Этот весьма занимательный процесс раскладывания по косточкам самого себя прервало вежливое покашливание где-то над ухом. Я открыл глаза и посмотрел в направлении кашля. Там никого не оказалось. Посмотрел в другую сторону. Тоже никого. Я решил, что почудилось, и снова погрузился в медитацию.
Покашливание раздалось снова, теперь уже прямо передо мной. На этот раз я узрел древнего старика с длинной, почти до пояса, бородой. Старик, нервно постукивая палкой по земле, вопрошающе глядел на меня.
— Что вам угодно? — спросил я.
— А ты не догадываешься?
— Кхе, гм. Присаживайтесь, пожалуйста. — Я вежливо поднялся и помог старцу устроиться на краешке одеяла. Он, что-то ворча себе под нос, принял мою помощь. Потом крякнул.
— Ну вот. Теперь, пожалуй, продолжим. Давай, ребята.
Я встревожился и, наверное, не зря. Но бесполезно. Из-за деревьев вышли еще двенадцать старцев, обладающих менее длинными бородами. Один из них с поклоном подал первому пухлый мешок из дерюги. Единственное, что могло грозить со стороны сего древнего сборища, это чрезмерно быстрое оскудение моих запасов пищи. Ну что ж, перейдем на подножный корм, благо малины и орехов в лесу полно.
— Кто вы такие? — спросил я, посчитав справедливым первым узнать личности своих гостей.
— Мы — фраги, — сообщил старец и уставился на меня, видимо, ожидая похвалы, одобрения, благоговения или, на худой конец, испуга. Ничего так и не дождавшись, он повторил: — Мы — фраги.
— Ну и что, — озадаченно спросил я. — Мне что, плюхнуться вам в ноги?
— Для начала это было бы неплохо.
— Не дождетесь.
— Ну ладно, нет так нет, — разочарованно протянул старец.
Рядом раздался тихий ах и громкий треск сучьев. Это вернулась Жуля с кучей хвороста и почему-то уронила ее. Она во все глаза уставилась на моих странных собеседников, потом подошла и села рядом, поджав под себя ноги. Я почувствовал, что девушка очень испугана, но не мог понять, отчего.
Старик изучил ее, облизнулся, что мне очень не понравилось, затем снова обратил на меня колючий взор мелких глазенок.
— А ты кто? — спросил он.
— Вошь, — пошутил я.
— Хм.
Старик порылся в своем мешке, достал какие-то щепочки, пару сухих листков и неприятный на вид предмет. Сушеный зародыш, что ли?
Сложив все это в кучку, фраг сделал несколько быстрых пассов руками над ней. Остальные старики и Жуля внимательно смотрели. Я тоже. И тут волосы у меня встали дыбом, потому что предметы поднялись и повисли в воздухе, вращаясь и медленно меняясь местами.
Старик что-то пробормотал и отдернул руки. Против ожидания, предметы не полетели ему в лицо, увлекаемые тонкими невидимыми ниточками, а упали на землю в каком-то странном порядке. Колдун внимательно посмотрел на них, потом уставился на меня.
— Ты на вошь не похож, — скаламбурил он, уперев в меня крючковатый указательный палец. — Как твое имя?
— Хорс.
— Хм. — Он глянул на кучку и снова повернулся ко мне. — Ты лжешь. Как твое имя?
Это уже интересно. Сказать правду, что ль?
— Не знаю.
— Опя-ять ложь… — Сидящий справа кашлянул. Старик глянул на него, затем на свои игрушки и удивился: — Не ложь?..
Он снова начал пассы. Я завороженно смотрел, как танцуют предметы в воздухе. Как он это, черт возьми, проделывает? Все-таки не заметно никаких пресловутых тонких нитей, которыми пользуются престидижитаторы.
Новая кучка легла в ином порядке, но абсолютно противоположном прежнему, симметрия была полная. Если я, конечно, правильно запомнил.
— Не совсем ложь, — заключил старик. — Странно.
— Чего странного-то?
— Как может человек или нечеловек не знать своего имени? Мне известен лишь один народец — клаки — которые считают ниже своего достоинства иметь личные имена. Но ты, — он придирчиво осмотрел меня, — не клак. Так?
— Так, так, — закивали остальные.
— Вот. Это-то и странно. Ты не можешь не знать своего имени. Но ты говоришь, что его не знаешь. Из чего я заключаю, что ты лжешь. Но ты не лжешь. Вывод: ты не лжешь, и в то же время лжешь. Понятно?
— Не-а, — замотал я головой.
— Поясню. Ты думаешь, что не знаешь. Но твое тело помнит.
— А! — догадливо. Потом я усомнился: — Что помнит?
— Имя.
— Как может тело помнить имя?
— Как луна знает свой путь? Как зима сменяет осень, а лето весну? Что за глупые вопросы, человече? Имя, данное тебе при рождении, формирует тебя и заставляет расти именно таким, а не другим. Меня при рождении назвали Архстухаром, что значит «Великий». И я им стал. Так?
— Так, так, — подали голоса прочие старцы.
— Великим, хм? — пробурчал я. О боже, еще один маньяк величия в моей бедной головенушке.
— Ты глуп. Ты видишь только то, на что смотришь, — рассердился старик. — Ты видишь дряхлеца, который морочит голову всяким проходимцам, отвлекая внимание фокусами. Тебе и в мысли не может прийти, что это маска… Ну вот, проговорился. Не давись. Смейся. Я прощу.
После этого мне совсем расхотелось смеяться. Странно, но старик видел меня насквозь. С момента встречи я едва сдерживал хохот. Сейчас он мгновенно ушел.
Старик поднялся, собрал хворост и сложил костер. Щелчком пальцев возжег его. Почему-то меня это не удивило; видимо, я уже порядком насмотрелся чудес, а втайне приготовился к еще большим. Какой-то там извлекатель огня потрясти не сможет. Архстухар что-то повыл над костром, отчего тот загорелся ярким пламенем, и вернулся на свое место. В отличие от меня, Жуля с интересом, ужасом и благоговением наблюдала за его действиями.
— Учись видеть не только то, на что смотришь, — назидательно произнес Архстухар, потрясая перед моим лицом крючковатым пальцем. — Может, и научишься к концу жизни. Если проживешь столько.
— Простите, Великий, — подала голос Жуля. — Вы сказали, его зовут не Хорс?
— Ну разумеется, нет! Человече придумал себе это имя, когда понял, что ничего не помнит. Да, кстати, а почему он ничего не помнит? Можешь что-нибудь сказать, несчастный?
— Мне это самому интересно, — честно признался я. Но откуда он, интересно, узнал про мою беду? Я же вроде, не говорил ему, что ничего не помню. Или говорил? Доктор, у меня провалы в памяти…
— Интересно, что характерно. Еще бы. Ладно, попробуем.
Старик снова полез в свой мешок. Что-то долго искал сверху, не нашел, проник глубже. По мешку было видно, как рука медленно пробирается к самому дну, отодвигая мешающие предметы. По мере этого лицо старца становилось все мрачней и мрачней, но вдруг вспыхнуло в приступе удовольствия.
— Нашел! Возрадуйся, человече.
— Чему радоваться-то?
— Щас будем тебя исследовать.
— Ага. Так я тебе и позволю.
— Кто тебя спросит?
— Это как это! — возмутился я. — Возьму и уйду.
— Попробуй.
Я встал, пошел к коню, вскочил в седло, гикнул и ускакал… Вернее, мне показалось, что я все это сделал. Выехав из леса, я обнаружил, что по-прежнему сижу у костра и глазею на старика. И не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Только челюстью.
— Ну что? — ехидно осведомился старик.
— Мерзавец, — процедил я. — Как это у тебя получилось?
— А ты помнишь, как меня зовут? То-то.
Жуля испуганно посмотрела на меня. На старика. На остальных. Снова на меня. Придвинулась ко мне, обняла и прижалась, словно защищая. Это еще что значит?
Старик вынул предмет, который так долго искал. Это оказался странный жезл, разукрашенный рунами и когда-то давно покрашенный серебром. Краска давно стерлась, видно было, что вещица весьма старая.
Архстухар посмотрел на жезл, потом на меня, на Жулю. На Жулю он смотрел долго.
— Вот, значить, как. Ну-ну. Тебе повезло, человече. Обещаю тебя отпустить после всего.
— «Обещаю отпустить»? Как это понимать?
— Мы — фраги. Ты не знаешь, кто мы такие? Потом узнаешь. И поймешь, как должен быть благодарен этой леди за то, что она тебя у нас выкупила. Но это потом. Сейчас, стало быть, следует приступить к делу.