Александра Сергеевна Михалина с трудом сдерживала волнение. Каждое слово о муже стоило ей дорого — слишком еще свежа была утрата. Старые письма, давние фотографии — любительские, сделанные наспех, и крохотные «моменталки» для удостоверений — дополняли ее рассказ. Оставшись от прошлого, они стойко хранили его приметы в шершавости бумаги, выцветших строчках чернил, в том, как были одеты люди на фотоснимках.

В наших блокнотах появлялись новые фамилии, номера телефонов. Круг людей, знавших Михалина, причастных к истории «Севера» (а мы с каждым днем убеждались, что это действительно целая история), расширялся. Случалось, мы звонили у дверей тех, кого уже нет с нами. Тем ценней становилось каждое слово очевидца, каждый факт, которые удержала память участников событий.

Есть, верно, в каждом вузе профессора, на чьи лекции не пробьешься, с других факультетов прибегают. В тридцатых годах в Московском электротехническом институте связи славился так профессор доктор технических наук Борис Павлович Асеев.

Когда в начале семестра на только что вывешенном расписании появилось слово «радиотехника», студент-вечерник Борис Михалин обрадовался: дождался любимого предмета. И еще сюрприз: курс-то кто будет читать. Сам Асеев!

Еще задолго до поступления в институт Борис тратил последние копейки на книги и детали, нужные для радиолюбительского конструирования. Старый букинист придерживал для него ходкую литературу. Достанет с полки том, повертит, будто бы демонстрируя, скажет:

— А ну…

Борис, высокий, худощавый, застенчивый с виду, разглядывает титульный лист: «Катодные лампы. Физические основы, характеристики и параметры. Москва, 1927 год. 2-е издание».

Продавец испытующе смотрит через стекла пенсне: угодил? А покупатель не спешит расставаться со своими капиталами, листает страницы.

Вот наконец взгляд зацепился за строчки предисловия: «… Хороший учебник, могущий быть рекомендованным не только учащимся, но и квалифицированным радиолюбителям, знающим среднюю математику и не боящимся упорного труда, который потребуется для усвоения книги. Они будут вполне вознаграждены основательными знаниями в области ламповой радиотехники». Вернулся к началу — кто автор? Написано: «Б. П. Асеев». Посмотрим.

Кивок головой, отсчитаны деньги, юркнул в дверь.

Завтра на смену, а он сидит за столом до рассвета — привык.

Так уж вся учеба складывалась. Лишь четыре зимы отходил в школу родного тульского села Шеховского. В тринадцать лет стал работником: скот пас, за плугом ходил. Читал, правда, много. На книги о радио натолкнулся и уж не мог отстать. Репродуктор разобрал и испортил. Возился, возился — исправил. Первый восторг радиолюбителя…

Ну, а потом в Москву перебрался, поближе к технике. На завод поступил. Работал и учился. Рабфак окончил, завзятым радиолюбителем стал, конструированием занялся. Хочется, так хочется что-нибудь стоящее создать!

Начал хлопотами с длинноволновым детекторным приемником, перешел к ламповому. Следующий шаг — коротковолновый приемник. Наконец, высшая ступень — передатчик. И еще один асеевский труд, вышедший в 1931 году, прочитан внимательно, с карандашом в руке: «Короткие и ультракороткие волны».

Странно, книга написана так, будто профессор лично к тебе обращается, один на один: «Помоги развивать науку о распространении коротких волн… Нужны эксперименты, повторенные многократно, ибо опасно делать выводы на основании одного или нескольких опытов, могущих быть случайностью. Организовать же наблюдение в широком масштабе не под силу даже самым крупным специальным лабораториям. Здесь существенную помощь может и должен оказать массовый, организованный наблюдатель. Об этом должен помнить каждый коротковолновик, не только имеющий передатчик, но и располагающий хотя бы лишь одной приемной аппаратурой».

Борис не раз рисовал в воображении облик автора своих настольных книг. О встрече не думал, не представлял себе такой возможности. И вдруг, переписывая институтское расписание лекций, увидел: та самая фамилия, Б. П. Асеев…

В то время Михалин работал механиком на подмосковном радиоцентре. Жил в городе, в Голутвинском переулке, в старом деревянном доме. Вставал затемно. Стараясь не разбудить соседей, выходил на кухню, разжигал примус. Наскоро выпив чаю, спешил на трамвайную остановку — добираться к неблизкому Казанскому вокзалу.

До поселка уже пустили электрички, их трубные гудки весело разносились по дачным поселкам. Только ехать все равно приходилось долго. Времени студент не терял: то учебник полистает, то конспект просмотрит. Даже в переполненном вагоне занимался. Стоя. А присесть удастся, так и задачки порешает.

После рабочего дня ехали в город веселой компанией. Братья-вечерники, товарищи Бориса, жили в общежитии при радиоцентре, так что им тоже приходилось неближний путь мерить — в институт и обратно.

Работало в радиоцентре несколько бывших балтийских моряков, можно сказать, первых русских радистов. Дело свое операторское знали они мастерски, а вот теорией похвастаться не могли. И, зная эту свою слабость, помогали чем могли молодым своим ученикам. Чуть что, слышно: «Иди, иди, сынок, учись. Негоже занятие пропускать. Уж я за тебя продежурю». И молодой радист, механик ехал в институт, от компании не отставал.

Михалин в вагоне старался подсесть к двум своим дружкам — докам в математике и физике. Они, в свою очередь, считали Бориса, коммуниста с 1929 года, более сведущим, в истории партии, философии. О чем ни заговорят — всем троим польза.

В день, когда должна была состояться первая лекция по радиотехнике, Михалин переживал примерно то же, что испытывает театрал перед долгожданной премьерой. И не обманулся. Вот только на кафедру поднялся не седовласый старец, каким Борис представлял себе профессора, а средних лет человек в военной форме. Представился коротко — и к делу.

Иной о музыке говорит так, что слушатели засыпают, а вот асеевские лекции по радиотехнике воспринимались как музыка. Нет, у него не бывало длинных отступлений, рассчитанных на отдых, разрядку аудитории. Они ему, исключая короткую шутку, острое словцо, не требовались. Зато как образно, ясно и просто толковал он о сущности сложных физических явлений! Голос громкий, тембр приятный. Студенты успевают и слушать, и записывать, и списывать с доски формулы, срисовывать схемы.

Теперь Михалин знал Б. П. Асеева не только по книгам; он был просто влюблен в профессора. Но знал ли тот Михалина? Лабораторными занятиями руководили ассистенты, экзамены принимали другие преподаватели…

Но Асеев, расхаживая на лекциях вдоль доски, оказывается, успевал внимательно вглядываться в аудиторию. Естественный интерес педагога к своим ученикам? Не только. Профессору хотелось угадать в ком-либо из студентов нового Попова, Шулейкина, Бонч-Бруевича, Берга — не иначе. С какой бы тогда стати Борис Павлович с излишней прямо-таки для лектора внимательностью интересовался научным, техническим творчеством будущих радиоинженеров? Так вот однажды и попался ему «на крючок» Михалин-тезка.

— Борис Андреевич, — сказал профессор, — я познакомился с вашей работой, видимо, будущим дипломным проектом. Прямо скажу: интересно. Ответьте-ка мне, когда и почему пришла к вам эта идея?

Михалин рассказал, где работает, о том, как слышат подчас радисты радиоцентра аварийные сигналы моряков, летчиков, полярников. Тревожное «SOS» оказывается последним сеансом связи с Большой землей, потом — молчание. Заключил Михалин своей мечтой:

— Если бы у них была запасная радиостанция…

Асеев улыбнулся. Сразу понял, не дал договорить:

— Ваш дипломный проект может иметь практическое значение и для обороны страны. Но чтобы довести дело до конца, условия нужны. Вот я и думаю: не перейти ли вам на работу в одну радиолабораторию?

Лицо Михалина просияло улыбкой. Он был уверен, что ему чертовски повезло. Надо же, каким-то случаем Асееву попался на глаза именно его будущий диплом, мог бы ведь и чей-нибудь другой. Согласен, он, конечно, согласен работать там, где скажет профессор. Лишь бы дело шло.