Они должны были очиститься, дабы избавиться от грязи, нанесенной минувшими годами, месяцами, днями, - от агитпропа их стран, осуждения соплеменников. Они сплелись в ванне, под теплой водой. На ресницах Артуша дрожали капли воды. Заур не в силах оторваться от очарования его черных глаз крепко прижимал к себе возлюбленного, словно боясь потерять его в очередной раз. Артуш помог ему раздеться. Снял рубашку Заура, бросил ее на пол и прикоснулся языком к его соску. Тело Заура пронзили электрические волны. Артуш, не переставая ласкать его тело, медленно опустился на колени и стал покрывать поцелуями возвышающуюся гору Эльбрус.

Эльбрус готов был взорваться. Заур нежно поднял любовника с колен и припал к его губам. На стройном теле юноши капли воды походили на рубин. Заур ревновал его даже к воде. Он размазал по его телу ароматный гель для душа от Yves Rosches. В какой-то момент Артушу стало щекотно, и он звонко рассмеялся. Вдруг резко посерьезнел. Призывно посмотрел на Заура. Затем прислонился к кафелю и распахнул ворота древнего востока, которые годами украшали сны Заура, обволакивали его сердце. Заур прошел сквозь эти ворота весь охваченный дрожью.

…

Эти стоны были прекраснейшей колыбельной, величественнейшим гимном для них обоих, спонтанно сочиненной симфонией в честь слияния беззаветно влюбленных. И эта симфония звучала теперь в отеле АТА.

…

Завернувшись в банные полотенца словно мумии, молодые люди вышли из ванной, не переставая целоваться. Легли в обнимку и перевели дыхание, не произнося некоторое время ни слова. Неожиданно Артуш рассмеялся: сначала тихо, затем захохотал как безумный.

Заур присоединился к нему.

– Что с тобой? – спросил он с изумлением.

– Знаешь, о чем я подумал?

– О чем?

– Подумал, что когда ты овладел мной, наверно, мстил за Карабах.

Заур прекратил смеяться и напряженно вгляделся в лицо своего любовника, будто ища ответ на беспокоящий его вопрос в больших глазах, длинных ресницах, пухлых губах Артуша.

– Ты и впрямь так считаешь? – обиженно спросил он.

– О чем ты, Заур? Конечно, я пошутил, – Артуш еще раз рассмеялся и помотал головой. – Была такая азербайджанская песня, может, помнишь:

(1) Не испытывай любимую,

а если уж испытал, не упрекай.

Весь мир сложу у ног твоих,

если станешь невесткой моей матери.

Заура тронуло, что армянин, который покинул Баку в раннем возрасте, до сих пор помнит эти баяты (2). Его глаза увлажнились. Однако сентиментальность сейчас была некстати. Чтобы свести разговор к шутке, он сказал:

– Не волнуйся. Тебе никогда не стать невесткой моей матери. Вообще, нашим матерям с нами не повезло. Невесток им не видать. Если б хоть братья у нас были – может не разочаровали бы родителей … – Он призадумался и добавил, – впрочем, как знать, может, и они оказались бы гётверанами (3) вроде нас.

Артуш приподнялся и запротестовал:

– Ненавижу это слово! Ребята во дворе всегда обзывали меня гётвераном.

– Ничего не поделаешь, мы и есть гётвераны, – утомленно произнес Заур. – Не стоит обижаться.

Артуш, словно признаваясь в своей беспомощности перед этим аргументом, положил голову на грудь Заура и принялся поглаживать редкие волоски вокруг его пупка.

– Ладно, как скажешь…

Заур прикрыл глаза и запустил ладонь в волосы Артуша.

– Заур…

– Да, милый.

– Ты был в Карабахе?

– Был. Помнишь, съездил в Шушу в 88-ом? Когда Самед Фаикович спросил у меня в классе о значении Карабаха для нас, я рассказал ему о том, что весной ездил в Шушу.

– А я впервые побывал там три года назад, с отцом. Его друг из Степанакерта справлял свадьбу сыну. Мы побыли два дня в Степанакерте, потом отправились в Шуши. Там все еще видны следы войны… По ночам так страшно… Заур…

– Да.

– Этот город вам очень дорог?

– Конечно… Шуша считается колыбелью азербайджанской культуры. Искусство мугама достигло там пика своего развития. Это подтверждают вышедшие оттуда гении – Бюльбюль (4), Джаббар Гарягды оглу (5), Сеид Шушинский (6) – и факты вроде убийства Каджара (7). Если бы Шуша была армянским городом, то и из вас вышел хотя бы один исполнитель мугама.

Артуш поднял голову и кокетливо возразил:

– Чем же ты отличаешься от таких конъюнктурщиков, как Зия Буниятов (8), который все наши церкви называл албанскими? По твоим словам получается, что чуть ли не с начала творения на территории нынешнего Азербайджана жили азербайджанцы, точнее тюрки, татары? Это откровенная ложь. Ведь азербайджанцы не автохтоны! Азербайджанцами вас назвал Сталин. Благодарить вы должны его...

Заур с улыбкой на губах обхватил его за шею и притянул к себе:

– Ты так красив, когда злишься. Настоящий армянин – от своего не отступишься. Да ебать твоих автохтонов, – Большой друг Азербайджана покойный Тур Хейердал сказал: «Человечество произошло от обезьяны, а норвежцы от азербайджанцев». А ты мне пиздишь про автохтонов - добавил он и впился в губы Артуша.

Резким движением Артуш обнял Заура, лег на спину и взвалил на себя своего любовника.

– Если бы я был настоящим армянином, то не лежал бы в объятьях заклятого врага. Да и ты не настоящий азербайджанец. На самом деле, ты прав… У нас нет нации… Нет-нет, не так. У нас одна нация – гётвераны.

***

Утреннее солнце, осветив утомленные тела молодых людей, устыдилось от увиденного. Смятые простыни пропитались потом. Он поцеловал Заура в щеку. Тот заморгал как несмышленый ребенок и посмотрел на Артуша, будто не понимая, где находится. Он так по-детски сладко и смешно наморщил лоб, что Артушу захотелось поцеловать еще раз это чудное создание, похожее на самого невинного младенца во вселенной. Артуш склонился и поцеловал его в губы. Этого поцелуя хватило, чтобы привести его в чувство. А Артуш не останавливался. Он прикусил мочку его уха, поцеловал глаза, лоб, соски, прикоснулся кончиком языка к горлу и спустился к пупку. Заур слегка застонал и подогнул колени:

– А это что такое?!

Артуш заметил капли крови на белой простыне. Увидев, что тот растерялся, Заур произнес срывающимся, словно простуженным, голосом:

– Ночью ты сделал мне очень больно. Мне еще никогда не было так больно.

– Что?! – воскликнул пораженный Артуш и начал быстро-быстро покрывать поцелуями каждый сантиметр его тела. – Прости меня, прости милый, – зашептал он, не переставая целовать своего любовника. Сейчас он казался себе самым жестоким, самым бессердечным человеком на свете. Вчера, едва увидев раздвинутый персик любимого, он не смог удержаться и расплакался. Горячие слезы оросили острие его готового к бою кинжала. И Артуш погрузил по рукоятку этот смоченный слезами кинжал в ножны Заура. А теперь вот раскаивался: «Ну почему же я не воспользовался вазелином или кремом? К чему такая грубость? Да, слезы священны, но крем не заменят! Не заменят!». Хотелось закричать, сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. «Боже, откуда взялась эта любовь, которая охватывает все мое существо?! Как умещается это безграничное чувство в тесных рамках моей вселенной?».