Андрей тряхнул кудрями.

— Ничего, еще найдутся атаманы. С умом возьмутся — и полетят все бары с царем-батюшкой вместе! Дождется народ вольной жизни.

— Андрюшка! Ты чего городишь-то? — испугался дед. — За такие речи тебя знаешь куда упекут?

Андрей засмеялся:

— Знаю. Куда Макар телят не гонял! А там уж много наших... Ничего, живут!

Вася впервые видел брата таким. Глаза Андрея горели синим огнем. Лицо стало веселым и дерзким. Дед тоже был поражен видом внука. Он торопливо перекрестил его.

— Господь с тобой. Смотри, парень, с огнем шутки плохи!

Андрей присвистнул и соскочил с печки:

— Хоть ты, дед, не пугай! И без тебя пугал много!

Вечером, когда Андрей колол дрова, а Вася таскал их в избу, он не выдержал и спросил:

— Андрюша, Иван Михайлович нам говорил, что мы Доживем до такого времени, когда все ребята будут ходить в хорошей одежде и книжки будут у каждого. Правда это?

— Правда! — твердо ответил брат. — Будет такое время.

Вася нерешительно потоптался на месте.

— Андрюша, а вот ты сказал, что скоро бары с царем полетят. А купцы?

Андрей внимательно посмотрел на братишку.

— У тебя что длиннее: уши или язык?

— Это ты к чему?

— А к тому, что скажешь тебе, а ты пойдешь по деревне трезвонить, как пономарь...

— Андрюша, молчать буду! Хочешь, земли съем? — Вася стремительно нагнулся и наскреб горсть мороженой земли. Он уже поднес ее ко рту, но Андрей шлепнул его по руке.

— Брось! Только дураки так делают! Слушан. В Чебоксары приехал один чуваш. У него народ собирается, книжки читают про то, как надо жить, чтобы народ с голоду не мер. Этот чуваш много чего знает. Грамоте его выучил один гимназист из Симбирска. У того гимназиста старший брат тоже за народ шел... и за это царь его повесил...

— А мне нельзя туда пойти, книжки послушать?

Андрей даже рассердился:

— Подрасти сначала! Вот дурак я, что рассказал.

— Ну ладно, не буду спрашивать, только ты мне про купцов-то не сказал: полетят они?

— Сами переведутся! — буркнул Андрей. — Таскай лучше дрова. Посидели, и хватит.

Вася понял, что больше брат ничего не расскажет. «Скорей бы вырасти... — думал он. — Дед говорит, что есть такая богатырская трава... А где растет, неизвестно. Вот найти бы!»

Отшумело весеннее половодье. Катерина радовалась, что заморенная коровенка дотянула до новой травы. Но вдруг на семью Чапаевых обрушилось несчастье. Отец, плотничавший вместе с Михаилом и Андреем у купца Тихомирова, упал с лесов и сломал ногу. Прямо с работы сыновья отнесли его в городскую больницу, а когда вернулись, купец отказал им, сославшись, что они, дескать, работали у отца в подручных и что он не может доверить им самостоятельную работу.

Так, нежданно-негаданно, семья лишилась единственного заработка.

На другое утро дед Степан молча оделся и ушел куда-то. Вернулся к вечеру довольный.

— Ходил к Тихомирову, обсказал ему, какое наше положение. Смяк купчина, нанял меня с Мишкой и Андрюшкой в грузчики. Хлеб на баржи будем грузить!

— Грузчиком? — охнула Катерина. — В ваши-то годы?

Дед обиделся:

— А какие мои годы? Как ты можешь их считать, ежели я сам того не знаю? Ты гляди, как бы я твоих парней заместо рукавиц за пояс не заткнул!

Дед приосанился и погладил бороду:

— Не бойсь! Выдюжим! А там Иван из больницы придет... Бог не выдаст, свинья не съест!

Ребята, причесанные и умытые до глянца, сидели чинно, с торжественным выражением на лицах. Сегодня Должен быть экзамен для перевода во второй класс. Когда открылась дверь, они дружно встали и, как один, осипшими от волнения голосами поздоровались с вошедшими.

Первым вошел попечитель школы Фома Евстнгнеевнч Ефремов. За ним семенил поп Иона, который учил ребят закону божию. Последним шел Иван Михайлович.

Комиссия расселась за тонконогим учительским столом, который жалобно заскрипел, когда Ефремов положил на него толстые красные руки.

Поп Иона, не вызывая дежурного, сам прочел молитву. Ефремов в это время нашел глазами Федьку и подмигнул ему. Потом, зевая, перекрестил рот и обратился к Ионе:

— Давайте начинать, батюшка.

Иона закивал головой и положил перед купцом школьный журнал.

— Соблаговолите сами вызывать учеников.

Короткий, словно обрубленный, палец лавочника, сияя золотым перстнем, уперся в чью-то фамилию.

— Ку... Кузнецов Тимофей, — с трудом прочитал Ефремов, — поди сюды!

Красный от смущения Тимоша нескладно вылез из-за парты и, заторопившись, споткнулся. Вася с тревогой следил за другом.

— Ну-ка, Кузнецов Тимофей, ответь нам, какую молитву христиане опосля обеда читают?

— Благодарю тя, боже, яко насытив мя, — еле слышно читал Тимоша.

Вася глядел на худенького приятеля и думал: «За что благодарить-то? Тимошка говорит, что у них мука давно кончилась и картошка на исходе...»

— Хорошо, — прогудел поп. — А теперь прочитай великопостную.

Тимоша ободрился и скороговоркой зачастил:

— Господи, владыка живота моего...

— Постой, постой, — остановил Ефремов. — А скажи ты нам, Кузнецов, как это понимать — владыка живота моего?

Тимоша заморгал и выпалил:

— Это значит от болезни живота молитва. Увидев удивление на лицах экзаменаторов, он пояснил:

— Постом ведь все больше редьку едят, а от нее шибко брюхо дует... — Тимоша задумался и, что-то вспомнив, добавил: — Брюхо дует, а жрать все равно хотца.

Ефремов открыл рот, потом повалился на стуле и заржал, размахивая обеими руками:

— Ох-хо-хо! Уморил! Брюхо дует? Ах-ха-ха!

Иван Михайлович опустил голову. Поп растерянно вертел нагрудный крест.

Тимоша, ничего не поняв, перевел взгляд с лавочника на попа и заплакал.

«Эх, нашел перед кем реветь! — с досадой подумал Вася. — Сколько раз ему говорил: не реви. А уж если очень невтерпеж, ущипни себя незаметно — и все пройдет...»

Иван Михайлович не выдержал несчастного вида Тимоши.

— Ваше степенство, детям трудны для понятия церковнославянские слова. Это ведь еще первый класс!

Поп Иона благодарно взглянул на учителя.

— Младенческое понятие... Как им ни толкуй, все по-своему перевернут. И дома их наставить некому — темнота!

— Да-да, я из виду упустил это, — важно сказал Ефремов. — Ну хватит с него. Теперь вы, Иван Михайлович, спрашивайте.

Примеры на сложение и вычитание Тимоша решил без запинки. И с чувством прочел стихотворение:

Лица экзаменаторов прояснились, и в журнале появилась жирная четверка, коряво выведенная Ефремовым.

Когда очередь дошла до Васи, Ефремов, вытянув шею, пристально поглядел на мальчика, потом — это заметили все ребята — взглянул на Федьку, и Федька кивнул отцу.

— Это ты и есть чапь-чапь? — с издевкой спросил купец.

Вася вздрогнул, но быстро овладел собой.

— Моя фамилия Чапаев. А Чапай — это была кличка дедушки, когда он сплавщиком работал. Наша фамилия по этой кличке пошла, и ничего зазорного тут нет, когда кличка по труду дается!

Прищуренные глазки Ефремова зло блеснули. Ища сочувствия, он посмотрел на попа, потом на учителя и неопределенно протянул:

— Мм-да... какой разговорчивый...

Вася смотрел прямо в глаза лавочника, и от этого откровенно гордого взгляда Ефремову стало не по себе. Больше он не задал ни одного вопроса.

По окончании экзамена Иван Михайлович, поставив Васе пятерку, вопросительно взглянул на Ефремова. Попечитель досадливо отмахнулся: делайте, что хотите.

Вася уже возвращался на свое место, когда в классе вдруг послышался стон. Стонал Федька Ефремов, схватившись рукой за щеку.