Я спешил уйти из центра — стремился затеряться на окраине. И спустя некоторое время оказался в периферийных кварталах. За городом раскинулись длинные, теряющиеся вдали ряды теплиц, в которых выращивалось всё, что угодно. Картофель, огурцы, томаты, травы и даже цветы!

Прежде видевший после бессистемных и иногда затяжных дождей, только заросли крапивы, одуванчика и ещё чего-то, не имевшего для меня названия, растерялся от такого изобилия зелени.

Внезапно меня насторожил, а после и напугал сначала тихий, но всё нарастающий скрежет, идущий откуда-то сверху. Я загнанно поднял голову, ожидая, что сейчас на меня опустится прижимная плита огромного гидравлического пресса. И всё что я увидел, в очередной раз окажется обрывком чужого сна, подсмотренного мною по недоразумению. Или того хуже — это окажется реальностью: и меня, и теплицы, и всех тех людей, что смотрели с нескрываемым любопытством, и сам сказочный город раздавит в прах, и не останется ничего: ни пепла, ни запаха, ни послевкусия, ничего, даже памяти.

Скрежет перешел в металлический вой. Я присел на корточки и прижал голову руками, не забывая затравленно глядеть вверх, но кроме темноты ничего не видел. И тут меня овеяли знакомые с рождения запахи ночной пыльной прохлады. Проступили отчетливые, более светлые на фоне непроглядной черноты, круги ночного, подсвеченного звездами неба. Это открылись гигантские люки на бетонном куполе. Заработали ионизирующие фильтры. Высоко вверху, у самых люков закрутились радужные завихрения. Меня обдало ни с чем несравнимым потоком свежести.

Я понял, что солнце садится. Очередной полдень далеко позади. Начинается вечер.

Одежда пропиталась потом, противно прилипая к телу, рот обложило сухой коркой, губы спеклись. Выходя из забытья тяжело, словно с похмелья, соображал, как быть дальше. Кроме того, что второго полдня я не переживу, ничего в голову не шло. Посмотрел на часы: по-прежнему начало десятого, вечер в разгаре. Или время остановилось, или я сошел с ума, или то и другое вместе.

Тяжело поднявшись, борясь с приступами головокружения, я осторожно пошел к выходу из своего убежища. При этом сильно напрягая зрение в полумраке, чтобы не оступиться и не получить травму: не хотелось завершить свои дни, истекая кровью на грязном, бетонном полу. У двери остановился, коснулся её пальцами — железо ещё горячее, но не обжигающее; притих и прислушался.

Обычные звуки, ничего опасного. После, я ещё долго рассматривал окрестности через щель толщиною с мизинец между створками. Если кто и поджидал меня, то вволю навеселился, лицезря мой любопытный настороженный глаз в щели. Я ничего не заметил и решился на немедленную вылазку. Тем более, что ничего другого мне не оставалось. Чем быстрее начну действовать, тем больше у меня шансов на спасение, если они вообще есть. И уже тогда, если смогу выбраться, я вплотную займусь маленьким паршивцем Сеней и его мифической мамашей.

Мысль о возмездии оживила.

Насколько это возможно, стараясь не шуметь, выкрутил ставший уже чем-то вроде талисмана, кусок арматуры. Расклинив дверь, и покрепче сжав кусок железа в руке, надавил на свободную створку плечом. Дверь, так надёжно оберегавшая меня во время пика жары, предательски взвизгнув, отошла. Глухо ударившись о кусок бетона, она завибрировала и безжизненно повисла на тяжёлых петлях.

Даже на теневой стороне улицы дышалось с трудом. Оценив длину тени, я определил время: около половины седьмого. Ещё раз, взглянув на часы, увидел всё те же бесконечные пять минут десятого. Не забивая себе голову ерундой, вышел наружу.

По ощущениям, где-то пару часов, безрезультатно исследовал руины уцелевших зданий вокруг, не рискуя углубляться дальше сотни-другой метров. Меня уже мало увлекала мысль найти одно из древних хранилищ: понимал, насколько смехотворна надежда на чудо. Я не верил в чудеса, и последний день яркое тому подтверждение. Теперь только думал найти по особым знакам один из егерских схронов.

Есть в нашем клане одна очень практичная давняя традиция, спасшая не одну егерскую жизнь. Когда есть излишки припасов, припрятывать их в тайнике, на чёрный день, или для сбившегося с пути собрата. Тайники тщательно маскируются, и обозначаются условными знаками. Чаще всего, в схроне несколько горстей сухарей, с десяток патронов для «калаша», упаковка антисептика и, если повезёт, пластиковая бутылочка с водой. Я много раз делал подобные тайники и только дважды за всё время работы, нашел подобные сам.

Несколько раз во время поисков меня пронимало знакомое любому поисковику чувство постороннего наблюдения. Волосы словно стягиваются на затылке в тугой пучок и по наиболее чувствительным участкам кожи пробегают ледяные иглы. Тогда я забивался в ближайшую впадину или прятался за уступ стены и пережидал, когда ощущение тревоги уляжется, теряя при этом драгоценное время. В одну из таких вынужденных передышек я нечаянно для себя понял, что совершенно заблудился, и не знал куда идти.

Я не имел ни малейшего понятия, где находился: это был явно неизученный сектор вдали от проложенных егерских маршрутов.

Каким ветром меня сюда занесло?

Всё каким-то образом перемешалось, сошло с наезженной колеи после пресловутой встречи с грязным плаксой Сеней. Близился вечер, и мне мнилось, что хожу кругами. Хотя ландшафт не изобиловал разнообразием видов, повторов ориентиров я не заметил, однако ощущение кружения или скорее, топтания на одном месте, не покидало меня. Чёрт знает что такое!

Я сменил направление, и ощущение, что дорога поймала меня в ловушку, только усилилось. А то, что увидел в скором времени, просто выбило почву из-под ног.

Подробности дальше. Но уже теперь было абсолютно ясно, что решение продолжать движение ночью, в неизвестной местности, в непонятно каком направлении, будет фатальным для меня и, разумеется, для всей миссии в целом, что важнее — на тот момент не играло большой роли. В конце концов, и то и другое в равной степени ставило на мне крест.

Когда сумерки сгустились настолько, что поиск приюта на ночлег стал более жизненно важным, чем поиск воды и пропитания, я свернул в узкий проулок и, не поверил своим глазам: в полусотне шагов стояла всё та же трансформаторная будка, которую я нашел днём.

Не доверяя зрению, усиленно проморгался!

Павильон стоял, как стоял. И окрестности те же. Как я, опытный поисковик, мог дать такого крюка, просто в голове не укладывалось. Теперь, надежды выйти к общине или лагерю егерей, и без того весьма и весьма туманные, растворились вовсе. Оглушенный внезапно усугубившейся ситуацией, я потерянно оглянулся, опустил плечи как нашкодивший школьник и некого не скрываясь, пошел к павильону торчавшему посередине улице.

На входе инстинкты взяли своё. Я выставил вперёд арматурину и сделал шаг внутрь. И здесь вскоре, меня ждал настоящий шок.

Наскоро, по привычке, обследовав бывший трансформатор-распределитель, заперев дверь прутом и устроившись на старом месте под древними катушками, наткнулся на твёрдый предмет, которого точно не было, когда я покидал павильон. Рассеяно вытащив из-под бока странный свёрток, а это оказался именно свёрток из плотной обёрточной бумаги!

Слабо соображая, я стал рвать бумагу, слой за слоем. То, что выглянуло на свет, заставило меня открыть в недоумении рот.

В пакете оказалось два непрозрачных пластиковых пакета с крышкой дозатором на одном из углов и крупной надписью «Вода питьевая 500 мл», оставив на время дальнейшее исследование содержимого, я лихорадочно свернул предохранительное кольцо и припал к дозатору губами.

Утолив жажду половиной пакета, принялся перетряхивать, что там ещё в свёртке. Не густо, но подарки судьбы принимают с благодарностью, какими бы они не были. Тем более что шанс выбраться из передряги снова появился. Это с некоторой долей вероятности гарантировали упаковка концентрата и толстый ломоть кукурузного хлеба. Откуда всё это взялось, я не знал, и думать не хотелось.

Видимо есть у меня персональный ангел хранитель — с перьями, голубиным хвостом и блеском в глазах. И как знать испытывал он ко мне личное пристрастие или обычный академический интерес, вдруг он хотел лишь узнать, сколько я протяну на этих так необходимых в данный момент крохах. Вот я козёл, мелькнула мысль. Хотел сказать спасибо — мысленно — не додумал.