Поднявшись на балкон дома Ризка, я громко постучал в дверь. Никто не ответил. Я постучал сильнее. Через некоторое время выглянула Тафида: она прошла в дом черным ходом. Она сообщила мне, что в доме никого, кроме госпожи, нет. Ризк-бей сегодня ранним утром уехал с уполномоченным в Каир. Но госпожа, узнав о моем приходе, просит зайти выпить чашечку кофе. Я не знал, как поступить. Заходить в дом в отсутствие хозяина считается неприличным. Отказаться от приглашения тоже неудобно. Я стоял в нерешительности, а Тафида, глядя на меня все еще испуганными глазами, снова принялась умолять, чтобы я — во имя аллаха — не назвал ее имени, если разговор вдруг зайдет о вчерашнем происшествии. Лучше будет, если я вообще умолчу об этой истории… По крайней мере до тех пор, пока о ней не станет известно в деревне. Утаить ее все равно не удастся, даже если Салем пожелает этого. Рано или поздно Абдель-Азим или учитель Абдель-Максуд узнают о случившемся. К тому же у Салема не бывает от них секретов. Учителя он любит самозабвенно. Абдель-Максуд тоже в нем души не чает. Всегда говорит о нем с восхищением. Считает его очень способным. Ведь Салем был лучшим учеником на курсах по ликвидации неграмотности и окончил их в самый короткий срок. Тафида тоже хотела бы учиться. Она призналась мне в этом и просила, чтобы я убедил ее отца разрешить ей посещать курсы. Она чувствовала, что образование открывает людям новый и прекрасный мир. Ей никогда не забыть то ощущение радости и счастья, которое она испытала в школе, когда слоги в букваре впервые сложились в слова… Она сидела на одной парте с Салемом. Но отец вскоре забрал ее из школы. Так и не удалось ей заглянуть в тот таинственный мир, который открылся перед Салемом…

Словно из-под земли вдруг появился шейх Талба. Он прибежал, запыхавшись, не дочитав, наверное, суры, которую он начал монотонно бубнить еще при мне. Ему показалось подозрительным мое внезапное исчезновение из дома в тот самый момент, когда он собирался усладить мой слух чтением Корана.

— Ты что, дочь, с ума спятила, — набросился он на Тафиду, — заставляешь нашего высокопочтенного гостя заниматься ненужными делами? Отстань от него со своей чепухой!

— С чего ты взял, отец? Я вовсе не собираюсь его беспокоить. Он сам захотел навестить нашего бея, но господин Ризк вместе с уполномоченным уехали сегодня утром в Каир. Дома только ханум, и ей очень хочется поговорить с нашем гостем.

Шейх Талба, взяв меня под руку, повел через сад к балкону.

— Чего стоять на пороге? Куда лучше войти в дом! Милости прошу. Аллах всемогущий и всевидящий свидетель: здесь хозяева всегда рады гостям. Чувствуйте себя как дома!..

С балкона, утопающего в кустах жасмина, открывался вид на угодья Ризка. Перед домом был сад, и каких только фруктовых деревьев здесь не росло! Высокая каменная стена с острыми металлическими зубцами поверху надежно охраняла груши и манго, персики и абрикосы. Сразу за стеной начиналась цитрусовая плантация Ризка.

Из кустов жасмина вылетела пчела и, покружив, села прямо на голову шейха. Появилась и вторая, намереваясь сделать то же самое.

Шейх Талба отчаянно замахал руками, отгоняя пчел.

— Тафида! — закричал он. — Позови садовника. Пусть немедленно соберет пчел. Вот бездельник! Куда он только смотрит?! Стоило бею уехать, как он всех пчел выпустил!

В саду, примыкавшем к дому, была пасека. Чуть поодаль находился хлев для домашнего скота и небольшой дворик для птицы, за которой ухаживала сама хозяйка.

— У Ризка-бея и пчелы есть? — поинтересовался я у шейха.

— На все воля аллаха! Почему бы ему не иметь пчел? Наш бей весьма достойный человек, и аллах к нему милостив. Пасека у него вон там, за деревьями, а за садом — выгон для телят. А это, вдоль стены, виноград посажен. Прямо как в райских кущах! Ты посмотри, какие пальмы!

«Да, здесь и впрямь как в раю, — подумал я. — Только вряд ли в раю к пальмам привязывают людей и бьют кнутами. А в хозяйственной хватке Ризку нельзя отказать, что и говорить. Да, деньги делать он умеет!»

— Ты прав, шейх Талба! Аллах не обидел Ризк-бея. Все-то у него есть: и мед, и молоко, и яйца, и мясо, и фруктов в избытке — даже другим дает и денежки за это получает. Кажется, чего человеку не хватает? Зачем еще на чужое зариться? Ты не можешь, шейх Талба, ответить мне, откуда у него такая жадность? Неужели ему мало своей земли? Почему он отбирает у крестьян то, что ему не принадлежит? Или у него нет денег, чтобы заплатить за пользование кооперативными машинами для обработки земли, вот он и отбирает последние гроши у бедного крестьянина за аренду машин, которыми тот никогда не пользовался?

— Что ты несешь? Аллах тебя разума лишил, что ли? Разве тебе Ризк сделал что-нибудь плохое? Или он тебе кровный враг? Не иначе как слуги дьявола да всякие безбожники вбили тебе в голову такие дурные мысли и вложили в уста твои неразумные речи. Неужели Ризк заслужил подобные нападки? Нет и нет, тысячу раз нет — аллах тому свидетель! Я готов поклясться!.. Земля, которую он, как ты говоришь, отобрал у бедняков, испокон веков принадлежала его семье. Уж поверь, я-то знаю. Ею владели и дед его, и отец. Потом случилось так, что старый бей, отец Ризка, вынужден был продать ее эмиру. Теперь же эта земля по праву принадлежит тому, кто ее обрабатывает. А кто ее обрабатывает? Разве не Ризк? Конечно, ему помогают те, кто считаются совладельцами. Но сами-то они сумели бы обработать эту землю? Ты спроси их! У них нет ни знаний, ни средств. Да и работать они не умеют. И Ризк их учит вести хозяйство. Они дают ему свои руки, а он им — свой опыт. За это они должны быть ему только благодарны. Ну, а разговоры о кооперативных машинах, которыми он пользуется и якобы бесплатно — пустая болтовня. Все это выеденного яйца не стоит. Да что тут говорить! Не только земля — вся деревня со всеми ее жителями с давних времен принадлежала семье Ризка. И все работали на него бесплатно и не роптали. Да еще как работали! С утра до поздней ночи. Теперь разве так работают? Да что зря говорить! Во всяком случае, в обморок никто не падает. Я лично таких случаев не знаю. Вместо того чтобы языком трепать, людям следовало бы благодарить аллаха и его пророка. Ну скажи, что плохого в том, что Ризк получает со своих семнадцати федданов больше дохода, чем некоторые со ста? Этому только радоваться надо. Значит, аллах к нему милостив. Всевышний только достойных награждает своими щедротами. Кто хорошо трудится — тот хорошо и зарабатывает. Разве не так?

Появилась Тафида с подносом в руках. Она поставила перед нами позолоченные чашечки с изображением амуров. Произведения искусства тончайшей работы — музейные вещи.

— Нравится? — с улыбкой спросил шейх Талба, перехватив мой восхищенный взгляд. — Бей купил на аукционе, когда распродавалось имущество эмира. А как ты думаешь, откуда их взял эмир? Купил? А за какие деньги? За те, которые получил с земли, приобретенной за бесценок у отца Ризка. Теперь эти чашечки вместе с землей вернулись к их законному владельцу. Самим аллахом и его пророком предписано, что человек имеет право наследовать землю, которая принадлежала его предкам. Долго она переходила из рук в руки, а теперь ее с полным правом снова обрел Ризк-бей…

В это время вошла жена Ризка. Она поздоровалась по всем правилам этикета — церемонно и с достоинством — и села напротив меня, подчеркивая тем самым свое особое расположение к гостю. Заметив, что я сижу, как и шейх Талба, на простом стуле, жена Ризка попросила меня пересесть.

— Прошу вас, устраивайтесь поудобнее, — сказала она, указывая мне на помпезное и огромное, как королевский трон, кресло. — Усаживайтесь сюда, это кресло Ризк-бея. Редкая, можно сказать антикварная, вещь. Знаете, сколько лет этому креслу? По меньшей мере лет двести.

— Я слышал, это кресло французское, — поспешил вставить шейх Талба. — Забыл только, как этот стиль называется. Приобрели его тоже на аукционе во дворце эмира. Но еще раньше оно принадлежало старому бею, отцу Ризка. Он привез его из-за границы.