Еще десяток секунд мотор ревел на полной мощности, а потом, как и ожидал Веня, резко тряхнул стальную кабину и замолк. Стало до умопомрачения тихо.

Сперва мелькнула мысль «плюхнуться» на лед Волхова, но, понимая, что тут же и накроет его вражеская артиллерия, он за счет набранной высоты стал, планируя, тянуть к своему берегу. Перед ним земля, изрытая воронками, зигзагами окопов, левее лес. Больше уж не раздумывая, Зенков успел повернуть влево.

Далее воспринял все, как во сне, наблюдая свои действия словно бы со стороны… Перехватив ручку управления в левую руку, правой уперся в прицел; спасаясь от удара о него, отклонил голову и так, глядя на макушки деревьев, выбрал машину из угла.

Разрушая по бокам крылья и оседая, самолет оставлял за собой в лесу просеку. Но бронированный «футляр» "ила" уберег Веню от каких-либо серьезных травм. Это и позволило ему после небольшого перерыва получить новый самолет и продолжать счет своим боевым полетам.

А все же, как и прежде, друзья с улыбкой называли его колдуном.

Немцы очень боялись наших штурмовиков, у них были все основания называть их "черной смертью", ибо только эти самолеты, атакуя с бреющего полета, оставались относительно неуязвимыми. Во всяком случае, пули и мелкие снарядные осколки им вреда не приносили.

Но и враг выработал свою тактику борьбы с «илами». Его артиллерия стала пропускать атакующие «илы», стреляя по ним лишь частью своих пушек, вызывая, естественно, огонь штурмующих самолетов на эти пушки. Едва лишь наши самолеты пролетали артиллерийские позиции, Другая часть вражеских пушек, замаскированных и повернутых в хвост улетавшим самолетам, начинала ожесточенно и результативно палить, поскольку со стороны хвоста наши «илы» защиты не имели. Надо ли говорить, какое беспокойство вызывала создавшаяся ситуация.

Известен, например, факт, когда Сталин вызвал Ильюшина и приказал, чего бы это ни стоило, в недельный срок спроектировать и установить на самолете бронированную кабину для хвостового стрелка с крупнокалиберной пулеметной установкой и немедленно перейти на выпуск последующих серийных Ил-2 в двухместном варианте.

И самое удивительное, что в этот невероятный срок задание было с честью выполнено. Об этом не грех особо напомнить, показав, как самоотверженно люди тыла умели работать над военными заданиями.

Но в тот момент, когда таких «илов» еще не было, когда немцы в ярости рвались к Ленинграду и Москве, нужно было сразу же выработать контрмеры, дабы не давать возможности немецким замаскированным пушкам сбивать безнаказанно наши штурмовики.

И эти контрмеры были придуманы самими летчиками-штурмовиками. Отправляясь группой самолетов на штурмовку, они имели позади себя на некотором расстоянии еще один-два «ила», которые, завидя вспышки в хвост пролетевшим самолетам, тут же устремлялись на эти огневые точки врага, поливая из всех стволов, включая и реактивные снаряды. Не очень-то вольготно стало вражеским артиллеристам стрелять по уходящим самолетам, когда в спину метится атакующий, откуда-то возникший «ил»!

Эффект от этих самолетов, образно окрещенных фронтовиками «подметалами», не замедлил сказаться: потери наших штурмовиков уменьшились.

Линия фронта на Ленинградском направлении проходила по реке Волхов. Северо-западная сторона — немцы. Юго-восточная — наши. Вот здесь на небольшом полевом аэродроме базировались два полка: штурмовиков Ил-2 (тогда еще одноместных) и истребителей ЛаГГ-3.

В серенький день первых чисел марта 1942 года эскадрилья «илов» комэска Вениамина Зенкова уже слетала на штурмовку. Думалось, что больше по погоде вылета не будет. А тут вдруг летчиков вызвали в штаб и поставили задачу: проштурмовать крупную вражескую мотомеханизированную колонну (около трехсот машин), которая, по только что полученным данным воздушной разведки, движется между Шимском и Новгородом. Тем, у кого самолеты исправны, приказано было срочно готовиться к вылету.

Через полчаса наготове уже были шесть «илов»: по три самолета из двух эскадрилий. Зенкову поручили вести эту группу в сопровождении девяти истребителей.

Нужно было сразу же пересечь линию фронта и идти в лоб вражеской колонне, по шоссе. Натягивая на себя комбинезон, Вениамин все думал, как потолковей выполнить боевую задачу: с меньшим риском потери своих машин и товарищей и с большим уроном для врага. Он понимал, что внезапно на колонну они не налетят: немцы сумеют предупредить своих, и те успеют рассредоточиться. Тогда эффект от штурмовки будет ничтожен.

Вениамину пришла в голову несколько иная идея выполнения этого важного задания. Вместе с тем очень уж не хотелось ему обращаться к командиру полка, человеку сумрачному, не склонному к проявлению каких-либо эмоций. Все же скрепя сердце он решился:

— Товарищ командир, а что, если зайти сбоку, пройдя предварительно вдоль линии фронта по нашей стороне, достичь Ильмень-озера, где-то в центре пересечь его и ударить по колонне либо с тыла, либо сбоку?

— Вы приказ слышали? — сухо спросил командир полка.

— Так точно, — козырнул Зенков.

— Выполняйте.

Пошли на взлет. За ними поднялись «лагги».

Сперва высота облачности была немногим ниже тысячи метров, и они шли несколько минут к линии фронта под облаками. Потом облака прижали их к земле до трехсот метров, и командир истребителей прикрытия сказал Зенкову по радио:

— Мне со своими дальше нельзя — низко. Я возвращаюсь.

Веня ничего не ответил.

"Лагги" ушли назад, и тогда комэск решился действовать, как задумал. Он не стал пересекать линии фронта, повернул влево. На высоте ста метров его шестерка помчалась вдоль Волхова. Вскоре летчики увидели скованное льдом Ильмень-озеро. Его пустынное пространство ни одна из воюющих сторон не занимала, на десятки километров здесь простиралась снежная равнина. Пройдя вдоль своего берега штурмовики развернулись на северо-запад, чтоб выйти к небольшой рыбачьей деревеньке на противоположном, захваченном немцами берегу. От нее рукой подать было до нужного им шоссе. А там, как надеялся Зенков, подоспеет и вражеская колонна.

То, что была низкая облачность, придавало им лишь больше уверенности в успехе дела: в такую погоду встреча с вражескими истребителями практически исключалась. Все шло хорошо, и они вскоре увидели рыбацкую деревеньку. Когда пролетали над ней, заметили разбегавшихся в испуге немецких солдат. Их не тронули — не они цель. Понеслись дальше и вскоре заметили шоссе. Веня кинул быстрый взгляд влево, вправо и чуть удивился, что шоссе абсолютно пустынное. Нигде ни души, не говоря уже о технике.

Отнесясь к этому все же сравнительно спокойно, Зенков решил, что "колонна к встрече запоздала" и движется где-нибудь в стороне Шимска.

— Разворачиваемся влево! — скомандовал комэск, придавая голосу максимум бодрости. Ведомые, пять «илов», последовали за ним.

Но вот они прошли по направлению к Шимску минут пять, а шоссе перед ними было все таким же пустынным.

"Что за оказия?" — Тут Веня забеспокоился. Но, выждав еще немного, решил, что ошибся и пошел не в ту сторону, что колонна уже ушла по шоссе в направлении Новгорода.

Он развернул свою группу и понесся на максимальной скорости вдоль шоссе в обратном направлении, видя все так же сбоку чернеющую пустынную дорогу.

Пролетели минут пятнадцать, оставив позади большую часть пути, а никаких следов колонны не обнаружили.

Когда же в дымке горизонта наметились холмы древнего Новгорода, Вене пришла в голову ужаснувшая его мысль: "А что, как проклятая колонна уже в Новгороде и рассредоточилась среди его каменных развалин? Тогда все, брат! Капут тебе, Веня!"

Он живо представил себе, как дружно их встретят в Новгороде вражеские зенитки, но не это ужаснуло его. Нет, не зениток он испугался, нет, нет и нет! Он ощутил в себе отчаяние куда большее, чем какой бы то ни было страх. Он понял, что в городе колонна практически неуязвима… И произойдет это исключительно по его, Зенкова, вине: это он, и только он, нарушил боевой приказ, исказил его, вопреки прямому указанию следовать навстречу колонне!