Марина сразу прониклась симпатией к этой сероглазой худенькой блондинке, умеющей себя держать. Несколько провокационных вопросов, удержаться от которых журналистка просто не смогла, но на которые были даны достойные, продуманные, умно сводящие со скользких рельс ответы, сумевшие породить уважение — и Марина общалась со своей «героиней» уже почти совсем расслабленно, широко улыбаясь и получая истинное удовольствие от процесса.

Есть люди настоящие, а есть подделки — везде и во всем. Что в криминале, что в светской жизни. Есть те, кто рвется вверх, идя по головам, оставляя за собой шлейфы грандиозных грязных скандалов, а есть те, кому, как кажется со стороны, все дается легко — родителями, любовниками, да кем угодно! Этакие ангелочки — не волки, как думают многие о них. Вранье! Все, кто дошел до вершин — становятся волками. Вопрос только в том, умеют ли они сохранять достоинство и представление хоть о каких-то понятиях чести. Олеся Ларионова — умела, и Марина уже за одно это была ей невероятно благодарна.

— Расскажите, пожалуйста, о своем первом муже, — попросила Марина, мельком глянув на очередной пункт в списке вопросов, подготовленном Светланой. — Как вы познакомились, как развивались ваши отношения?

Марина знала достоверно, что первый супруг Ларионовой был той еще мразью, хоть и очень влиятельной и богатой. Все его бабы терпели побои и унижения, но Олеся, помимо прочего, еще и смогла извлечь свою выгоду, с его помощью впервые заявив о себе в мире моды. Но ни словом, ни намеком она не дала понять об этом. Она рисовала идиллические картины первых свиданий с букетами из сотен чайных роз, внезапными поездками в Испанию на частных самолетах, с любовью и пониманием, которые они проявляли по отношению друг к другу. «Наши интересы разошлись слишком далеко в разные стороны, и в какой-то момент мы поняли, что нам просто не о чем разговаривать — мы даже больше не любим друг друга», — пояснила Ларионова причины своего развода спокойным, ровным голосом и с теплотой в глазах.

Марина понимающе улыбнулась ей. Она знала, каково это: жить с человеком, не любя, но и не позволяя себе его ненавидеть.

Краем глаза она заметила, как телефон, уложенный перед началом интервью на столике вниз экраном, замигал подсветкой (звук и вибрацию она, конечно, выключила заблаговременно). «У меня на это время уже назначена очень важная встреча», — соврала она Светлане. Не встреча, нет, — звонок. Каждое воскресенье, примерно в обед, вот уже который месяц кряду…

Марина помяла в руках листы с распечатанным текстом вопросов. Ощутила, как намокают ладони. Глотнула минералки из бокала, услужливо поднесенного официантом, как только она уселась за стол. Постаралась дышать глубже, чтобы успокоить бешено замолотившее сердце.

В течение, наверное, часа телефон оживал еще несколько раз. Марина собиралась с силами и продолжала задавать свои бесконечные вопросы. Диктофон старательно записывал голоса — ее и Ларионовой.

Потом телефон успокоился.

Интервью продолжалось еще долго — гораздо дольше запланированного. Симпатия оказалась взаимной: не только Ларионова понравилась Марине, но и Марина — Ларионовой. Вопросы, подготовленные Светланой, кончились, а женщины все болтали и болтали: о мужчинах, о карьере, о судьбе, о любви — такой, какая она бывает в реальной жизни, а не в любовных романах или сопливых мелодрамах по центральным каналам.

…Пять пропущенных вызовов в течение двух часов. Марина кусала губы, пролистывая список в мобильном вновь и вновь, пока ехала домой в такси.

Что он подумает? Что он в принципе мог подумать?

Раз в неделю — всего раз! — они созванивались ради получаса разговора с шумящей и порой прерывавшейся связью. Один раз в неделю в течение… — скольких?.. пяти? — месяцев.

Марина не знала, что это может означать. Просто запрещала себе задумываться.

Но при этом каждого воскресенья, каждого звонка она ждала с замиранием сердца, со срывавшимся, частым дыханием, с надеждой и…

И она не знала, с чем еще. Но звонка она очень ждала — это точно!

А сегодня — впервые за все это время — у нее на мобильном было лишь пять пропущенных вызовов.

Пять.

_________

* — здесь и далее события происходят в Питере, как по книге, а не в Москве, как в фильме.

ЧАСТЬ 2. ПРОИЗОШЕДШЕЕ РАНЬШЕ

Комментарий к ЧАСТЬ 2. ПРОИЗОШЕДШЕЕ РАНЬШЕ

Бонус для не смотревших фильм и не читавших книгу. Как-то внезапно вторая глава вышла кратеньким пересказом событий фильма (местами вперемешку с книжными деталями). Диалоги здесь все из фильма с моими относительно вольными интерпретациями. Я не сумела найти другой способ для прояснения дальнейших мотиваций персонажей. Может, оно к лучшему. Не знакомым с каноном будет понятней, откуда у чего уши растут.

— Только любовь! Жить можно только с ней, понимаете? Только с любовью! Запомните мои слова: только с любовью! — успел произнести Львовский, прежде, чем его застрелили.

— У тебя с ним что-то есть, да? — выкрикнул Александр, когда Марина ступила за ограду дома, где жил Львовский.

— Удачный момент для вопроса, — прокомментировала она себе под нос.

— Ты всегда молчишь или разговариваешь сама с собой, как больная! — все несло Александра. — Что с тобой?! Ты что, уже не любишь меня, да?

— Ну вот наконец-то и понял, — шепотом сказала она.

Не ему — он бы не услышал.

И не себе — Марина всегда знала, что не любила его.

Статью про Львовского она писала семь лет назад. Это была одна из первых статей в ее журналистской карьере.*

Добротная статья, на полный разворот. Нашумевшая.

Этого доцента, преподавателя кафедры философии, обвиняли в убийстве родителей. В том, что он, якобы, выбросил и мать, и отца с балкона в приступе… да хрен его знает, в каком там приступе! Ментам нужно было закрыть это дело, и они его закрывали.

А Львовский при аресте нес какую-то несусветную чушь про ангелов, про любовь, про черт знает что вообще! Сущий псих, ей-богу!

Только в СИЗО он пришел в себя и вспомнил, что отец, которому еще с молодости диагностировали шизофрению, выбросил мать из окна, а он сам, принимавший душ в то время, выскочил из ванной на крики. Отец попытался спровадить в «рай» и его, но Львовский-младший, как мог, сопротивлялся, и отец улетел вслед за матерью.

А потом его накрыло.

Наследственность, что сказать…

Но когда он все вспомнил, было уже поздно. Обвинение сфабриковано, всем на все плевать. Главное: закрыть дело — плановые показатели горят.

И тут появилась Марина. Молодая, но амбициозная журналистка. Отличница — одним словом. Она выслушала Львовского-младшего — и поверила. Написала статью, приложила к ней выписки из психиатрического диагноза Львовского-старшего, полученные невероятными трудами и такой изворотливостью и лестью, на которые, как думала до этого Марина, она была не способна.

А потом закрутилась машина: прессы, бюрократии, прокуратуры, милиции. Львовского оправдали.

И вот спустя семь лет та болезнь, которая мучила его отца, обострилась и у него. Он держал свою жену на мушке, связанную, беспомощную.

И условием, которое он поставил ментам, пытавшимся вести с ним переговоры, была Марина.

Почему — никто не знал.

Но ей думается: он хотел высказать что-то важное для него, что-то наболевшее.

Ту истину, которая, как ему казалось, недоступна другим. Ту истину, которую никто понять бы не смог, кроме Марины, поверившей ему однажды, когда никто больше не верил.

«Только любовь! Жить можно только с любовью!»

Львовского убили во время «переговоров», на которые менты отправили Марину. Это было логично и правильно.

Но почему-то в тот момент она особенно остро поняла, что все — конец.

Конец ее карьере криминального репортера. Конец всем статьям, что она писала об убийцах, маньяках, оборотнях в погонах.