— Понятно… — задумчиво протянул Блэк. — Вы уверены?

— Не на сто процентов, конечно. Может, кто-то другой выбрал из сотен цветов четыре точно таких же, но…

— Хорошо. А что Кендалл хотел от вас? Слово в слово, все вопросы, которые он вам задавал.

Марстону пришлось вынести десятиминутный телефонный допрос, и он был уверен, что этим дело не ограничится, и завтра же его допросят лично. Но лучше так. Узы этого жуткого типа, Блэка, не интересовали. Его интересовало нечто другое, Марстон не знал, что именно, догадывался лишь, что именно за это Платт поплатился жизнью. Что бы он там ни нарыл, его это не касалось… И он не собирался покрывать Кендалла. Напротив, он собирался сотрудничать со следствием всеми силами. Марстон не мог представить себе того, кто бы не захотел сотрудничать с Блэком после чуть более близкого знакомства с ним.

Конечно, он расскажет урезанную версию и не станет упоминать про чек, но всё же нужно было себя обезопасить на случай, если Кендалл вдруг где-то проговорится про их встречу. Лучше всё рассказать самому — он ведь законопослушный гражданин. А в эти милые игры с поиском истины пусть играют Платт и Кендалл: Кендалл может себя защитить, он не последний человек в этой стране, а Платт был занудным бетой без семьи и друзей, ему нечего было терять. У него же есть сын, и ради него он должен жить. И сотрудничать со следствием.

Из Беркли, где Эйдан полдня проторчал в гостинице под присмотром охраны, они выехали поздно вечером, после того как Кендалл вернулся с встречи и они вместе поужинали в ресторане (во всём зале кроме Эйдана был один-единственный омега, и тот вскоре ушёл вместе со своим альфой).

Кендалл за ужином был таким, как обычно — думал о чём-то своем и не обращал на Эйдана особого внимания. То же самое было и в машине: Кендалл в сторону супруга даже не смотрел и задумчиво перелистывал какие-то фотографии в телефоне. Телефон кои-то веки молчал: на Восточном побережье сейчас была глубокая ночь, и звонки временно прекратились.

Эйдан устало глядел в окно, где впереди светились огни машины сопровождения. Автомобиль, в котором они ехали, был гибридным — работал как от электричества, так и на бензине. Сейчас в ходу был двигатель внутреннего сгорания. Звука его работы Эйдан не слышал уже много месяцев, с тех пор, как его увезли из дома. Он вспомнил поездки в город, отца, что-то подкручивающего и проверяющего под капотом их старенького пикапа или ругающегося, что ни разу в жизни ещё не сумел заменить масло, не вывозившись в нём по локоть. Он вспомнил запах этого самого масла, и бензина, и даже выхлопа — странно, ему всегда нравились эти «вредные» запахи. В городах ездили почти исключительно на электромобилях, и сейчас ровное звучание двигателя напомнило о жизни на дамбе, о доме и об отце…

Покрутившись на своём месте, Эйдан скосился в сторону Кендалла и его телефона: на экране было что-то, что напоминало фотографии, виденные в интернете когда-то давно. С марта Эйдана даже близко к компьютеру не подпускали…

— Подглядываешь? — произнёс Кендалл, не отводя глаз от экрана.

— Просто любопытно. Похоже на фотографии клеток.

— На самом деле это вирус.

— Болезнь Гранта?

Кендалл кивнул.

— Ты что-то знаешь про вакцину, да? — спросил Эйдан.

— С чего ты взял?

— Ты говоришь о ней таким тоном… особенным. Сразу становится понятно.

— И давно ты разбираешься в том, каким я тоном говорю?

Эйдан пожал плечами.

— Ты странный, — усмехнулся Кендалл.

— Этот препарат опасен?

— Ничего особенного. У него есть сомнительные эффекты, но… это не твоего ума дело.

— А почему вакцину не разрабатывают в других странах? Может, они придумали бы что-то лучше? Нас ругают, что не протестировали как следует, а сами ничего не делают…

— Есть сложности, — покачал головой Кендалл. — Обычно исследования вирусов проводят на мышах и кроликах, на обезьянах ещё, но SA есть только у омег. А образцов крови в большинстве случаев недостаточно, нужно тестировать на живом организме.

— На живом омеге, ты хочешь сказать? — выдохнул Эйдан.

— Да, поэтому это возможно только здесь, где они принадлежат государству, — голос Кендалла был удивительно ровным, лишённым всякого чувства и даже намёка на него.

— И что, они заражают омег? — Эйдан всё ещё не мог поверить услышанному.

— Да, и не по разу. «Трисгем» уничтожает весь SA-фактор, но организм постоянно вырабатывает новые клетки, уже с ним. Так что через какое-то время можно опять проводить опыты, — каменно-ровным тоном произнёс Кендалл.

Эйдану показалось, что его сейчас стошнит, так плохо ему вдруг стало, а в животе противно засосало.

— Но это же…

Он не смог договорить.

— Это необходимость, — жёстко произнёс Кендалл, слепо глядя перед собой. — Я лично этого не одобряю, но мир так устроен. Мне не нравится система распределения, но допускаю, что много лет назад она была единственно возможной и помогла стране выжить. Представляешь, что было бы, если бы альфы стали сами делить омег? Полный хаос. Система лучше хаоса. То же самое и с опытами. Это необходимые жертвы…

Кендалл говорил это безучастно, словно сам не до конца верил.

— Ты тоже так считаешь? — спросил Эйдан.

— Да. Это не очень красиво, но мы живём не в сказке, где можно поделить всё на чёрное и белое. Ты считаешь, что лучше было бы вернуться в каменный век, где кланы бы дрались за омег, ими бы торговали, владельцы армий собирали бы гаремы, а остальные даже не знали, как омеги пахнут? Как в Мексике сейчас?

— Я понимаю, но решать проблемы так…

— Проблемы надо решать, — Кендалл наконец повернулся к Эйдану лицом. — Есть такой город на северо-западе, Сиэтл, он и пригороды расположены между заливом и озером и…

— Я в курсе, спасибо, — оборвал его Эйдан.

— Когда население было излишним, до первой войны, там были огромные проблемы с транспортом, и город не мог нормально развиваться. Существовавшие предприятия предпочитали открывать новые производства и офисы в других городах, чем расширять существующие — всё из-за транспортных проблем. Был начат проект по строительству моста напрямую через озеро. Но ничего сделано не было: горожане были против. Одни не хотели, чтобы мост уродовал пейзаж, другие защищали уникальную озёрную фауну, третьи — исторические постройки на берегу, и так далее. Знаешь, как город в итоге решил транспортную проблему? На трассах выделили велосипедные дорожки, чтобы стимулировать людей меньше использовать машины. Зато экологично… Но город это не спасло, предприятия стали закрываться, порт стал принимать меньше грузов, пошёл отток населения. Так вот, этичные решения во время войн и эпидемий — это рисование велосипедных дорожек. Красивый жест, который не решает проблемы. Если спастись от вируса можно только так, через неэтичные поступки, то, увы, придётся…

— Ненавижу тебя, — прошипел Эйдан, отворачиваясь.

Кендалл усмехнулся:

— Ты не настолько глуп, — он помолчал, но, не дождавшись ответа, добавил: — И я знаю, одно дело — понимать, что жертвы необходимы, и другое — жертвовать чем-то самому. Но тяжёлые времена проходят.

Эйдан по-прежнему молчал. Он не знал, что возразить. Он был обыкновенным омегой, выросшим в глуши и не ходившим в школу, а Кендалл был намного образованнее и умнее его, к тому же старше. Что он мог возразить? Ничего…

Машину вдруг сильно тряхнуло, потом ещё раз и ещё, словно они ехали без дороги. Эйдан пытался разглядеть что-нибудь в окно, но уже стемнело, и он не видел почти ничего, кроме металлического ограждения, сверкавшего то красными, то белыми точками отражателей.

— Мы съехали с хорошей дороги, — пояснил Кендалл. — По дорожному радио недавно было сообщение, что основную трассу перекрыли из-за оползня, так что придётся объезжать вокруг. Не люблю эти места… Это Эльдорадо.

Эйдан слышал про Эльдорадо[3] раньше — это был большой кусок Калифорнии от западных отрогов Сьерра-Невады почти до самого озера Тахо, изрытый, отравленный и изуродованный во времена Золотой лихорадки. Сначала там вырубали леса, потом нашли золото, потом стали появляться серебряные рудники. Первое время золото мыли в ручьях, а позднее в погоне за ним начали измельчать в щебень целые горы. Камень крошили под напором воды, и её нужно было столько, что приходилось менять русла рек. Горы срывали и превращали в миллионы тонн щебня и ила, и теперь на десятки миль вместо когда-то лесистых склонов Сьерра-Невады простирались мёртвые земли[4]. Люди не жили здесь уже больше столетия. Через Эльдорадо проходило шоссе номер пятьдесят, но оно то и дело закрывалось для проезда: то куски полотна уходили вниз, подмытые водой загнанных под землю рек, то на дорогу наползали языки гравийных оползней.