Но бывало и так, что люди выбивались из сил, а дело не шло.

Однажды утром я заглянул в диспетчерскую. Кроме дежурного персонала, там находились главный инженер комбината Павел Николаевич Балакшин и главный технолог Василий Васильевич Попов. Настроение у людей было подавленное. Все выжидательно смотрели на пульт, где панель производства беленой сульфатной целлюлозы была сплошь усеяна красными лампочками тревоги.

— Что случилось? — поинтересовался я.

— То потухнет, то погаснет. Никак не можем отладить машину, — тяжело вздохнул главный инженер; лицо его было вялым, под глазами — сиреневые ободки, возможно, со вчерашнего дня не был дома, не отдыхал, не ел.

— Серьезная поломка?

— В том-то и обида, что все крутится нормально, но только вхолостую; сушильное отделение пресспата не принимает целлюлозу — хоть умри… — Балакшин хотел сказать еще что-то, но взгляд его вдруг прикипел к пульту; на щите вспыхивали одна за другой зеленые лампочки. В не выспавшихся глазах главного инженера вспыхнули искорки надежды. Заметно повеселели и стали переговариваться диспетчеры. Попов, изучавший ленты, исписанные осциллографом, сказал Балакшину:

— Полагаю, беда в приводе. Надо капитально останавливаться и менять…

— Останавливаться и менять… — проговорил Балакшин, — Хорошо бы, Василий Васильевич… Но ведь… заморский… Проблема…

— А что, к импортному оборудованию запасных узлов не полагается? — спросил я.

— Полагается то, что прилагается, — ответил главный инженер. — Тут наши умельцы-ремонтники такое другой раз приспособят к закордонному оборудованию — хоть в патентное бюро подавай! Но им тоже не все по силам, — Он пододвинул к себе микрофон, вызвал Голубева и сказал: — Геннадий Иванович, езжай-ка ты домой, поспи… Олейник у тебя?.. Вот и прекрасно… Андрей Тимофеевич понаблюдает… А ты езжай…

И в этот миг мне показалось, что диспетчерскую прошило электрическим током, все снова устремили взгляды на пульт, где вспыхивали те же красные лампочки.

Балакшин молча оделся и вышел из диспетчерской. А я отправился к Голубеву.

Вторые сутки Геннадий Иванович не покидал цех, вторые сутки барахлил пресспат — почти стометровая громадина, которая прессует и сушит непрерывно идущую из варочного котла сульфатную целлюлозу. Сбились с ног технологи, механики, слесари, сбился с ног он сам — начальник огромного производства, составляющего гордость не только Котласского ЦБК, но и всей отрасли. За подразделениями такого класса и масштаба пристально следят в главке и на самых высоких ступеньках министерской лестницы. И о нынешнем срыве, естественно, уже знали там, «наверху», потому что пятьдесят процентов голубевской продукции идет на мировой рынок, вторые пятьдесят с нетерпением ждут десятки предприятий-смежников во многих городах страны. А это как-никак 35 тонн в час, 250 — в смену, 750 — в сутки, 250 тысяч тонн — в год. Производство, руководимое Голубевым, находится под неослабным вниманием руководителей отрасли (от момента пуска в эксплуатацию до нынешних дней) не только потому, что объем выпускаемой им продукции занимает солидное место в целлюлозном балансе страны. Дело в том, что здесь был задуман и осуществлен дерзкий эксперимент, сотворивший своеобразный технический переворот в целлюлозно-бумажной промышленности мира. Если бы пять лет назад (всего лишь пять лет!) кто-нибудь из специалистов заикнулся о том, что целлюлозу можно делать из лиственной древесины четвертого сорта, из дров с гнилью, из вершняков с сучками и корой, то такого человека назвали бы безумцем. Однако в правительственных учреждениях все острее ставился вопрос использования лиственной древесины. Проектировщики третьей очереди ЦБК предусмотрели использование высокосортной «листвы» для получения беленой сульфатной целлюлозы. Планировалось к каждому кубометру хвойной древесины добавлять кубометр лиственной, то есть один к одному.

Дирекция и партком комбината мыслили еще шире, более хозяйственно, по-государственному. Они задумали своими силами разработать технологию и перевести производство беленой сульфатной целлюлозы исключительно на лиственное сырье. Сложная техническая проблема привлекла многих ведущих специалистов комбината, а основная тяжесть легла, естественно, на плечи коллектива только что сданной в эксплуатацию третьей очереди, всех ее подразделений вообще, а варочного цеха— особенно. Руководил им инженер Голубев.

К тому времени послужной список Геннадия Ивановича выглядел солидно: слесарь, старший диффузорщик, мастер, сменный инженер, заместитель начальника картонно-бумажного производства, начальник цеха каустизации и, наконец, начальник нового варочного цеха. Нового не только но возрасту, но и по уникальному оборудованию, по технологии…

Аналогичное производство на год раньше было запущено в Братске. Голубев отправился к сибирским коллегам за опытом, целый месяц приглядывался к их работе.

Возвратись в Коряжму, Геннадий Иванович заявил генеральному директору, что авторитет нового оборудования должен быть утвержден сразу. Это могут сделать только очень опытные специалисты, которых необходимо перевести из действующих цехов. Первым из списка кандидатов Голубев назвал старшего варщика Веричева, с которым долго работал на картонно-бумажпой фабрике. Перевод ведущих специалистов почти всегда вызывает возражения и осложнения. С Геннадием Ивановичем перестали здороваться некоторые начальники. Однако Голубев сумел убедить генерального директора и партком, что такое перемещение будет оправдано в ближайшем будущем. Ему поверили.

9 декабря 1975 года сварили первую товарную целлюлозу. Этот день считается днем рождения коллектива. И все же рождение — только начало жизни. Новорожденного надо еще вырастить и воспитать.

Для производства беленой сульфатной целлюлозы, которое в то время возглавлял Василий Васильевич Попов, сложность была возведена в степень, поскольку люди, собранные из разных коллективов, не только приспосабливались друг к другу, по одновременно и осваивали незнакомое оборудование и неведомую доселе технологию — выработку сульфатной целлюлозы с добавлением пятидесяти процентов лиственной древесины.

С муками, с огромным напряжением моральных и физических сил поток начал работать нормально. Через полгода Голубева назначили заместителем Попова. Александр Александрович Дыбцын сделал это со свойственной ему решительностью на одной из планерок. Очередной приказ о назначении Голубева начальником производства генеральный директор подписал в 1977 году. Это случилось в то время, когда главный технолог комбината Тамара Ивановна Михалева собиралась стать матерью и покидала свой трудный пост.

Всего два года понадобилось коллективу, чтобы освоить сложнейшую технику и технологию варки сульфатной целлюлозы из древесины только лиственных пород, получить государственный Знак качества и завоевать авторитет на мировом рынке…

Я вошел в сушильный цех, где на холостом ходу крутились огненные барабаны, а лента спрессованной целлюлозы шумно падала вниз, смешивалась с потоком воды, превращалась в бесформенную массу, уходила в технологическое кольцо. Вся смена при участии механиков, технологов и слесарей пыталась найти причину неисправности. Это была уже четвертая смена с начала необъяснимого срыва. Люди отрабатывали свои часы, безрезультатно тратили дорогое время, уступали свои посты другим и огорченные уходили домой. Голубев — оставался.

Теперь Геннадий Иванович стоял у пресспата и наблюдал, как рабочие пытались заправить в сушильные барабаны шестиметровую ленту целлюлозы, похожую на спрессованную вату. Я увидел осунувшееся лицо начальника производства, воспаленные глаза за стеклами очков, вспомнил о том, что за истекшие сутки уже пять или десять раз делались попытки заправить в барабаны целлюлозное полотно, которое начинало двигаться и рождало надежду, но через несколько минут вновь обрывалось. Я представил себе все это, и мне на какое-то мгновение показалось, что Голубев в отчаянии и думает сейчас, что никакой он не специалист, что все знания, двадцатилетний труд, опыт, уважение людей ровным счетом ничего не значили; все это у него было, а теперь рвалось и падало вниз, как рвалась и падала спрессованная целлюлоза.