На собственном опыте Хитали знал: ничто так не способствует самоутверждению молодого командира, формированию его характера, как поставленная перед ним боевая задача, осуществление которой зависит всецело от его собственной инициативы. Поэтому он постоянно заботился о выучке молодых летчиков, стараясь развивать у них тактическую сметку и закалять волю. Его товарищи Савельев, Пискунов, Колесников изо дня в день совершенствовали технику пилотирования, искали новые способы боевых действий, прислушивались к каждой его задумке.

По разному люди находят свое призвание. У кого-то пробуждается интерес к определенному делу еще в пору юношества, другие познают свое призвание уже в зрелом возрасте. Хитали еще до войны определил свою профессию. Закончив летное училище в 1941 году, он не задержался в тылу и с первых дней Отечественной войны оказался на фронте.

Разумеется, ответственность чувствовал он и летом 41-го, но тогда это была ответственность рядового летчика, неизменно сводившаяся к действиям ведомого. Нужно было выполнять приказ ведущего, не выходя за пределы строго очерченного инструкцией круга обязанностей.

Движимый любовью к летной профессии, стремлением испытать себя непосредственно ведущим, Хитали не всегда придерживался инструкций. В них многого не хватало, чтобы по-настоящему научиться бить врага. У Захара всегда ключом била инициатива. Он группировал вокруг себя опытных и молодых летчиков, обобщал все передовое, новое в тактике действий штурмовиков и внедрял в жизнь.

Незаурядные способности к летному делу, редкостное трудолюбие помогали Захару успешно овладевать искусством боя и обучать этому искусству молодых летчиков.

Война требовала от летчиков упорства в достижении цели, отваги, готовности идти, если потребуется, на оправданный расчетами риск. Я не раз слышал, как Хитали негодовал: почему некоторые летчики в бою безынициативны, почему действуют однообразно, только с бреющего, чтобы создать шум? Действительно, в бою, когда обстановка осложнялась, когда чаша весов колебалась, верх одерживал тот, кто наряду с отличной техникой пилотирования обладал мастерством в стрельбе и бомбометании, кто применял новые тактические приемы, был инициативнее врага.

Захар со стоянки уходил последним, а приходил первым. Выслушает рапорт, произнесет свое неизменное: «Ну как тут, порядок?» и пойдет с дежурным к самолетам. Остановится, поговорит с авиаспециалистами, случается, огорченно скажет:

— А говорили — порядок. Порядок тогда, когда все самолеты готовы к вылету.

Затем непременно заглянет в землянку эскадрильи, прислушается к часам-ходикам. Здесь они тикают вовсе не так, как в поселке. Не идут, а бегут и вечно всех подгоняют. Здесь они жадные: ни одной минуты даром. Здесь они строгие: учат не отступать от назначенных сроков. Никакие другие часы не могут так научить ценить время, как эти — эскадрильские.

Наступает нужный час, и Хиталишвили подает своей эскадрилье команду: «По самолетам!». Взревев моторами, «ильюшины» мчатся на взлет.

Захара всякий раз волновал первый утренний боевой вылет. Он быстро взбадривает расслабленное за ночь тело, от ощущения легкости невольно ширится грудь, и Хитали с удовольствием вдыхает пропитанный бензином и маслом горячий воздух.

Перед вылетом в землянку обязательно заходит капитан Чернов, комэск. Он заводит с летчиками разговор о красоте волжских мест, восторженно вспоминает Астрахань, где долгое время жил. Слышатся шутки, смех. И только Хитали видит, как пристально вглядывается комэск в лица летчиков, пытается узнать, не слишком ли волнуются они перед предстоящим боем. Ведь сидеть в кабине самолета, когда рядом рвутся зенитные снаряды, — удел не для слабонервных.

— Еще раз проверьте подготовку летчиков, — приказывает комэск.

— Все будет в порядке, — заверяет Хитали, провожая капитана на стоянку.

Он хорошо знает свою эскадрилью. Здесь подобрались люди многих национальностей, различные по характеру и темпераменту. Но как они удивительно похожи друг на друга! И не потому, что обычно ходят все вместе, эскадрильей. Не потому, что у них одинаковые комбинезоны и летное снаряжение. Нет! Они похожи прежде всего своей высокой идейностью, страстным желанием бить врага.

В авиации есть такое понятие — «готовность». Под этим подразумевается время, нужное для того, чтобы машины взлетели на выполнение задания. Как сократить это время, — вот над чем часто задумывается Хитали. Ведь нередко полк вылетает по вызову с передовой. И тут каждая минута промедления может пагубно сказаться на исходе боя. Запоздает группа с приходом на цель, глядишь — враг уже овладел опорным пунктом, и попробуй теперь его выбить оттуда.

Хитали всегда старался добросовестно, в полную меру сил и способностей выполнить свой долг. Такова формула жизни этого летчика. Превыше всех должностей и титулов нес он главное звание коммуниста. И когда молодые пилоты иногда самоуверенно судили о старших, взваливая на них вину за наше отступление, Хитали нередко говорил, что стойкости и убежденности мы должны учиться у них, воинов 41-го. Это были преданные, не знающие сомнения бойцы и их стойкость, мужество помогли вам — и старым и молодым — не только остановить, но и поставить на краю пропасти фашистскую армию в битве под Сталинградом.

…Когда младший лейтенант Савельев открыл дверь землянки, майор Выдрыч сообщал сводку Совинформбюро.

— Разрешите присутствовать? — спросил летчик.

— Присутствуйте, товарищ младший лейтенант, ответил сухо комиссар и, взглянув на часы, вил: — Вы опоздали на четверть часа, а это, поверьте мне, не к чести летчика.

Савельев смутился и, торопливо отыскав свободное место, бесшумно присел на нары.

Никто из летчиков, казалось, не обратил внимания на происшедшее, и только Хитали понимающе, едва заметно улыбнулся. Отыскав взглядом закусившего губу Алексея Савельева, он тихо, только для него одного, сказал: «Повезло нам, Алеша: наш комиссар научит нас ценить время».

С началом боевого вылета комиссар был на стоянке. Техсостав работал с огоньком, а Выдрыч стоял поодаль, посматривая на часы. После взлета подошел к инженеру полка, потер в коротком раздумье переносицу:

— Огорчать вас не хочется, и душой кривить не могу, — начал он, и внимание техсостава обострилось.

Затем Выдрыч быстро и точно сделал замечания:

— Подвеску бомб производили без соблюдения техники безопасности, дозаправка горючим производилась медленно, к тому же с неоправданной потерей бензина. Всю стоянку залили горючим. Первая эскадрилья взлетела после сигнала через три минуты, а вторая — через семь. А все потому, что не научились ценить время!

Когда после возвращения с боевого задания усталые летчики с наслаждением курили, на стоянке вновь появился комиссар.

Справившись о выполнении боевой задачи, Выдрыч не удержался, сказал: сказал:

— Молодцы! Хорошо взлетели, быстро собрались организованно отошли от аэродрома. А вот вторая эскадрилья, — комиссар помедлил какое-то время, затем докончил свою мысль: — не цените элемент времени. А жаль!

— Хитали появился над целью на восемь минут раньше. Разве это не показатель?!

— Вот и узнайте, как этого добилась первая эскарилья. Об этом, пожалуй, смогут рассказать Чернов и Хитали. А чтобы достичь таких же показателей, надо «разжигать» огонь соревнования. В боевых условия это очень трудно. Но нужно пытаться. Бот вы, Вавилов, скажите, что если группа штурмовиков опоздает хотя бы на одну минуту с атакой? — спросил Выдрыч инженера эскадрильи.

Вавилов вспыхнул. Недоумевающе пожав плечами, он ответил:

— Я, право, удивлен вашим вопросом. Одна минута и та возводится в степень…

Комиссар помрачнел, потер переносицу и снова заговорил:

— С одним из близких мне летчиков в начале войны произошел скверный случай. Выбросить десант было приказано в 11 часов 00 минут, а он опоздал. Когда же выброска произошла, к этому квадрату подоспели фашисты. Десантники были сброшены на марширующие части немецких войск и не выполнили поставленной задачи. Многие из них поплатились жизнью. Вот что значит минута в боевой обстановке.