— Спасибо, что выслушали меня, но не говорите никому ни слова. А сейчас мне надо вернуться к гостям, чтобы получить очередную порцию насмешек. Вам принести что-нибудь выпить?
— Нет, спасибо. Докурю, еще немного полюбуюсь луной и поеду.
— Мы ведь здесь оба чужие, правда? — тихо спросила Шарлотта.
— Может быть. Я всегда чувствую себя не в своей тарелке в городе. Тебе тоже, кажется, больше по душе деревня, как и твоей матери. Там жизнь проще.
— Верно, меня всегда влечет за город. Думаете, папа будет против моего отъезда?
— Возможно, но тебе уже двадцать три, и пора строить собственную жизнь. Не боишься, что за нее придется бороться, а?
— Нет. Просто мне не хочется огорчать его — ему и так непросто… Что ж, мне пора.
— Я вас догоню, — пообещал доктор, но не встал с кресла. Он думал, что зря приехал к Лейбурнам. Он давно не видел Джона и, получив приглашение, решил, что старая дружба не ржавеет, но за весь вечер они не обменялись и десятком слов. Теперь доктор чувствовал себя, как старая лошадь, которую не берут на скачки, но и не пристреливают из жалости. Он от всей души желал юной Шарлотте свободы, видя, что жизнь в новой семье отца разрушает ее. Хорошая девочка. Похожа на мать. Нестон еще немного посидел на веранде, вспоминая прежнюю дружбу, но он был уже достаточно стар, чтобы отнестись к проблеме философски. Выбив пепел, он встал и, никем не замеченный, тихо покинул вечеринку.
Глава 2
Шарлотте всегда нравилось путешествовать по железной дороге, и сейчас она с удовольствием смотрела в окно поезда, уносившего ее на запад, по-детски любуясь июльскими деревенскими пейзажами: равнины и холмы, зеленеющие поля и стада коров, ищущих прохлады в тени деревьев, цветущие сады, прохладные леса — чарующая красота английской деревни, которую так любила девушка.
В ее купе был только один пассажир — загорелый мужчина, не отрывавший глаз от газет с самого их отъезда из Паддингтона. Шарлотта внимательно рассмотрела его, чтобы решить, съесть ей сандвичи сейчас или подождать. Она дала ему лет тридцать пять-сорок. Темные волосы, сросшиеся брови, угрюмый рот, квадратное неприветливое лицо. Шарлотта решила, что он ученый, например, ядерный физик. Властный человек, — подумалось ей; их она научилась распознавать в доме отца.
Хорошее настроение, казалось, возбуждало аппетит; она решила поесть, тем более, что наступил полдень, и достала бутерброды. Она старалась разворачивать их потише, но бумага хрустнула, и сосед поднял глаза, в которых читалось явное неодобрение по отношению к сандвичу с яйцом, застывшему у нее в руке на полпути ко рту. Есть такой бутерброд изящно все равно невозможно — крошки сыплются на одежду, а хлеб приходится придерживать двумя руками, — подумала Шарлотта. Тут как раз кусочек яйца скатился по ее подолу и упал на пол у самого отполированного ботинка незнакомца. Тот продолжал преувеличенно внимательно изучать газету, а Шарлотта, как можно тише, свернула бумагу и достала яблоко и пакетик вишен. Ей показалось, что сосед еще больше помрачнел, видимо, он ненавидел жующих спутников.
Она решила, что нет ничего дурного в том, если выкинуть косточки за окно, и услужливое воображение уже рисовало ей вишневый сад вдоль путей — деревца должны были вырасти из косточек, которые она бросит. Она осторожно опустила тяжелую раму на несколько дюймов, но не смогла ее удержать, и дикий ветер ворвался в окно. Она даже удивилась его силе и напору — это в спокойный-то тихий день! Газеты соседа разлетелись по всему купе, как и вишневые косточки. Шарлотта с трудом закрыла окно и извинилась:
— Мне очень жаль. Я не ожидала, что будет такой ветер.
— Мы едем со скоростью шестьдесят миль в час, — сухо напомнил сосед. Шарлотта бросилась собирать его бумаги, а когда, наконец, достала из-под сиденья последний листок и протянула ему, их глаза встретились. У соседа они оказались темно-серыми и поблескивающими. Что это был за блеск? Гнев или смех? Тут ее раздумья прервал проводник, сообщивший, что завтрак подан, и сосед направился к двери, бросив ей на прощанье не очень вежливое:
— Оставляю вас наедине с мусором.
Шарлотта здорово расстроилась, хотя успокоила себя тем, что все получилось случайно. Она собрала яичные крошки и косточки и, забыв о неприятном спутнике, достала из сумочки письмо, которое позвало ее в дорогу.
«Дорогая мисс Лейбурн, — перечитывала она. — Благодарю вас за то, что вы откликнулись на мое объявление в «Таймс». Я с интересом прочитала ваше письмо, хотя мне показалось, что вы слишком молоды для работы, которую я хочу предложить. Впрочем, не стану углубляться в детали, лучше приезжайте и сами увидите, подходит ли вам служба, а я узнаю, подойдете ли вы мне.
Я готова принять вас на одну ночь и, естественно, оплатить дорожные расходы. Дайте знать, устроит ли вас встреча на будущей неделе. Удобнее всего одиннадцатичасовой поезд из Паддингтона, я пришлю на станцию машину.
Искренне ваша, Эдвина Ставертон.»
Почерк был неуверенным. Адрес — Херонсбридж, Фелкомб. Что это за работа? Письмо не давало ответа, но Шарлотта почему-то почувствовала прилив оптимизма. Ей сейчас было достаточно, что служба сулила деревенскую жизнь и уводила ее от городской суеты и презрительных насмешек мачехи. Она надеялась, что покинув отца, излечится от многолетней боли — все эти годы они были так близко, но так далеко друг от друга.
Мысли о будущем и прошлом прервало возвращение угрюмого соседа. Шарлотта надеялась, что завтрак поднимет его настроение, но он, пока собирал чемодан и бумаги, был также молчалив и сосредоточен, а через несколько секунд покинул купе. До следующей остановки оставалось еще полтора часа, и Шарлотту задело его демонстративное бегство, хотя она и не возражала получить купе в свое полное распоряжение. Девушка не смогла удержаться от того, чтобы выйти в коридор посмотреть, кого он ей предпочел, и выяснила, что он устроился в соседнем купе и по-прежнему читает, а его новый спутник — пожилой джентльмен — спит в углу. Она вздохнула, представив, что сказала бы мачеха о «бедной Тотти», и вернулась к себе, вспоминая счастливые дни, когда была жива мама. Между тем, поезд уже подъезжал к Рэйборну. Шарлотта быстро собрала вещи и выскочила на перрон как раз в ту минуту, когда ее бывший сосед свернул за здание вокзала, где его ждал большой серый автомобиль. Не успел он отъехать, как появилась маленькая черная машина, из которой высунулся человечек, приветствовавший Шарлотту словами:
— Это вы будете мисс Лейбурн?
— Да. А вы должны отвезти меня в Херонсбридж?
— Верно, дорогуша. Садитесь-ка. Я только переговорю с Джимом, и мы отправимся. — Поболтав с носильщиком, шофер вернулся. В одной руке он нес сверток, который бросил на переднее сиденье, а в другой — старую сумку, которую он и вручил Шарлотте со словами: — Присмотрите за ней, дорогуша. Котенок такой резвый… Это для мисс Ставертон. Мыши у ней завелись, так-то вот.
Поставив шевелящуюся сумку на колени, Шарлотта с интересом уставилась в окно. Дорога шла через реку, между полями и садами, окружавшими фермы; справа за окном виднелись леса, а слева — до горизонта простирались болота. Примерно через полчаса они добрались до поселка с маленькой церквушкой, гостиницей и магазинчиком. Это и была деревушка Фелкомб, а еще примерно через милю машины выехала на частную дорогу, как было указано на вывеске, прикрепленной к раскидистому дубу. За деревьями виднелся красный кирпичный дом, а за ним раскинулись поля пшеницы и овса.
— Это и есть Херонсбридж? — поинтересовалась Шарлотта.
— Нет, дорогуша. Это Бридж-хаус. Старый мистер Ставертон построил его для управляющего, но теперь тут живет семья молодого мистера Ральфа. Вы увидите Херонсбридж, как только мы въедем на холм. Старый дом. Говорят, еще при Тюдорах построен. Ставертоны живут тут больше двух веков. Правда, сейчас дела обстоят не так хорошо, как прежде. Так-то вот. История. Жалко, что старые дома не могут говорить, — вот о чем я частенько думаю.