Ох, какие справедливые слова!

— Честно говоря, я тебе не завидую. Перевалить через Махна-Шуй в самом низком месте гор — это только звучит легко. На самом деле там холодно, голодно, высоко, всякие безумцы обитают. Они ведь и съесть могут.

— Там что, каннибализм?

— Ой, да не переживай ты так. Это у них ритуальное. Все тбписты поголовно страдают жуткой болтливостью. Если кто-то из них может молчать больше нескольких минут, когда не спит, разумеется, его окружают почетом и уважением. Он считается отмеченным печатью великого бога Тбп. Но к пришельцам это не относится. Если молчит пришлый, его съедают. Исключительно из желания присвоить себе молчаливость счастливца и приобщиться к ИПР — Извечной Пустоте Разума. Впрочем, на каждого приходится по маленькому кусочку, поэтому результаты незаметны. Так что мой тебе совет — говори побольше, неважно что, можно даже самому себе. Так больше шансов уцелеть.

Я помолчал немного, от души наслаждаясь внезапно открывшимися перспективами быть съеденным. Ладно бы еще в качестве долгожданного обеда, так ведь нет — из-за какого-то дурацкого заблуждения. Просто прекрасно!

— А дальше?

— До тбпистов будут фраги, это колдуны такие. Про них ничего не скажу, сам не знаю. Да и вообще… Иди себе вперед и вперед. После Леса Судьбы будет дорога на Шутеп-Шуй, это перевал через Махна-Шуй. На самом верху и обитают тбписты. Далее спуск, минуешь Куимияа, это город эльфов, — странный народ, скажу я тебе, — дальше выйдешь к берегу моря. Пойдешь налево, там через день пути дойдешь до города, называется Габдуй. Он стоит на берегу Гемгек-Чийра, это залив. Прямо напротив Габдуя будет Райа, но на другом берегу. Залив довольно длинный, поэтому лучше переправиться на корабле, чем обходить кругом. Если обходить — неделю займет, вплавь — за день доберешься. Вот так.

Главарь помолчал немного, потом встал и потянулся.

— Ну все, пора на боковую. Ты тоже давай. Как я чувствую, тебе не скоро придется хорошо отдохнуть.

Хром разбудил щербатого, чтобы тот заменил его на страже, улегся и моментально заснул. Его хриплый храп (во, блин, дают люди! храп, да еще хриплый) присоединился к монотонному гудению десятка носов.

Щербатый пристроился у костра и восторженно уставился на меня, его лицо отражало какой-то трудный мыслительный процесс. Я подумал, подумал и решил, что лучше будет попытаться заснуть, чем снова слушать исповеди недалеких потомков обезьяны. Почему-то виновато улыбнувшись щербатому, который в ответ устрашающе осклабился, я оставил его в одиночестве и положил себя на кучу хвороста. Заснул моментально.

Разбудили меня не дикие утренние крики бандитов, не исступленное пение утренних птах и даже не идиотское ржание бродившего где-то неподалеку Пахтана вкупе с ответными ласковыми переливами «И-о-го-го» с другой стороны. Я проснулся от сотрясающих все тело урчащих звуков желудка, требующего хоть чего-нибудь вовнутрь. Эти пронзительные, начинающиеся на низкой ноте, проходящие через высокий пик и возвращающиеся к прежнему аккорду рулады отдавались во всех костях моего скелета, входили в резонанс с сухожилиями и заставляли вибрировать кончики пальцев. Единственная проблема, на которой сосредоточился мозг — как бы избавиться от сиих безусловно показательных для конкурса голодающих эмоциональных излияний пищеварительного тракта.

Я поднялся и тронулся к кострищу. На давно остывших углях стыл доброй памяти котелок с каким-то буро-неразборчивым содержимым. Вскользь подумав об исключительной гастрономической неприхотливости персонажей моих безумных фантазий, я принялся с урчанием и сопением жадно поглощать малосъедобное месиво.

Только когда показалось дно, желудок прекратил выражать свое отношение к жизни вообще и ко мне в частности. И тогда я услышал вопли бандитов. Это были восторженные крики, предваряющие нечто нехорошее, приготовляемое совершающими их людьми. Насторожившись, я послушал окрестности и с некоторым удивлением отметил, что равнодушно-тоскливо-безнадежное ржание Пахтана доносится совсем с другой стороны леса. Следовало выяснить, в чем причина детских радостей разбойников, если это не свежевание коня.

После хорошего высыпа и обильной, хотя и непонятной, пищи я как-то вдруг почувствовал себя вполне здоровым. Седалищная часть переболела после позавчерашних испытаний, мозоли рассосались, похмелье прошло — мир снова сиял свежими красками… и орал чокнутыми обитателями. Я двинулся в сторону импровизированного карнавала для отдельно взятой шайки бесчинствующих бродяг.

Первое, что я увидел, выйдя на небольшую красивую поляну, были широкие спины бандитов, занимающихся исключительно интересной игрой, напоминавшей игру в мяч. Отличием было то, что в качестве мяча служила женщина, точнее, девица. Как я сумел разглядеть, она оказалась довольно мила собой, голубоглаза, стройна, тонка, неплохо сложена и гибка, но вряд ли могла выстоять против дюжины озлобленных, истерзанных жизнью и согражданами мужиков. Мне на секунду представилось, что с ней станет через час таких игр, и мир показался не таким уж радужным. Не менее горько было осознавать, что замшелые мозги мои, получается, далеко не так добродетельны, как я хотя бы смел надеяться.

Приятели увидели меня, круг расступился, и с очередным посылом девица полетела в мою сторону. Бросок был силен, я едва не упал, но сумел удержать равновесие и удержаться от ответного броска. Поняв, что я не собираюсь поддерживать игру, девица вцепилась в меня и сжалась в комочек. Судя по всему, с нее уже было довольно.

— Ну ты че? — заныли бандиты. — Такую игру испортил, кайф поломал.

— Тихо, — успокоил я их. — Не видите, утомили бедняжку. Идите, отдохните, пивка попейте… водочки, там.

Толпа разошлась, вопреки моим опасениям. Те же опасения оправдывая, уходя, она бросала на девушку жадные взгляды, жаждущие неизвестно чего… М-да, мужичье.

Остался главарь. Он поманил меня пальцем, намекая на конфиденциальный разговор. Я осторожно отцепил от себя девицу, усадил под деревом и проследовал к Хрому.

— Можешь взять ее с собой? — сразу спросил он, не заводя долгих церемоний.

— Кого, ее? — Хром кивнул. — Да ты что! Куда?!

— С собой. Неважно. Можешь бросить в горах. Но отсюда уведи.

— Чегой-то ты так заботишься о ней?

— Мы же с тобой цивилизованные люди, — проникновенно сообщил Хром. — Понимаем, что один день общества такой девки — и вся дисциплина в шайке пойдет насмарку. Понимаем также и то, что этой самой девке на дисциплину в высшей степени наплевать, но скоро в высшей степени ей будет наплевать и на все прочее — мертвые не желают. Я не кровожаден, но когда обстоятельства требуют… Короче, забери ее или я ее убью. Но учти, что мне ее жалко. Я же добрый.

— Ладно, ладно, — я усиленно работал мозгами, надеясь, что они еще не совсем заплесневели. — А как я ее увезу? Пахтана-то, конечно, поймаю, но долго двоих он нести не станет. Я и так с ним плохо управляюсь, а с дополнительным грузом…

— Коня я тебе тоже дам, так и быть. На что не пойдешь ради друга.