— Хорошо. Ты точно не забаррикадируешься изнутри, пока меня не будет?

— Нет, — растерянно и смущённо улыбнулся Макс. — Не забаррикадируюсь.

Он выпроводил Воскресенского, чтобы придти в себя. Всё происходило слишком стремительно для него. Заодно, пока тот ездил за продуктами, он успел быстренько вымыть голову: за полдня на стройке на волосах оседал такой слой цементной пыли, что они чуть не коркой покрывались. Тем более что сегодня он проторчал пару часов на цокольном этаже, где в стенах выдалбливали новые каналы под провода: то, что было сделано, немного не сошлось с проектом по электрике. Предстояло ещё выяснять, чей это был косяк. Он думал о работе, которая последнее время постоянно занимала его мысли, на удивление отстранённо, словно все эти проекты были где-то в другой жизни.

Когда Ви вернулся с едой, бутылкой вина и коробкой с шестью бокалами («Уверен, у тебя их нет»), они расположились на диване, из двух поставленных рядом стульев устроив импровизированный стол. Настоящий стол Макс трогать не советовал: он не был уверен, что тот не развалится при переносе. Остальная хозяйская мебель была не в лучшем состоянии: у шкафа одна дверца открывалась только после хитрых манипуляций, а диван не складывался. Шум, доносившийся из других квартир, не утихал, соседи уже выясняли отношения в общем коридоре, несколько раз кто-то даже стучал в дверь Макса, требуя позвать Юрика. Воскресенский хотел выйти и доходчиво объяснить, что Юрика здесь нет, но Макс удержал его:

— Да ладно, сами уйдут. Не связывайся. Тут почти каждую пятницу и все выходные такое.

Макс и Ви сидели на диване, рассказывали друг другу о том, что происходило в их жизнях последние месяцы, и вообще о себе. Парень ощущал лёгкое головокружение, но неизвестно, было ли оно от вина или оттого, что Ви был так близко от него. Они иногда случайно касались друг друга, а Воскресенский один раз совсем даже не случайно потрепал Макса по мокрым волосам, но перейти черту пока не решались.

Наконец Ви взял Макса за руку и слегка потянул на себя, потом заключив в объятия. Его немного удивляло то, что мальчик совершенно не сопротивлялся, даже инстинктивно, как будто доверял ему полностью, безгранично и отдавал себя в его руки. От того, как охотно, жадно и одновременно несмело он отвечал на его поцелуи и ласки, у Воскресенского встал комок в горле, настолько это было искренне и трогательно. Ви никогда не испытывал ничего подобного.

Он снял с Макса футболку и начал покрывать поцелуями его плечи, грудь, живот, бледную, почти без следов загара кожу, такую тёплую, нежную, совсем юношескую. Затем он снял с него джинсы. Свет в комнате был выключен, и из прихожей падали косые лучи, вычерчивая на теле Максима каждую ямку, каждый напряжённый мускул или тонкую косточку. Господи, что этот хрупкий, красивый, изящный, словно фарфоровая статуэтка, мальчик делал в жуткой дыре, среди убогой мебели, на сломанном диване, среди пьяных криков?! Его хотелось схватить и немедленно забрать отсюда.

— Я мечтал об этом… — тихо сказал мужчина, очерчивая ладонью контуры мышц на животе Макса.

— Ты всё уже видел, и не раз.

— Да, видел. Но я не мог касаться тебя.

Макс сам начал расстёгивать рубашку на Ви. Даже в полумраке комнаты были видны следы от ожогов. На настоящие ожоги они не были похожи — просто полосы розовой зарубцевавшейся ткани на груди, животе, сгибах локтей. Менее заметные следы были на руках ближе к запястьям и на шее с одной стороны. Макс осторожно провёл пальцами по одному из шрамов, словно боясь причинить боль.

— Мне уже не больно, — произнёс Воскресенский, пристально глядя на парня голубыми глазами, в темноте казавшимися невероятно яркими на смуглом лице.

Макс не испытывал абсолютно никакого стеснения перед Ви, и нагота другого мужчины его тоже не пугала. Когда-то он слышал фразу «Когда любишь, пол не имеет значения», теперь же он не просто понимал её, он чувствовал правоту этих слов где-то глубоко внутри. Их полностью обнажённые тела сплетались и вжимались одно в другое, иногда на секунды расходясь, чтобы потом лишь сильнее прильнуть друг к другу. В этих движениях был одним им понятный ритм, страстное единение и невероятная близость.

Когда пальцы Ви завладели его членом, Макс подумал, что всё будет так же, как тогда на съёмке, с той лишь разницей, что у него уже была эрекция — от их предварительных поцелуев и ласк. Но мужчина, сделав лишь несколько движений, крепко обхватил его за бёдра, немного подтолкнул ввёрх, на подушки, а сам склонился над пенисом парня. Он коснулся его губами и сделал несколько движений языком, тут же успев ухватить и прижать к дивану рванувшегося в сторону Максима. Он понимал, что тот чувствует сейчас: ему, конечно, нравится — это не может не нравиться — но он думает, что партнёр делает ему одолжение; Макс не понимает, что другому это тоже доставляет удовольствие. Это было возбуждающе и приятно: чуть шероховатая бархатистая поверхность, нежная, как нигде больше, гладкая влажная головка, вкус, запах, жар, напряжение, медленное скольжение языка, еле заметный трепет тела. Тела дорогого человека… Когда-нибудь мальчик всё это поймёт.

Макс чувствовал, как его бёдра совершенно помимо воли приподнимаются, подаются вперёд и начинают ритмично покачиваться. Он словно терял контроль над собственным телом. Когда он увидел, как Ви берёт в рот его член, ему будто в голову что-то ударило: головокружение, гулкое биение крови и невыносимое желание. Он вряд ли мог назвать свой предыдущий сексуальный опыт богатым, но всё равно такого он не испытывал никогда. Он наблюдал как зачарованный, не в силах отвести глаз, и от каждого движения лавинообразно усиливались возбуждение и томительное тепло в ногах, животе и паху, которое как будто бы густело и накапливалось, пока не достигло невероятной, нестерпимой уже сладости.

— Я сейчас… вот сейчас… — еле сумел произнести он.

Он изогнулся всем телом, запрокинув голову, и застонал, забыв обо всём на свете, вжимаясь в любовника сильнее и резче.

Потом они просто лежали, обнявшись и бессознательно проводя пальцами по влажным телам друг друга. Через пару минут рука Макса нащупала член мужчины, несколько раз осторожно сжала, а потом начала движения вверх и вниз. Ви прикрыл глаза и улыбнулся. Парень так редко видел улыбку на его лице, он сделал бы многое, чтобы видеть её снова, снова и снова… Он прижался губами к приоткрытому рту Воскресенского, нашёл своим языком его язык и начал целовать, не прекращая движений пальцами. Он не верил, что делает это… Что с ним происходило? Он словно с ума сходил…

Ви обнял его, и они перевернулись так, что мужчина оказался внизу, а Макс устроился сидя на его бёдрах. Теперь и Воскресенский мог взять в руки член парня. Он дождался наступления эрекции и, чуть разжав пальцы Макса, придвинул его ближе к себе так, чтобы их пенисы соприкасались. Парень сразу уловил идею.

— Только не торопись, хорошо? — сказал Ви. — Иначе я кончу гораздо раньше тебя.

Макс кивнул. У него самого язык ни за чтобы не повернулся сказать что-нибудь на эту тему, но Ви нисколько не стеснялся учить его и направлять. Макс глядел на его лицо, широкую грудь с негустыми тёмными волосами там, где не было ожогов, почему-то стыдясь, не смея посмотреть ниже, где соприкасались и тёрлись друг о друга его и Воскресенского члены и пальцы. Ви тоже поднял на него глаза: они так и смотрели друг другу в глаза до самого того момента, когда Макс почувствовал приближение оргазма. Веки опустились сами собой, словно внутри жила какая-то особая сила, которая завладевала его разумом и телом, заставляла бесстыдно раскачиваться на бёдрах любовника, сильнее сжимать в руках его член и без стеснения стонать от удовольствия.

Когда всё было кончено, он опустился на скользкий от спермы живот Ви и прижался к нему всем телом. Тот обнял его.

Утром Воскресенский проснулся от солнечного света, яркого даже сквозь задёрнутые шторы, и от ходьбы, перестуков и шума воды за стеной. Где-то далеко плакал ребёнок, поближе уже ругались и кричали. Ви достал из кармана рюкзака прозрачный пакетик с застёжкой-молнией, где хранились зубная щётка, паста и прочие туалетные принадлежности, и тихо ушёл в ванную. Он уже много лет не видел таких комнат со стенами, выкрашенными зелёной краской до уровня глаз, а выше побеленными. Он никогда не понимал, зачем это делалось. Когда он включил воду, трубы взвыли, затряслись, но через несколько секунд успокоились.