Фон Вассерталь еще раз положил свою руку на руку Амариллис Лугоцвет.

— Надеюсь, вы мной довольны?

Амариллис Лугоцвет молча кивнула — она боялась разбудить Титину.

— Я довезу вас до ущелья, — прошептал фон Вассерталь, уже отвязавший лодку, и поплыл, таща ее за собой. Капли воды на его волосах искрились в лучах восходящего солнца.

Амариллис Лугоцвет качала на коленях Титину и размышляла о свойствах иной стихии. Она чувствовала себя очень обязанной фон Вассерталю и радовалась, что ее чувства к нему найдут себе выход в благодарности. Когда они подплыли к ущелью, он осторожно вытащил лодку на берег.

— Мы ведь еще увидимся? — спросил он, помахав ей, перед тем как окончательно исчезнуть под водой.

— Конечно, — пробормотала она себе под нос. — В здешних местах это неизбежно. — И она пустилась в путь к Эйфеми фон Вейтерслебен, мысленно предвкушая радость, которую доставит той возвращение дочери.

Софи вынырнула из такой глуби, что не сразу пришла в себя. Она, должно быть, уже несколько минут глядела в упор на Альпинокса, или как там еще звали этого господина, не видя его.

— Простите, пожалуйста, — прошептала она, силясь придать своему лицу выражение непринужденной любезности, руки ее тем временем машинально расправляли салфетку.

— О нет, — возразил Альпинокс, — это вы должны меня простить. Я наверняка помешал вашим размышлениям, быть может, воспоминаниям…

Софи не нашла в себе силы спорить. Она только улыбнулась, и так как пожилой господин все еще стоял перед ней, предложила ему сесть с ней рядом.

— Я хотел бы представиться — Альпинокс… — Он склонился над ее рукой и сел.

— Очень рада, — сказала Софи. — А меня вы знаете?

— В некотором смысле. — Господин Альпинокс сел наискосок от нее и положил ногу на ногу. — Помнится, я видел вас, когда вы еще жили здесь. А если прибавить многочисленные рассказы нашей славной Амариллис…

— Так вы знаете госпожу Лугоцвет? — Софи заинтересовалась.

— Целую вечность, — засмеялся он. И любезно пояснил: — В нашем возрасте мы уже вправе так говорить.

— Странно, — заметила Софи. — Вот и мне кажется, будто я давно вас знаю. Только вспоминаю с трудом.

— Люди быстро все забывают. Вы позволите? — И когда Софи кивнула, Альпинокс закурил сигару. Софи тоже достала свои египетские сигареты, а он дал ей огня.

— Но в этой забывчивости есть и хорошая сторона, — сказал Альпинокс. — Ужасно ведь, когда ты вынужден вечно все помнить. Бывают времена, когда воспоминания повинуются чуть слышному зову, порой же ты зовешь их во весь голос, а они ни за что не идут.

— Мне кажется, в моей жизни наступает такое время, когда вызывать воспоминания не приходится ни тихо, ни громко, они набегают сами — явились, и все тут.

— И в этом тоже есть своя хорошая сторона, — заявил Альпинокс. — Ведь когда ничего не можешь вспомнить, это еще ужасней.

Софи огляделась вокруг. Она была так погружена в картины былого, что не заметила ни появления дам, которые уже принялись за еду, ни того обстоятельства, что и сама она почти управилась с едой. Она покачала головой, сама себе удивляясь, Альпинокс же, который, похоже, понимал, что с ней творится, заметил, что временами воспоминания так же необходимы человеку, как порция жаркого, бокал вина.

— Кстати, — Альпинокс оглянулся, словно что-то искал, — смею ли я предложить вам рюмочку спиртного? После такой еды это самое лучшее.

Софи кивнула, все еще не вполне очнувшись от своих грез, и Альпинокс заказал две рюмки малиновой наливки, — по его словам, то был фирменный напиток этого ресторана.

— Мы взяли на себя смелость пригласить вас сюда, дорогая Софи Зильбер, — думаю, я вправе вас так называть, я ведь знал еще господина Зильбера… — Он поднял в ее честь свою рюмку, — от холодной наливки стекло запотело, — и отпил глоток, а Софи, словно завороженная, повторила его движение и тоже поднесла рюмку к губам. — Мы сделали это, ибо… Ну, не буду тянуть — ибо после того, что рассказала нам славная Амариллис, пришли к убеждению: вы для нас — просто находка.

Софи, которая в своей кочевой жизни с чем только не сталкивалась, не верила своим ушам. Оказывается, есть на свете люди, знающие ее по чужим рассказам, по рассказам женщины, которую она сама едва помнит, и вот они решили пригласить ее сюда, в этот отнюдь не дешевый отель, лишь потому, что она для них — находка. Ладно, она уж как-нибудь дознается, в чем тут дело. Она сделала вид, будто очень польщена, склонила голову и улыбнулась привычной ослепительной улыбкой на публику.

— И чем же я могу доказать, что достойна столь любезного приглашения? — спросила Софи. — Ведь одно мое присутствие вряд ли будет находкой.

— Будет, — возразил Альпинокс. — Вы что, все ещё сомневаетесь?

Софи опустила глаза, и на секунду у нее возникло ощущение, что напротив нее сидит Зильбер — только за ним одним она знала такую бескорыстную щедрость.

— Я хочу сказать, — продолжал Альпинокс, — что мы конечно, будем рады познакомиться с вами поближе и насладиться вашим обществом. Вы, разумеется, могли бы немало нам рассказать. Вы беспрестанно разъезжали и знакомились со множеством людей. Присутствующие здесь дамы, — он повел рукой, указывая на столики, занятые дамами, — и мои друзья… — Софи еще раньше заметила отсутствие вчерашних мужчин, — да и я сам прямо-таки жаждем послушать какие-нибудь истории из жизни людей. Все мы немного отстали от времени, не говоря уж о моде, и нам хотелось бы узнать от человека молодого, ваших лет, как ныне обстоят дела в мире.

«В мире, — подумала Софи, — если бы он знал, к какому провинциальному захолустью свелся для меня мир».

— Боюсь, я вас разочарую, — произнесла она вслух. — Я и не так молода, и не так богата опытом, чтобы развлекать своей персоной большое общество.

— Поймите меня правильно, — ответил Альпинокс. — У вас не должно быть ощущения, будто вы обязаны что-либо перед нами изображать. В каждом человеке отражается то, что он пережил, а нередко и то, о чем он думает. Нам было бы приятно, чтобы вы просто побыли среди нас, а ваши мысли и вашу жизнь мы уж как-нибудь прочитаем сами, — Альпинокс лукаво рассмеялся, — и не станем утруждать вас, требуя, чтобы вы нам что-то рассказывали.

У Софи слегка кружилась голова, и она объясняла это не только рюмочкой малиновой. Все, что с величайшей любезностью возвещал этот господин Альпинокс, казалось ей сейчас, среди бела дня, полнейшей дичью. Они прочитают ее мысли! Ее пронизала дрожь, когда она подумала, что может выплыть наружу.

— Пусть это вас не путает, дорогая Софи Зильбер, — начал опять Альпинокс и успокаивающе погладил ее по руке. — То, что нас интересует, разумеется, не коснется вашей интимной жизни. Нам только хотелось бы немножко лучше узнать современных людей.

Софи ничего не понимала. Кто же они такие — этот господин Альпинокс, его друзья и многочисленные дамы, делающие вид, будто ничего не знают о современном мире?

— Мы все живем вдали от света и давно уже ощущаем некоторую неполноценность оттого, что так мало интересуемся современными делами. Потому-то мы и собрались здесь. Во-первых, чтобы поделиться друг с другом собственным опытом, во-вторых, чтобы услышать ваши суждения. Но лучше оставим этот разговор, он явно задает вам загадки.

Я хотел бы сейчас познакомить вас с дамами. Как большинство старых людей, — Альпинокс таинственно улыбнулся, — мы плохо спим ночью. Так что настоящая жизнь начинается у нас ближе к ночи. Если вам будет угодно, я просил бы вас сегодня поужинать за одним из наших столиков и выпить с нами вина.

Альпинокс поднялся и повел Софи к столикам, за которыми, беседуя, сидели дамы. Будто нежные мелодии зазвучали у нее в ушах, они внезапно смолкали, когда Софи и Альпинокс проходили мимо того или иного столика, но сразу же возобновлялись у них за спиной. Каждый раз ей казалось, что она улавливает в разговоре дам отдельные слова, но ни одна связная фраза не долетала до ее слуха. Она пожимала десятки рук, называла свое имя, улыбалась, давала краткие любезные ответы на краткие любезные вопросы, и когда обошла весь круг, голова у нее кружилась. Она запомнила множество лиц, но почти не запомнила ни одного имени. Ну и весело будет вечером, когда она окажется в обществе всех этих незнакомых и немного странных людей, которые явно ждут от нее какого-то представления. «Мне, наверно, даже не придется ничего им рассказывать, — подумала она, — едва лишь я вспомню какой-нибудь анекдот, как они тут же начнут смеяться».