Когда Шимон уселся за стол, Войтех недовольно покачал головой:

- Опять, как осел, бубенчиками увесился! Шимон обиделся:

- Почему "как осел"? Так одеваются в Баварии, во Франции и в Брабанте.

- Приятно слышать, что и в других землях ослы встречаются, не только у нас в Чехии, - насмешливо заметил Ратибор.

Разговор, естественно, зашел о последних событиях в университете. Штепан и Мартин наперебой рассказывали о победе сторонников Гуса. Шимон, молча слушавший все это, вдруг взорвался:

- Все еретики-виклефисты ненавидят власть святейшего отца и стараются сделать и университет виклефистским, а ваш Ян Гус есть первый архиеретик! Недаром пан архиепископ предал его церковному проклятию. И это еще не всё...

- Подавись своим проклятием! - крикнул в ярости Ратибор.

- Тише вы, тише! - пыталась успокоить разгоревшиеся страсти Текла.

Спор, наверно, перешел бы в нечто более серьезное, если бы стук в дверь не отвлек общего внимания.

- Гавлик, посмотри, кто стучит, - сказал Войтех.

Гавлик вышел и тотчас вернулся:

- Там вас, пан Шимон, какой-то не то монах, не то попик спрашивает.

Шимон поднялся и, сопровождаемый неодобрительными взглядами отца и брата, вышел на крыльцо.

Белокурый юноша в платье клирика[20] вручил Шимону записку на немецком языке. Воспитатель, наставник и духовник Шимона священник Ян Протива писал ему:

"Сын мой! Будь сегодня у меня на Поржичах в первом часу после захода солнца. Прими мое отеческое благословение. Я.П.".

Такие вызовы для Шимона, видимо, были нередки, потому что, не задавая никаких вопросов, он коротко ответил:

- Передай отцу Яну, что я буду.

Когда Шимон вошел в Поржичи, весенние сумерки начали сгущаться и переходить в мягкую вечернюю темноту. Силуэты домов погружались в тень. Глаз едва мог уловить смутные очертания стен, хотя на фоне еще не совсем потемневшего неба вырисовывались крыши и остроконечные вершины башенок. Шимон шел уверенно, как человек, которому здесь приходилось бывать не один раз.

Подойдя к ограде церкви св. Климента, Шимон с усилием открыл чугунную решетчатую калитку и направился через церковный двор к одноэтажному домику, стоявшему позади церкви в небольшом фруктовом саду.

На стук Шимона дверь открыл юноша в подряснике, со свечой в руке. Он сразу же узнал Шимона по голосу и пропустил его в дом. Пройдя сени, Шимон оказался в небольшой комнате, стены и пол которой были убраны коврами. Вдоль стен стояли длинные скамьи, покрытые темным сукном, в углу висело большое черное распятие. Воздух комнаты был пропитан пряными восточными благовониями.

Клирик поставил на круглый стол подсвечник и спросил Шимона по-немецки:

- Вас отец Иоганн вызвал или у вас к нему свое дело?

Неровный свет свечи освещал круглое выхоленное, розовое лицо с нежной кожей, пухлыми губами и с ямочками на щеках. Зеленые глаза клирика выражали одновременно хитрость и наглость.

- А тебе, Генрих, не все ли равно?

Клирик усмехнулся краем рта:

- Отец Иоганн Протива сейчас занят важной беседой с господином магистром из капитула...

Шимон бесцеремонно перебил его:

- Отец Иоганн Протива велел мне прийти. Доложи ему.

Клирик недовольно передернул узкими плечами, и его маленькая фигурка скрылась в дверях.

В доме стояла гнетущая тишина - ковры поглощали все звуки, и даже двери раскрывались совершенно бесшумно. Шимон недолго оставался один в этой тишине, нарушаемой только потрескиванием свечи. Генрих вновь бесшумно появился в комнате и мягким, округленным жестом пригласил его следовать за собой. Они прошли еще две комнаты, слабо освещенные одинокими свечами в высоких серебряных подсвечниках, и подошли к двери, задрапированной темным сукном с серебряной вышивкой.

Клирик постучал и высоким голосом произнес нараспев по-латыни:

- Во имя отца и сына и святого духа...

- Аминь! - глухо донеслось из-за закрытой двери.

Клирик открыл дверь и пропустил Шимона в большой, почти квадратный кабинет. У противоположной стены между двумя высокими стрельчатыми окнами с разноцветными стеклами стоял большой стол. Два трехсвечника, стоявшие на столе, освещали небольшое серебряное распятие, выделявшееся на черном фоне сукна, покрывавшего стол. Все стены кабинета были заняты книжными полками. У стола стояли два больших глубоких кресла.

В одном из кресел сидел невысокий сухой старичок в темной рясе. На Шимона пристально глядела пара небольших серых глаз, холодных и суровых. Лицо священника было гладко выбрито и покрыто сеткой мелких морщин.

Справа от старика сидел другой монах, в серой рясе францисканца. Это был высокий, тонкий, еще далеко не старый человек.

Шимон скромно поклонился и подошел под благословение старика. Священник помоложе почтительно обратился к старику:

- Вот, достопочтенный отец, тот самый юноша Шимон, о котором я вам говорил.

Старик вскинул глаза на Шимона:

- Он выглядит молодо, но видно - мальчик хитер, как лисица, и тщеславен, как павлин. Пожалуй, нам он пригодится.

Старик говорил тихим, шелестящим голосом. Разговор шел по-латыни, и Шимон не понимал ни слова.

Выдержав паузу, старый священник еще раз пристально взглянул на Шимона и обратился к нему по-немецки:

- Почтенный брат Иоганн рекомендовал мне тебя, сын мой, как преданного католика, мечтающего верно служить нашей матери - святой католической церкви.

Шимон почтительно склонил голову.

- Твои родители и брат, кажется, не разделяют твоей преданности святому престолу?

- Да, достопочтенный отец, они враждуют со мной и следуют за магистром Яном Гусом.

- За этим исчадием дьявола, слугой антихриста, за этим проклятым святой церковью еретиком? Кто еще с ними в единомыслии?

- Мой двоюродный брат Штепан - студент факультета свободных искусств, и еще много всяких ремесленников... и других...

- Рано или поздно железная рука святейшей инквизиции их покарает. Но сейчас не время. Сейчас мы, сын мой, от тебя ожидаем другой услуги.

- Я слушаю вас, достопочтенный отец.

- Ты, кажется, имеешь большие знакомства среди пражских мастеров?

- Да, отец, мне приходилось бывать частенько в их компании в доме пана Зуммера.

- Купца Зуммера? Так, так...

- Но, смею сказать, достопочтенный отец, те мастера - верные католики и почти все немцы.

- Тем лучше. Это нам и надо. Теперь слушай хорошенько и запомни, чего мы ждем от тебя. Нам надо, чтобы ты в течение трех - четырех дней бывал в компании мастеров - как чехов, так и немцев, которые в своих доходах зависят от университета и выполняют его заказы. Тебе понятно, о чем я говорю?

- Не совсем, достопочтенный отец.

- Мы имеем в виду писцов, корректоров, продавцов пергамента, аптекарей, переплетчиков, книгопродавцев, старателей написанного... ну конечно, и других купцов, что сбывают свой товар университету. Теперь понятно?

- Понимаю, достопочтенный отец.

- Хорошо. Ты, вероятно, слыхал, что немцы - магистры, бакалавры и студенты - твердо решили не принимать королевского декрета о новом порядке в университете. Надо, чтобы ты в беседах с мастерами и купцами растолковал им, что если немцы уйдут из Праги, то они, то есть мастера и купцы, не будут иметь заказчиков,

Вот ты и растолкуй им, какой они понесут убыток, если немцы из университета покинут Прагу. Надо, чтобы чехи-ремесленники возмутились этим декретом, дающим победу в университете проклятым еретикам. Надо разъяснять, что декрет ведет их к разорению, а университет - к гибели.

- Но, достопочтенный отец, осмелюсь сказать, я слишком молод годами, чтобы мастера, люди зрелого возраста, позволили мне их в чем-нибудь убеждать.

- То, что ты молод, - это как раз и лучше. Ты их ни в чем не убеждай - одному-другому внуши эти мысли, а они уже сами начнут друг друга убеждать. А ты будешь вне подозрений. Кто ж заподозрит зеленого юношу в подстрекательстве солидных мужей!