнестись к выполнению задания. Все вы получите подкрепление. — Тон у Клямрота был уже совсем другой, будто он и не кричал, не сердился несколько минут назад, тон вежливой просьбы: — В случае надобности прошу без промедления обращаться прямо ко мне.

Когда кабинет опустел, он вызвал Мюллера, долго сидел с ним над картами, распределял резервы.

По зеленому полю разбегались тонкие линии дорог, голубыми пятнами лежали озера — Псковское, Чудское.

Выше, совсем рядом, тоже голубой Финский залив, Балтика.

Майор провел ладонью по карте, как бы разглаживая бумагу. Мизинец с тяжелым перстнем подчеркнул полосу возле самого Ленинграда — линию фронта. Она так близко подходила к городским кварталам, что майору подумалось: «Какая в сущности разница — есть у русских агентурные рации или агенты сами непосредственно переносят через линию окопов собранные сведения. Скоро город падет». Но вслух сказал:

— А может, это просто РБМ? Все-таки РБМ?

— Нет, — сказал Мюллер. — Я знаю эти русские радиостанции РБМ. Они для полков и батальонов. У них не хватит дальности работать для Ленинграда из наших тылов. Я думаю, проще: радиостанций у русских разведчиков нет, пеленги мы получали ложные, путали, наверное, со своими передатчиками. Я бы так и доложил командующему. Столько усилий… Мы бы что-нибудь нашли.

— Логика железная! — Клямрот криво усмехнулся. — Допустим, фельдмаршал согласится. А что скажут в Берлине?

«В Берлине, в Берлине…» Ночью, ворочаясь в постели, майор думал о своем высшем начальстве, об адмирале Вильгельме Канарисе. Знает ли тот о таинственных рациях, появившихся в полосе наступления доблестной группы армий «Норд»? Пока из столицы, из особняка на Тирнитцуфер, 74, не было никаких запросов. Но это ни о чем не говорит, там могут знать и выжидать, что предпримет начальник абверкоманды 304. Его прямая обязанность, пусть шевелится…

Он еле уснул и — показалось — спал всего минуту. Телефонный звонок молотком колотил по виску. Не сразу понял, зачем его будят. Ах, да: в эфире снова сигналы, он же просил тотчас оповестить. Что ж, кажется, судьба поворачивается к нему лицом.

Быстро оделся. Тяжелый «мерседес» вынес его за городскую черту, вслед за радиопеленгаторной машиной, ушедшей раньше.

Пеленгаторщиков догнали возле леса. Машина в темноте казалась темным пятном, только на крыше ее на фоне чуть посветлевшего неба угадывалась антенна.

Клямрот забрался в кузов. Ему было приятно видеть сосредоточенно согнутую фигуру оператора возле приемника, его большие наушники. Другой оператор равномерно подкручивал штурвальчики, вращал антенну над крышей.