Затем он очнулся на полу пилотской кабины. Над ним хлопотал Бортрадист, самый молодой член экипажа. Почему-то всхлипывая, он беспрестанно повторял: «Ну скажи же что-нибудь… Хоть выругайся… Ну скажи что-нибудь!..» А когда штурман застонал и произнёс: «Ноги…», Бортрадист поцеловал его прямо в губы и стал укрывать ковром с металлического пола пилотской кабины.

И сюда, в передний отсек, его тоже перетащил Бортрадист. Сейчас Штурман представил себе, как Бортрадист вытаскивал его из разрушенного носа самолёта. Хорошо, что их обоих не высосало воздухом наружу…

Думалось об этом без страха. Просто ни у кого не хватило времени испугаться по-настоящему. Как в бою. В какой-то момент все они разом очутились в новых, сложных условиях. Стали осматриваться, соображать, а это уже родственно привыканию.

Павел наблюдал за обстановкой, не переставая держать в поле зрения передний самолёт. Пока всё шло благополучно. Плохо только, что его управление разрушено — он невольно остался без дела. Худшего в этих условиях не придумать!

Он помнил рекомендацию Командира подразделения, почти приказ: не думать сейчас о причине аварии.

«Это — потом!..»

Дельный совет. Но в нас всегда живут два человека. Один занят чем-либо и старается не отвлекаться, а другой — думает. Иногда — помогая первому, порой — мешая, но, как правило, не желая подчиняться.

Тщательно припоминая свои действия на взлёте с самого начала до рокового столкновения (теперь он не допускал иного варианта), Павел не нашёл ни одной ошибки.

Но она должна была существовать!

«Где же я ошибся? Где?! — мучительно припоминал пилот, в который уж раз перепроверяя всё, почти по секундам.

— Ты боишься сейчас, — произнёс его внутренний голос, — боишься, что всё же допустил ускользнувшую от тебя ошибку на взлёте, а затем, против своей воли, не сумел исправить. Так или нет? Честно!

— Да.

— Но я тебе помогу: ты не допустил ошибок на взлете. По крайней мере, в этом ты не виновен.

— А вспышка света при выключении фар? Отчего она?..»

На подходе к Краснограду небо вновь стало чёрным, и звезды исчезли. Просвет между верхней и нижней облачностью сузился до полукилометра. Но, к счастью, воздух оставался прозрачным, и передний самолёт был отчетливо виден.

Вдруг слева что-то дрогнуло за бортом. Чуть-чуть. Но слух, привыкший к мощному, ровному гудению моторов, мгновенно уловил посторонний звук. Такой, какого не должно быть в данный момент.

Да, конечно, левый крайний двигатель то ли чихнул, то ли кашлянул и сбавил обороты… Как противно дрожат колени. В горле пересохло.

Бортмеханик глянул на приборы, метнулся к окну и осветил переносной фарой двигатель.

Павел услышал позади себя его ласковый голос:

— Ну-ну, дружок. Ты же хороший парень! Пошутил — и хватит (это он разговаривал с левым крайним мотором).

У двигателя чуткий и легкоранимый характер. Как у ребёнка. Если в полёте какой-то мотор вздумал барахлить, упаси вас бог ругнуть его или проявить нервозность.

Только лаской, убеждением, верой в него вы сможете вернуть ему хорошее самочувствие и искреннее желание работать до заруливания на стоянку. Вот почему Павел не удивился, услышав за спиной бормотание Бортмеханика, а мысленно даже присоединился к нему.

— Работай, работай, парень, — уговаривал Бортмеханик, — Ты нас должен выручить, дружок! Видишь, в какое положение мы все попали? Видишь?.. Осталось-то совсем немного… Верно, и тебе нелегко… Но мы же не одни с тобой! Понимать надо… Пошутил — и хватит… Вот так… Давай, давай… Ох и молодец! Ой и умник! Так бы и давно… Спасибо!

И левый крайний двигатель опять прилежно заработал.

В зале разборов обычно бывает людно и весело. Тут и прилетевшие из рейса, и свободные от полётов, и даже… выходные. Пилоты не умеют отдыхать дома.

Но сегодня всем не до шуток.

То все тягостно молчат, то вдруг вспыхивает всеобщий спор, и каждый стремится начертить мелом на чёрной доске свою версию взлёта «грузовика».

— Тихо! — кричит кто-то из штурманов. — Возьму свежую красноградскую погоду…

В зале снова стихло, многие на цыпочках подошли к штурману у чёрного телефона.

— Так… так… Что! Облачность десять баллов?! Двести метров? Недавно же было ясно… Чёрт возьми! И надолго? Прочно… А верхняя кромка? М-да… Тысяча двести…

Начальник Северо-Кавказского управления Аэрофлота отменил сегодня свои приемные депутатские часы. В его кабинете — заместители по лётной и диспетчерской службам. Начальник связи настроил радиоприёмник на нужную частоту, и всё, что говорили в воздухе в районе Краснограда, было слышно в этой большой комнате.

Флаг-штурман ещё раз проверил расчёты времени прибытия «грузовика» на точку.

Инженер-синоптик развернул на столе карту погоды и коротко доложил об ухудшении условий.

— Всё закрыто! Всё… — вздохнул начальник управления. — Ну и погодка…

Заместитель начальника управления по лётной части прошёлся по ковровой дорожке и остановился у окна.

— Есть один вариант, — негромко сказал он. — Зайти на посадку можно следующим образом…

Он неторопливо изложил свой проект. Лицо Начальника управления посветлело.

— Да, пожалуй, — сдержанно согласился он. — Но как там?..

В динамике был слышен ровный голос Командира подразделения из самолёта АН-10 № 11203.Он уверенно давал указания Шувалову о предстоящем заходе на посадку; это и был вариант, только что предложенный Заместителем начальника управления по лётной службе!

— Телепатия, что ли? — развел руками Начальник управления.

— Опыт… — улыбнулся Флаг-штурман и включил яркий верхний свет.

…Известие об ухудшении погоды в Краснограде экипаж «грузовика» принял в полнейшем молчании. Бортмеханик и Бортрадист одновременно глянули на Командира корабля.

«Поменяться местами со Вторым пилотом? — размышлял Павел. — Не стоит: я сейчас больше нужен на этом сиденье».

— Будем заходить за ним, — объявил он экипажу и кивнул в сторону двести третьего.

— Ну как, Шувалов? — негромко опросил Командир подразделения по радио.

— Мы хотим просить вас лидировать до выхода на визуальный полёт, — ответил Павел.

— Блестяще! — воскликнул Командир подразделения. — Наши мысли совпали… Итак, решено?

— Так точно!

— Добро. Красноград, ответьте двести третьему.

— Отвечаю.

— Где РП?

— Поехал на старт.

— Очень хорошо. Мы тут посоветовались с «грузовиком». Будем заходить вдвоём. Парой…

Молчание в эфире.

— Вы поняли меня, Красноград?

— Да-да, понял. Следуйте по верхней кромке на дальнюю приводную. Будьте на приёме…

— А теперь, — Командир подразделения обращался к Шувалову, — решайте сами, где будете находиться.

— На своём месте, — ответил Павел. — Я буду смотреть за вами и командовать.

— Разумно, — согласился Командир подразделения. — Всё внимание на дистанцию, а потом — на высоту. Ясно?

— Понял вас.

— Не налезайте на меня и не отставайте.

— Хорошо.

— Вопросы есть?

— Нет, всё понятно. Минутку… — Чуть спустя Павел договорил: — Экипажу тоже всё ясно.

— Ну, с богом! — твёрдо сказал Командир подразделения. — Красноград, я, двести третий, на приёме…

— Двести третьему и «грузовику» заход по приборам в паре разрешаю, — ответил Диспетчер. — Сейчас пройдёте дальнюю. Работайте со стартом…

— Понял вас, — ответил Командир подразделения. В это же мгновение заголосил звонок, и стрелка радиокомпаса, описав полукруг, повернулась к полу кабины. — Красноград — старт, прохожу дальнюю, беру первый курс…

— У микрофона Руководитель полётов. Разрешаю. Передайте подробно ваш план захода. Не торопитесь, чтобы я успел записать…

Когда земля закрыта облаками, на посадку заходят по радио.