Имею честь
оставаться
Вашим покорнейшим,
вернейшим,
преданнейшим слугою
Дж. АББОТ.
5 марта.
Дорогой попечитель!
Завтра первая среда этого месяца, тяжелый день для приюта. Как облегченно вздохнут они, когда пробьет пять часов, и все Вы, погладив их по головкам, отправитесь восвояси. Гладили Вы меня по головке, дядюшка?
Не думаю. Я запомнила только толстых попечителей.
Передайте привет Джону Грайеру, самый искренний. У меня пробуждается нежность к этому учреждению, когда я гляжу на него сквозь туман четырех лет. Поначалу в колледже я обижалась и досадовала, что приют ото-
брал у меня нормальное детство, какое было у других девочек; но теперь я ничего такого не чувствую. Я смотрю на ту жизнь как на необыкновенное, удивитель-ное приключение. Она дает мне точку опоры, с которой я могу на все смотреть. Сейчас, когда я взрослая, я вижу мир в перспективе, а у тех, кто рос нормально, ее нет.
Я знаю массу девочек (например, Джулию), которые и не ведают, что счастливы. Они привыкли к этому, чувства у них онемели, а я вот все время понимаю, какая я счастливая. И буду понимать, что бы со мной ни случилось.
Даже неприятные вещи (скажем, зубную боль) я воспринимаю, как занятное, новое ощущение. «Какое небо надо мной? Бестрепетно судьбу встречаю».
Однако не принимайте эту новую любовь к приюту слишком буквально. Если у меня будет пять человек детей, я не отдам их туда, как Руссо, чтобы их воспитали строго и просто. Передайте миссис Липпет, что я ее не забыла (это - правда, а вот привета - не надо). И нe забудьте сказать ей, какой я стала хорошей.
Ваша Джуди.
«Ивовый плетень».
4 апреля.
Дорогой дядюшка!
Обратили Вы внимание на почтовый штемпель? Мы с Салли украшаем ферму нашим присутствием во время пасхальных каникул. Мы решили, что самое лучшее - поехать на десять дней туда, где тихо. Нервы у нас до того истрепались, что мы больше не в состоянии выдерживать наши трапезы. Обедать с четырьмя сотнями девушек - пытка, особенно, когда ты устала. Стоит страшный шум, просто не расслышать, что говорят тебе через стол, если только собеседница не сложит руки рупором и не станет кричать. Да, вот так.
Теперь мы бродим по холмам, читаем, пишем, а главное - отдыхаем. Сегодня утром взобрались на вершину холма, где однажды мы с мастером Джерви готовили себе обед. Даже не верится, что прошло почти два года. Еще до сих пор видно, где дым от костра оставил след на камне. Как странно, что некоторые места связаны с определенными людьми, не захочешь, а - вспомнишь. Мне было так одиноко без него… ровно две минуты.
Знаете, чем я занята в последнее время? Вы, пожалуй, решите, что я неисправима - я снова пишу книгу. Принялась за нее недели три назад и прямо пожираю бумагу. Я открыла секрет. Мастер Джерви и тот издатель правы - гораздо лучше писать о том, что хорошо знаешь. Вот я на этот раз и описываю то, что знаю досконально. Угадайте, о чем идет речь? О приюте Джона Грайера! И выходит хорошо, я уверена. Описываю повседневные происшествия. Теперь я реалистка, романтизм заброшен. Вернусь к нему позже, когда начнется полное приключений будущее.
Эту повесть я кончу - и напечатаю! Вот увидите. Если хочешь достичь чего-нибудь и не сдаешься, то в конце концов все получится. Я четыре года хочу получить от Вас письмо и надежды не потеряла.
Спокойной ночи, дорогой дядя.
(Мне нравится называть Вас «дорогой дядя». Такая хорошая аллитерация.)
Любящая Вас Джуди.
P.S. Забыла сообщить Вам новости с фермы, но они очень печальные. Если Вы чувствительны, лучше не читайте постскриптума.
Бедный старый Гров скончался. Он уже не мог жевать, и его застрелили.
Девять цыплят задушила на прошлой неделе ласка, или вонючка, или крыса.
Одна из коров заболела, и нам пришлось выписывать ветеринара. Амасаи целую ночь давал ей какое-то масло и виски. Но мы подозреваем, что бедная корова принимала только масло.
Восторженный Томми - черепаховый кот - неожиданно исчез. Мы боимся, не попал ли он в капкан.
Да, много на этом свете горя.
17 мая.
Дорогой длинноногий дядюшка! Это письмо - очень короткое, у меня на-чинает ныть рука при одном взгляде на перо. Записывала лекции днем, пишу бессмертную повесть вечером - больше не могу.
Через три недели, в пятницу, выпускной акт. Мне кажется, Вы могли бы приехать и познакомиться со мною. Я возненавижу Вас, если Вы не приедете! Джулия приглашает мастера Джерви, он ведь ее родственник, Салли приглашает Джимми Мак-Б., он тоже родственник, а кого пригласить мне? Только Вас и миссис Липпет, а ее я видеть не хочу. Приезжайте, пожалуйста!
Ваша
с писчей судорогой
Джуди.
«Ивовый плетень».
19 июня.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Я - образованная! Мой диплом лежит на самом дне, в ящике комода, под двумя лучшими платьями. Акт прошел, как обыкновенно, особых происшествий не было. Благодарю Вас за розы, они очаровательны. Мастер Джерви и мастер Джимми тоже поднесли мне по букету, но я оставила их цветы в ванной, а с Вашими шла в процессии.
И вот я здесь на все лето, а может быть - и на всю жизнь. Пансион дешев, все тихо и располагает к писательству. Чего еще желать начинающему романисту? Я просто одержима своей книгой. Обдумываю ее днем и вижу ее во сне. Мне только и хочется, что покоя, и досуга (с перерывом на очень сытный обед).
Мастер Джерви приедет на недельку в августе, а Джимми Мак-Брайд будет заглядывать в течение лета. Он связан с каким-то акционерным обществом, и разъезжает по этим местам, продавая акции.
Как видите, «Ивовый плетень» не совсем лишен общества. Я было думала, что Вы тоже заедете сюда, но теперь вижу, что это безнадежно. После того, как Вы не приехали на выпускной вечер, я вырвала Вас из сердца и похоронила навек.
Джуди Аббот, бакалавр.
24 июля.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Как приятно работать! (Может быть, Вы никогда не работали?) В особенности это приятно, когда Вы делаете то, что Вам дороже всего на свете. Я писала все лето без устали и сердилась только, что дни коротки, не запишешь все прекрасные, занятные, бесценные мысли, которые приходят в голову.
Я кончила вторую часть моей повести и завтра в половине восьмого начинаю третью. Это - самая лучшая книга, какую Вы только читали. Нет, правда! Ни о чем другом я думать не могу. Едва выдерживаю, пока оденусь и поем, чтобы сесть за стол и писать. И пишу, пишу, пишу, пока не почувствую такую усталость, что просто падаю. Тогда я выхожу с Колином (новая овчарка), гуляю по полям и
набираюсь новых мыслей на завтра. Это - самая лучшая книга… Ах, простите, уже было!
Вы не считаете, что я расхвасталась, а, дядюшка? Не считайте! Просто сейчас пора восторгов. Может быть, позже я стану холодной, сдержанной, ироничной. Нет, не стану. На сей раз я написала настоящую книгу. Подождите, увидите!
Попробую хоть минутку поговорить о чем-нибудь другом. Писала ли я Вам, что Амасаи и Кэрри поженились в прошлом месяце? Они еще работают здесь, но, по-моему, брак их испортил. Прежде она всегда хохотала, если ступала в грязь или просыпала на пол золу, а теперь… послушали бы Вы, как она бранится!
И волос она больше не завивает. Амасаи охотно выбивал ковры и носил дрова, а теперь ворчит, если его попросишь. Галстуки он носит черные и бурые, а раньше признавал только малиновые и пунцовые. Я решила никогда не выходить
замуж. Ясно, что от этого становятся хуже.
На ферме новостей немного. Скотина в добром здравии. Свиньи необыкно-венно толсты, коровы, по-видимому, всем довольны, куры хорошо несутся. Интересует ли Вас домашняя птица? Если да, рекомендую неоценимую, хотя и небольшую книжку: «200 яиц от каждой курицы в год». Я подумываю, не завести ли будущей весной инкубатор. Как видите, я устраиваюсь тут надолго. Я решила пробыть здесь, пока не напишу сто четырнадцать романов, как матушка Антони Троллопа. Тогда, окончив труд моей жизни, я смогу отдохнуть и поездить по свету.