Заур все еще спал. Не включая свет, он взял апельсин из кулька, накинул на плечи плед и, надкусив ароматную корку, подошел к окну. Прислонившись лбом к холодному стеклу, закрыв глаза, он чистил апельсин вслепую.
Так хотелось в эти последние дни осени уйти под дождь, бродить по улицам старого города. Осень, казалось, не хотела расставаться с этим миром, боролась с землею и небом, грозила пальцем людям, тем, кто озабочен лишь материальным. «Нет, - подумал Артуш, - во время дождя в этом древнем городе, где каждый встречный заявляет о своем княжеском происхождении нужно находиться не на улице, а прямо здесь, рядом с любимым и смотреть из окна. О Боже, я проживаю лучшие мгновения своей жизни!».
Ливень смывал весь мусор мощеной булыжником улицы в канализационные люки, аккуратно размещенные через каждые два метра. В советские времена эти люки размещались через каждые десять метров. Но президент-демократ Саакашвили, внушивший себе, а затем и народу неоспоримые ценности запада – демократию, либерализм, плюрализм, права человека, разделался с коррупцией, усовершенствовал канализационную систему, восстановил инфраструктуру города. Тифлис избавился от зловония каловых масс, стал выглядеть приличнее в отличие от столицы братского Азербайджана - Баку. А по традиции, грузинский кал справлялся посредством Куры братскому азербайджанскому народу в качестве дара.
Его охватил нешуточный озноб. Он отклонился от стекла и посмотрел на отражения неоновых ламп отеля АТА на мокрой от дождя дороге. Красный отблеск, исчезающий под колесами проезжающих машин, мгновенно выныривал на капотах, крышах, багажнике и вновь возвращался на свое исконное место, на булыжники.
- Пришел? Почему не разбудил?
Артуш покрепче закутался в плед и обернулся к постели.
- Люблю этот город, - сказал он в сторону Заура, которого не мог разглядеть в темноте - Не то, что напоминает Ереван, просто тут свой колорит… Если не обидишься…
Осекся. Почувствовал, как озноб оставил его. Может его согрел голос любимого? Он скинул плед и подошел к постели.
- На что обижаться? Валяй. Дай и мне апельсин.
Артуш взял со стола апельсин и присел на кровать.
- Думаю, этот город красивее Баку, - выпалил он.
Увидев удивленный взгляд Заура, смутившийся Артуш исправил «ошибку»:
- Но Баку гораздо красивее Еревана. Это точно.
- Дорогой, я тоже считаю, что Тифлис красивее Баку. Он лучше Баку и Еревана по крайней мере потому, что соединил нас. Ты, кажется, плохо меня знаешь. Разве я похож на защитника, этакого фанатика родного города? В Ереване я не был, но, хочешь, скажу, что он тоже красивее Баку. Тебе не стыдно, в моем присутствии обсуждать красоту… каких-то городов?
Заур жеманно произнес последнее предложение, потянул Артуша за шею к себе и поцеловал в губы.
- Дай мне апельсин, - сказал он с томным выражением в глазах.
Артуш протягивал Зауру апельсиновые дольки, и тот страстно сжимая их зубами, разбрызгивал ароматные желтые капли на лицо и грудь Артуша, на постель. Комната пропиталась ароматом апельсинов. Целых две минуты они целовались со вкусом апельсина. Дикая страсть охватила их.
Занялись любовью со вкусом апельсина.
Брызнувшая фонтаном сперма окрасилась в апельсиновый цвет. Тяжело дыша, повалились на кровать.
От души рассмеялись со вкусом апельсина.
- Шоте, кажется, все известно.
- Как это? - вздрогнул Артуш.
Заур протянул руку к тумбочке и взял сигарету, прикурил, сделал глубокую затяжку. - Не замечал, как он глазеет на нас все время? Видно, о чем-то догадывается. По-моему, он все понимает. По крайней мере, точно что-то чувствует.
- Это еще ничего не значит… - глубоко вздохнул Артуш. - У меня душа в пятки ушла. Не шути так. Да, чуть не забыл.
Артуш встал, что-то взял из кармана сброшенной на кресло куртки и вернулся в кровать. - У тебя мобильный с собой?
- Да, в сумке.
- Отлично! Я купил нам обоим «лай-лай» (1). Держи, - сказал он и протянул Зауру один из пакетов.
- Спасибо, но зачем все это? Мобильный здесь мне ни к чему.
- Как это? Шота, ты, я, знакомые… Нам приходится часто держать связь. Там достаточно баланса, так что пользуйся на здоровье.
- Сколько ты на это потратил? - резко спросил Заур с упреком в глазах.
- Перестань! Мелочь. Лучше, поговорим о планах. Завтра последний день конференции. Что думаешь?
Заур сощурил глаза от сигаретного дыма и положил пакет с телефонной картой на тумбочку:
- Думаю о тебе. Если решишься остаться в Тифлисе еще на несколько дней, я тоже останусь. Тебя кто-нибудь ждет в Ереване?
- Кроме семьи никто не ждет. Правда, куча дел, надо еще подготовить отчет, написать статьи. Но когда есть ты, дела могут потерпеть.
Заур посмотрел на Артуша с благодарностью. И вдруг спросил:
- У тебя были любовники?
- В Армении?
- Да.
- Были. Просто, непродолжительные контакты… только для физического удовлетворения. Найти в Армении партнера не так уж просто, Заур. Наше общество очень патриархально. Ваша мусульманская страна по этой части прогрессивнее нашей. - А без секса не трудно?
- Конечно, трудно… Без близкого человека очень трудно, Заур. Речь идет не только о физическом удовлетворении. Не можешь найти человека просто для искренней беседы. Когда оглядываюсь назад, понимаю, что все мои друзья остались в Баку. Я так и не смог создать свой круг в Ереване. Почему все так вышло, Заур?! В чем была наша вина?
Он обнял Заура и положил голову ему на грудь.
- Эта трагедия в Баку, налеты на дома армян, наш разграбленный дом… Мне удалось спасти лишь марки.
- Правда?
- Правда. Наш сосед, дядя Рустам, спас их. А твои марки?
- Все в полной сохранности. Я не представляю себя без них. И олимпийская коллекция – твой подарок, на первой странице.
- Марки, которые ты подарил, тоже мне очень дороги. … Не было дня, чтобы моя бедная мать не вспоминала те ужасные дни. А я готов все простить, все забыть… Лишь бы вернули мне мое прошлое.
Заур погладил Артуша по голове и прошептал ему на ухо:
- Не будем об этом, милый… Давай не будем об этом вспоминать. Подальше от войны. Не позволим им превратить нас в зомби. Мы другие, мы лучше…
***
Последний день конференции прошел в ожесточенных спорах. Севда и Диляра пререкались сначала с Давидом Арутуняном, затем со Степаном, а в конце почему-то заспорили с Нино Думбадзе. Миротворческая инициатива Луизы не дала результата, попытки Заура успокоить спорщиков тоже ни к чему не привели. Эрнст, утомленный безуспешными попытками призвать всех к порядку, развалился в кресле и пил воду.