Отрицательные стороны войны мною никогда не упускались из вида, но я все же не мог убедить себя в допустимости голодной блокады, даже когда мне указывали на всяческие жестокости врага, в особенности связанные с деятельностью немецких подлодок. Я должен отметить, что среди образованных англичан, а также морских офицеров встречались люди, которые во время самой войны и, несмотря на всеобщее возбуждение, сохраняли способность беспристрастного суждения. Их логическое чутье давало им возможность одинаковой мерой мерять и друга и врага. Но они были исключением из общего правила, и общественное мнение в высшей степени осуждало подобную беспристрастность.

При таких обстоятельствах можно было выступить с критикой «стратегии истощения» и ее главного вспомогательного средства – голодной блокады, только в том случае, если с чисто военно-научной стороны доказать, в какой незначительной степени эта стратегия в действительности соответствовала намеченной цели.

С точки зрения единства фронта союзников блокада, поскольку она захватывала также нейтральные государства, была гибельна не только для этих стран, но также и для некоторых союзников. Это в особенности было верно в отношении России, которая в такой же мере была отрезана от всяких связей с промышленными странами Запада, как и центральные державы. В начале войны Россия получала различные промышленные фабрикаты, как-то: сельскохозяйственные и другие машины, локомотивы, рельсы, одежду и т. п. через Скандинавию. Это, конечно, должно было прекратиться после расширения блокады; оставался единственный путь через Северный Ледовитый океан, если не считать бесконечно длинную и дорогую по стоимости транспорта Сибирскую железную дорогу, к тому же заваленную местными грузами. Всякий, кто внимательно следил за развитием положения, мог заметить, что направленная против центральных государств дальняя блокада одновременно подтачивала силы России. Эта страна уже в начале войны испытывала большой недостаток в главнейших видах промышленной продукции.

Почти в таком же положении была и Италия, где даже военная промышленность, железные дороги и многие отрасли производства испытывали острую нужду в каменном угле, нефти и других сортах топлива.

Из всех союзных держав одна Англия была в состоянии, благодаря своим морским сообщениям, спокойно выдержать многолетнюю войну. Отстраняя основной принцип всякой стратегии, требующий сосредоточения всех сил для быстрого достижения цели, она поступала эгоистически и ошибочно.

Политика Англии служила главным препятствием для единства фронта союзников, и я решился изложить мой взгляд на недостаток пассивной дальней блокады английскому Адмиралтейству, а также русскому Морскому Генеральному штабу. Первым требованием противоположной, активной стратегии я считал объединение морского фронта союзников, а для этого необходимо было, чтобы английский флот или часть его продвинула сферу своей деятельности вплоть до Балтийского моря.

В 1915 году русская армия пришла в полное расстройство в Галиции, главным образом, из-за недостатка артиллерии и военного снаряжения. Следовало опасаться, что то же самое может легко повториться в ближайшую весну или летом на севере, где немецкий флот поддерживал левый фланг своей армии. Нужно было поэтому обратить внимание союзников и, прежде всего, Англии, которая обладала наиболее сильным флотом, на громадное значение экспедиции в Балтийское море. Мою точку зрения я изложил Русину, но он отнесся к ней сначала крайне скептически. Главной целью его поездки было склонить Англию отрядить более крупные силы для охраны против немецких крейсеров и подлодок северного пути на Мурман и в Белое море. Операции в Балтийском море он считал исключительно рискованным предприятием, которые к тому же не могли бы обойтись без деятельного участия русского флота. Подобно другим стратегам всех времен и народов, почтенный адмирал желал выиграть войну, не пуская в дело собственный флот, и надеялся, что это ему удастся. По его мнению, русские линейные корабли не должны были выходить из Финского залива и ни в коем случае не ввязываться в бой с противником в открытом море.

Офицеры, сопровождавшие адмирала, присоединились, однако, к моим взглядам, и он в конце концов перед своим отъездом во Францию поручил мне составить докладную записку с изложением моей точки зрения и разузнать настроение Адмиралтейства для дальнейших переговоров. Работа эта заняла у меня около двух недель, и в течение этого времени я несколько раз имел доступ к главным деятелям Адмиралтейства. Так, например, я был принят первым морским лордом2* адмиралом Жаксоном и начальником Морского штаба контр-адмиралом Оливером. Они мне указывали на трудность выполнения военно-морских предприятий в Балтийском море, сослались на пример неудавшейся Дарданелльской операции и доказывали, что, в случае попытки Англии прорваться в Балтийское море, Германия не замедлит занять датские острова, в результате чего флот очень скоро будет отрезан от своих баз. Эти возражения я предвидел и со своей стороны также не считал возможным выполнить серьезные операции в Балтике до тех пор, пока неприятельский флот не будет основательно разбит в Северном море. Только победа на этом морском театре развязала бы английскому флоту руки и оказала бы заметное влияние на дальнейший ход всей войны. Продолжение войны «до бесконечности» таило в себе опасность, что экономически более слабые страны выпадут из общего фронта союзников и что положение самой Англии будет ослаблено. Необходимо было поэтому дать стратегии на море более активное направление и принудить неприятельский флот к бою. Одновременно с этим нужно было, однако, также подготовить объединение морского фронта на севере, дабы события в наступающую весну и лето не захватили бы союзников врасплох. Под объединением морского фронта я разумел более тесную стратегическую, а в известных случаях и тактическую совместную деятельность всех союзных флотов. Она должна была бы выразиться в серьезных морских демонстрациях в Северном море, в Скагерраке и Каттегате, далее в отправке значительного числа малых крейсеров, эскадренных миноносцев и подводных лодок в Балтийское море и, наконец, в целесообразной, дружной работе союзных флотов на всех этих морских театрах.

По возвращении Русина из Франции мы вместе были в Адмиралтействе и там обсуждали этот вопрос. В свободные вечера я продолжал посещать заседания палаты депутатов, где заметно нарастало напряженное настроение. Мне пришлось присутствовать при интересных прениях о введении всеобщей воинской повинности, мобилизации отдельных отраслей промышленности в целях более интенсивного производства военного снаряжения и по другим вопросам этого рода. Я предложил также Русину побывать в парламенте, чтобы получить лучшее представление о взглядах английского народного представительства на войну. Но адмирал не изъявил никакой охоты. Он всецело принадлежал к приверженцам старого режима и вовсе не скрывал этого. По его убеждениям война была делом правительства, народ только выставлял солдат, а парламент ассигновывал средства. Перед отъездом адмирала я прочёл ему свою докладную записку, в её окончательной форме, и получил разрешение передать ее в Адмиралтейство. Не знаю, принёс ли Русин своей поездкой пользу русскому флоту и армии в вопросе о доставке военного снаряжения, полагаю, однако, что хороший представитель от промышленности или торговли добился бы в этом отношении гораздо большего. Во всяком случае, в деле консолидации морского фронта союзников начальник русского Морского Генерального штаба ни до чего не договорился. В Англии, и вообще в Западной Европе, личные качества иностранного представителя имеют большое значение для успеха переговоров. Мне часто приходилось удивляться, каких ничтожных личностей старый режим в России считал возможным посылать с ответственными поручениями за границу.

В середине декабря я передал мою докладную записку первому лорду Адмиралтейства Бальфуру и вскоре после этого отбыл обратно на флот. Новый год я встретил на корабле, в офицерской кают- компании. Там собралось несколько шотландцев, которые обычно празднуют этот день, тогда как англичане относятся к нему безразлично. Командир Клинтон-Бейкер лёг по обыкновению спать в 11 часов. В кают-компании присутствовала едва ли половина офицерского состава. Были приглашены гардемарины, им предложили стакан вина, и, пожелав друг другу счастливого нового года, все разошлись по каютам. Не было никаких речей, и вообще все сошло просто и без торжественности.