А вот мамашку мне было не жаль. И ребенка ее драгоценного — тем более. Собака, между прочим, друг человека! А с друзьями дружат, а не имеют!

Женщина сверкала глазами, строжилась на собаку, ругала ребенка, но бить его по мокрому и пахнущему заду, все-же не решалась.

— Внизу есть ручей. — Вспомнил я, в какой-то момент представив, что с этим запахом придется ехать всю оставшуюся дорогу. — Неглубокий, но штаны выполоскать хватит.

— А сушить я их, где буду?! — Женщина, видимо с дуру, поперла в атаку на меня, словно это я рявкнул на ее отпрыска, до грязных штанов. — Долго мы еще будем здесь торчать? И вообще, это ты виноват, что мы тут застряли!

Пока я изображал вытащенную на сушу рыбу, за меня заступился водитель, в два слова объяснив, из-за чего мы тут торчим и что могло произойти, не раздайся моего "тормози", вовремя.

Мамаша прониклась, скривила морду лица и трубно сопя, принялась сдирать с мальца мокрые штаны, вываливая их содержимое на обочину, рядом с собой.

— Эту страну спасет только ядерный взрыв… — Пробормотал себе под нос Тохтар, наблюдая за действиями женщины. — Проклятье наше…

Сменив переднее колесо, взялись за самое нудное — снять, разбортовать, заклеить пробой и все по списку, в обратном порядке. Пришлось мне подключаться и доставать из своей сумки любимые отвертки, "перехватывать и держать" стиснув зубы.

Речи о чистоте белой рубашки уже и не шло, да и брюки украсились траурной каймой снизу и до самых колен.

В голове уже билась одна-единственная мечта: забраться в салон и погреться у включенной во всю мочь, печки.

— Что-то больно долго ее нет… — Тохтар покачал головой. — Спустись, поторопи, а? Только…

Мужчина посмотрел внимательно на меня, словно решая можно говорить или не стоит.

— Топор возьми… — Оглоушил он меня известием, видимо решив, что говорить надо сразу все, "на вылет". — Здесь иногда волки озоруют…

Привычно тряхнув рукавом мокрой куртки, продемонстрировал любимую отвертку, длиной почти в тридцать сантиметров, привычно затаренную в рукав, на петельку, именно для нее и пришитую. Район у нас испокон беспокойный, а отверткой в лоб и всего делов-то!

Пожав плечами, мол, дело твое, водитель занялся заплаткой, а я, оскальзываясь по мокрой траве и камням, поспешил спуститься вниз.

У ручья мамаши не оказалось. Ни ниже по течению, ни выше. И девственно чистый берег, без единого следа в мокрой почве. Не было даже моих следов, оставленных в первый раз.

В очередной раз ругая себя последними словами, что не узнал имя попутчицы по несчастью, развернулся в сторону подъема и бессильно сжал зубы. Ну, и скажите мне на милость, как звать человека, если как его звать ты даже понятия не имеешь? Орать "Ау", прикажете? Или: "Эй, Вы куда спрятались"?

Почесав затылок, пришел к нейтральному "Э-ге-гей", которое и озвучил, сперва себе под нос, а потом все громче и громче…

Ласковая тишина и внезапно прекратившийся дождь, были мне ответом.

И если валящийся с неба, тоскливый перезвон дождя уже достал, то вот тишина…

"Интересно, а Тохтар тоже меня не слышит?"

Тихий шорох за мой спиной и скрип сдвинувшегося под ногой камня, заставил развернуться с максимальной скоростью.

Ну, что могу сказать… Волки действительно "озоровали". Точнее, пока я видел только одного волка, но какого-то неправильного. Не похожего на всех тех волков, что я видел в трех зоопарках разных городов. Слишком уж он был серый, слишком здоровый и… Сухой!

И глаза, желтые глаза хищника с человеческим разумом, уставившиеся на меня.

Показав клыки, волк сделал мягкий шаг вперед, и стало понятно, что сдвинувшийся камень, это так, для привлечения внимания и зверь может двигаться легко и бесшумно, завораживающе танцуя на глазах своей жертвы, задурманивая голову и повергая добычу в панический ужас.

"Царь природы", если кто не понял, то это я о себе сейчас, глядя в глаза волку понимал, что никакой он не царь и уж тем более — природы. Ноги вросли в землю. В виски билась кровь.

Я очень боюсь высоты. До потери пульса боюсь высоты.

Но этот волк был намного страшнее.

Качнувшись взад и вперед, словно разминая лапы, волк вновь показал клыки. Белые, клыки. В мой палец длиной.

"Р-р-р-р!" — Волчье горло не предназначено для долгих бесед с едой. Предупредил, что "иду на ты" и пошел!

Легкий прыжок и масса, помноженная на скорость, полетела в мою сторону, подрабатывая хвостом, для ориентации.

Удар в грудь и я лечу в ледяную воду ручья, прикрывая одной рукой горло, другой вцепившись в серую шерсть животного, отталкивая его от себя.

Или прижимая?!

Нет, все-таки отталкивая! Иначе бы мне не поздоровилось встретиться с когтями, раздирающими не только тонкую человеческую кожу, но и шкуру его Высочества лося, а о бараньих я и вовсе предпочитаю помалкивать.

Оттолкнув серого, только и успел, что перекатиться боку на бок по руслу неглубокого ручья и попытался встать.

Ну да, ну да…

Снова легкий прыжок в мою сторону и я на лопатках. Волчьи лапы упираются мне в грудь, а раззявленная пасть приближается к моему, беззащитно раскрытому, горлу.

А вода такая холодная!

А из пасти зверя совсем не тянет неприятным запахом.

Все ниже и ниже опускается острозубая пасть, предвкушая мою горячую кровь и последний хрип.

— Обломайся, тварь… — Тридцать сантиметров инструментальной стали, честной и проверенной во многих заварухах, пролетает под лапой зверя и впиваются снизу в челюсть, ломает тонкую кость и впивается в мозг.

На миг желтые глаза наполняются обидой и непониманием, короткая судорога и когти рвут меня на клочки, превращая одежду в лоскуты, а меня в вопящий от боли кусок мяса.

Точнее, мечтающий о вопле, кусок мяса — туша волка весит словно добрых полтонны, холодный нос ткнулся лоб, прощальным поцелуем, клык распорол щеку и волчья кровь заливает мне лицо, слепит, смешивается с моей кровью и топит меня, вдавливая в ручей.

Еще не веря в собственные силы, в чудесное спасение и лишь отфыркиваясь, пытаюсь скинуть с себя скользкое и мокрое тело, вывернуться из-под него, издать хоть один громкий звук, чтобы привлечь внимание своих попутчиков.

Вечно человеку чего-то не хватает…

Мне вот сейчас совсем не комфортно — сверху тяжелая и горячая звериная масса, заливающая меня своей кровью, а подо мной ледяной ручей.

И ничего хорошего не предвидится.

И кровь волчья, по вкусу такая же, как и человечья. Может чуть солонее, да запах дикого зверя раздирает ноздри приторной вонью мокрой шкуры.

Никогда не любил собак. Они делают из человека мазохиста, заставляя выгуливать себя в шесть утра, маскируясь под прирученных и исполняющих команды.

Кошки намного честнее — они сразу ни во что не ставят человека, давая понять, что хоть ты сто раз разумный, а мышей ловить не умеешь, в темноте не видишь и спать, свернувшись в клубочек, на самом теплом и уютном месте — тебе не дано.

— Ух ты, какую суку завалил! — Хриплый мужской голос с нотками восхищения и странными обертонами, напоминающими голос самого лучшего в мире Шерлока Холмса, вырвал меня из пучины задумчивости. — Храбро. Смело. Впечатляюще. Но, как всегда, глупо.

Волчья масса скатилась с меня, давая легким вожделенный доступ к свежему воздуху, глазам — к бескрайнему небу, затянутому облаками, а сознанию, к тому факту, что говоривший мало напоминает Тохтара.

Высокий, обряженный в странный, лохматый камуфляж, в серой полумаске и темными очками-консервами на резинке, сейчас сдвинутыми высоко на лоб.

И, если из-за правого плеча торчал удивительной формы пластиковый приклад, то вот из-за левого — рукоять длинного меча, назвать который катаной, так и тянулся язык, а здравый смысл отрицательно качал моей головой и цокал языком, крутя у виска всеми указательными пальцами сразу.

— Оп-п-п-па… А это не наш… — Мужчина наклонился ко мне ниже и в его карих глазах заиграли озорные искорки. — Да еще и живой!